Результаты поиска по запросу «

поиск дубликатов

»

Запрос:
Создатель поста:
Теги (через запятую):



Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Дубликат(БЛ) Monica_Shy не продается Сплошной деанон 

Дубликат, часть 1

Леонид ЯС;,Фанфики(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Дубликат(БЛ),Monica_Shy,не продается,Сплошной деанон


Дубликат
часть I: Исход
По мотивам визуальной новеллы «Бесконечное лето»
«Академиздат»
Издательство «Академиздат. Новосибирск 2017,Фанфики(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Дубликат(БЛ),Monica_Shy,не


\
е Леонид Жилеев, автор, 2017 @ Анастасия Власова, рисунки, 2017 в Издательство Академиздат, верстка, 2017



I
г“-
о*”
¡К**5- й
“ йтоР° л, '"!(	, даНН-
ЕшИ. »ере**?,»***
С°3у^СКОЙ
Пе?ГЛо«с^- >* М<?
Второй муЖС К.о
г*

■V,Фанфики(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные


Леонид Жилеев
Дубликат
Часть I: Исход
По мотивам визуальной новеллы «Бесконечное лето»
Издается в авторской редакции Редактор: shers
В оформлении обложки использованы элементы заставки визуальной новеллы «Бесконечное лето», автор ArsenIXC
Дизайн, верстка: Мельников К.Л
Отпечатано:


Как оказалось, ничего сложного.

Файлы ПДФ для скачки (Обложка и верстка).

https://drive.google.com/file/d/0B7TQRhCr1Hy-R3lESTMwTE9RS2s/view?usp=sharing
https://drive.google.com/file/d/0B7TQRhCr1Hy-bEhrUmJHVDdldHc/view?usp=sharing

Развернуть

Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы Ульяна(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) вообще-то не совсем Семен и Ульяна но все же они Фанфики(БЛ) 

Дубликат, приквел.

Вот такой сложился приквел. Совершенно внезапно. Но, наверное, если не прочитать сам Дубликат, а особенно пятую и вторую части, то ничего не будет понятно.
Вторая часть Дубликата: https://ficbook.net/readfic/4225614
Пятая часть: https://ficbook.net/readfic/4998274

От канона я отошел уже черт знает куда.

***
Вся эта история началась за двадцать лет до известных событий.

Сёмка, Сёмка, Сёмочка...

Глава 1

Аверс

— Привет. Ты Семён? Я — Ульяна.
Чёрт! Какая красивая девушка. Нельзя! Фу, Семеныч! Не думать! Не подпускать и не приближаться!
Добралась все-таки. Ну да, эта доберется, сразу видно. Сейчас бы обматерить и послать обратно, посмотрев предварительно, как жизнерадостная улыбка сменяется гримаской незаслуженной обиды, но нельзя — обещал шефу быть корректным. Я не человек — я не лгу и обещания выполняю. Да и не умею я материть и посылать, в этом тоже моё отличие. Так и не смог научиться. Может сбежать еще дальше? Но дальше — некуда. Дальше только внешний периметр и автоматический синтезаторный узел, куда меня, живого, здешнее мироздание просто не пропустит.
— Ты что, глухой?
И зачем она здесь? Нет, я понимаю что у студентки практика, она всем мешается, вот ее и отправили на «дальние выселки». Но шеф то знает, как я людей «люблю». Решил меня милой мордочкой перевоспитать? Так не поможет, да и какой в этом прок? Сколько там еще Семену Семеновичу жить? Вот то-то. А в конце фазы сам же и выжжет мне мозги. Научной ценности я не представляю, так — экземпляр.
— Эй, ты слышишь меня?
— Здравствуй.
— Ну ты и тормоз! И ты моим руководителем практики будешь!?
Слава богу, нет. Никто не назначит руководителем практики копию человека. Пусть даже и долгоживущую.
— У тебя записано в задании, кто твой руководитель. Вот и занимайся, согласно заданию.
Кажется я достаточно корректен, даже голос не повысил.
— Но… Дурак!
Ну вот, взял и обидел девочку. Отошла, кинула тяжелую сумку на крыльцо бани, достала какие-то бумаги. Полистала их. Смотрит в мою сторону, а у самой, кажется, губы дрожат.
Не хочу я тебя обижать, прости. Но иначе никак.
— Слушай, если не хочешь со мной разговаривать — дело твоё. Но помочь ты мне должен. Я же не просто так сюда прикатила и ты здесь не просто так.
Я хочу тебе помочь. Но жизнь сложилась так, что мы с тобой по разные стороны забора.
Вот как? Я кому-то что-то должен? Я здесь не просто так? Я не просил, чтобы меня в это втягивали, я… Но нет — просил. Шеф, хоть и человек, но заслуживает уважения. Он — единственный, кто не отмахнулся от меня и захотел помочь. Но рыжей Ульяне этого знать не обязательно. Кстати, если она здесь и про меня знает, значит сам шеф ее и прислал. Значит сам шеф и есть ее руководитель практики. Однако дедукция. Понимаю, что ему некогда, но я то тут причем? Или отослал подальше, чтобы она того, чего не нужно не увидела? Моё существование, оно, в общем-то, всего-лишь под грифом ДСП проходит, в отличие от тех же миксов. А я — легально существующая в активном режиме копия. «Контрольный экземпляр НБО — нейтринно-белкового организма». «Нейтринно-белкового», — какой дурак такое название придумал? Но очень высокому начальству понравилось.
Всё, девочка на меня обиделась окончательно. Сидит на крыльце и что-то пишет в тетради. Дневник что-ли ведет? «Здравствуй, дорогой дневник. Сегодня я познакомилась с тормозом, придурком и грубияном в одном лице...»
— Где у тебя оборудование?
— Там. — Машу рукой в направлении сарая.
Встала, пошла к сараю, заглянула внутрь. Решила таки заняться практикой? Интересно, как она потащит, хоть тот же рефрактометр? Никак не потащила. Сердито посмотрела на меня и опять уселась на крыльцо бани, опять что-то пишет.
А вот я сейчас глупость допустил. Из-за которой мне сегодня не придется обедать. Черт, ну не смогу я есть при ней, а ее не пригласить — воспитание, которого не было, не позволяет. А кормить ее не хочу. Совместная трапеза, она сближает, а я не хочу с ней сближаться. О, мотовоз загудел, сейчас это рыжее чудо уедет и больше не вернется, я пообедаю, а после обеда вытащу, кстати, рефрактометр и займусь измерениями.
А ведь красивая девушка. И характер веселый — видно было, пока я не стал ее доводить. И мозги на месте — бабуля тупых не терпит. А я… стыдно, конечно стыдно. Но ведь это ее сородичи выжигали нам мозги выключателями. Чем она лучше? Кто-то из девочек даже успел понять, что происходит. А я вот тогда не понял. Но этот крик: «Сёма, прощай!» — я не забуду — всё, что осталось в моей голове с прошлой активной фазы. И себе не прощу, что так и не смог решиться и отомстить.
Ладно, хватит врать самому себе: две трети этой своей жизни я уже прожил. Так что еще двухнедельных циклов двадцать-тридцать, или примерно год по Ульяниному счету, и прощу, и забуду. Опять Ульяна. Нет, не хочу я с ней общаться. Ни по дружески не хочу, потому что очень боюсь влюбиться, ни так как сегодня, потому что, кажется, уже. Очень хочу, чтобы она больше не приезжала. Интересно, она от природы рыжая? Наверное да: веснушки и белая кожа.
«Привет. Ты Семен? Я — Ульяна». Нет, так я никогда не усну. Спать, Семеныч, и выкинь эту рыжую Ульяну из головы.
Утро. Как всегда меня будут гудок приближающегося поезда. День, от явления Рыжей, второй. Встаю — хочешь не хочешь, а программу надо выполнять. Поезд останавливается, у меня опять гости?
А ведь я рад ее видеть. Только бы сохранить нейтральное выражение лица. Кидает, не здороваясь, мне на скамейку журнал, а сама разворачивается и идет к сараю с приборами. Черт, а я там их оставил вчера вечером не убранными. И рабочую тетрадь. Ладно, не бежать же наперегонки с Рыжей теперь.
Что там мне привезли? Ага, моя статья. За подписью Шефа, понятно, но тут уж ничего не поделаешь. Зовут нас, правда, одинаково, так что, можно сказать, что это моя подпись. А из журнала выпадает записка от Шефа. О! Меня ругают и от меня требуют. И еще обозвали земляным червяком, то есть охамевшим малолеткой. Ну да, с ее точки зрения она уже большая, ей уже ну… лет восемнадцать, а я младше на пару лет и просто выпендривающийся школьник. Перегнул я вчера палку. Нет, действительно, перегнул. Ну что же, придется терпеть компанию человека и вести себя равнодушно-корректно с Ульяной.
Она невозможно красивая, хочется смотреть на нее и не отводить глаз.
И я очень медленно подхожу к сараю, оставив журнал на крыльце — никуда он не денется. Извиняться не буду, черт с ней, я готов извиниться перед ней лично, но она еще и человек. А я не хочу здесь видеть людей. Все проходит, закончится у ней практика и она уедет. НБО Семен успокоится и вернет себе прежнее расположение духа, а через тридцать циклов вообще все забудет, и все вернется на круги своя.
А рыжая Ульяна стоит и внимательно читает мою рабочую тетрадь. Тут же рядом лежат ее дневник практики и задание. Я и так знаю, что там написано, поэтому молча навьючиваюсь приборами, забираю свою тетрадь у рыжей и иду в сторону Периметра выполнять программу.
Рутинные действия: измерения реальной и мнимой части вероятностного потенциала в разных точках вакуоли. Сравнение рассчитанной и измеренной кривизны местного пространства в каждой точке. Ну а когда практика у рыжей закончится и она уедет, я буду сидеть у себя в будке, обрабатывать результаты, и наносить изолинии на карту. Весной выйдет еще одна статья и всё. Только иногда коллеги будут спрашивать у шефа: «Семен Семенович, вы полевую работу совсем забросили? У вас были очень интересные результаты». А Семен Семенович будет врать что-нибудь, не скажет же он, что это совсем другой Семен Семенович таскал два года рефрактометр вдоль Периметра, а сейчас он стоит на линейке и поет «Взвейтесь кострами». А пока мы ходим по лесам и меряем. Рыжая Ульяна оптическими методами, я — гравиметрическими.
— Нет, воду потрогать не получится. Озеро уже за Периметром. Можешь камень кинуть, он долетит.
Кидаю камень, в подтверждение своих слов, и мы долго стоим и смотрим, как круги бегут по абсолютно гладкой поверхности озера, разместившегося на месте брошенного карьера.
Разговариваем коротко и только по делу. Но почему я вожу ее по красивейшим местам периметра?
Обедаем молча, каждый своими продуктами и сам по себе. Неожиданно и непонятно активизировалась живность: несколько раз вылавливал членистоногих из тарелки или находил их в своей постели. Иногда замечаю, как Ульяна порывается что-то сказать и тут же сама себя одергивает. И это правильно, потому что я не знаю: что и как я ей буду отвечать.
Вздрагивает сердце, когда я слышу гудок утреннего поезда.
Приехала.
Погоду что ли не глядела? Надо опустить глаза, сделать несколько вдохов, а потом уже сделать объявление.
— Сегодня не работаем. Будет дождь.
И еще сегодня предпоследний день цикла, хотя тебе этого знать не обязательно.
Вот, казалось бы, все сказал. Сиди в домике, жди дневного мотовоза и на нем укатывай. Но мотовоз уехал без нее, а где тогда это чудо? А, вон она, на дальнем краю поляны, малину дегустирует. Смотрю на небо — ох, небо плохое, черт, и уже накрапывает. Плащ в зубы и бегом спасать рыжую, Семеныч!
— Семен! Что ты…?
— Идиотка! Не задавай глупых вопросов. — Накрываю ее плащом и силой заставляю сесть.
Она действительно идиотка. Или ее никто не предупредил о здешних бурях.
— Всего-то мелкий дождик… Мама!
«Бабах!» Без всякого предупреждения, кажется — прямо под ноги, бьет молния.
— А ты думала — насиловать буду? — Бесполезно шучу я, а мне тут же затыкают рот дождевые струи и воздуха хватает только на то, чтобы не задохнуться.
Но, к счастью, Ульяна все равно не слышит этой претупейшей шутки. Я сам-то себя не слышу, потому что первая молния, это было только начало. «Всего-то мелкий дождик». Сами понимаете, я никогда не был в тропиках, но, наверное, именно так тропический ливень и выглядит. Над головой пролетают ветки толщиной с мою ногу, с неба падает «вода с прослойкой воздуха», молнии бьют во всех направлениях сразу. Что-то связанное с выравниванием потенциалов, как сказал один из аспирантов в мой позапрошлый визит в Шлюз, когда я пристал к нему в курилке. Да, тогда я еще приставал с вопросами к людям, тогда мне еще не попался на глаза тот злосчастный приказ о закрытии программы «Активация».
Мы сидим, завернувшись в мой плащ, который хоть и промок насквозь, но не дает струям воды литься за шиворот. Ульяна забыла все обиды и прижимается ко мне, ахая при каждом ударе молнии. Не от страха ахая, а от восхищения. Да еще и хохочет. Чёрт, и я ее понимаю! Я бы сейчас сам вскочил и захохотал, раскинув руки и подставив себя дождю и ветру, отбросив плащ. Удерживают меня две вещи: присутствие свидетеля и то, что ветер такой силы просто смахнет меня как пушинку. Так что мы сидим, вцепившись в землю и друг в друга, чтобы не взлететь, а я ограничиваюсь тем, что позволяю струям воды хлестать мне по лицу.
— Сейчас улетишь в Изумрудный город! — Опять бесполезно кричу — все равно не услышит.
Я бы сам улетел отсюда куда-нибудь, но дальше Периметра не улетишь, а потом, в начале цикла, просто очнешься перед воротами.
Сквозь струи воды я вижу медленно ползущее пятно света, это вечерний поезд, преодолевая стихию, упрямо ползет в Шлюз, прокатившись через все узлы Сети. Поезд там, а Ульянка здесь. И ночевать ей здесь, потому что без бани я ее не отпущу — иначе простынет, а в эту ночь, по всем признакам будет туман, тот самый. А ей в туман никак нельзя, так что пусть думает что хочет, но я ее не отпущу.
Дождь обрывается внезапно. Просто, вот он был, и вот его нет. Ульяна оборачивается ко мне, не отстраняясь, и я понимаю, что она меня только что простила. По улыбке понимаю, по горящим глазам, по словам, которые так и рвутся из нее. Нет сил удержаться и не улыбнуться в ответ.
— Это, это… Это прекрасно. Такая силища! И спасибо тебе, что прибежал за мной.
А сейчас начнет стремительно холодать. Выпавшая дождем вода испаряется и отбирает тепло от земли и воздуха, а поскольку объем вакуоли ограничен, постольку температура в ней падает очень быстро. Поэтому я командую: «Бегом, в домик!» — и мы наперегонки несемся ко мне в логово.
На крыльце, перед дверями Ульяна тормозит, как будто ей неловко, но я подталкиваю ее в спину и заставляю шагнуть внутрь. Чистые полотенце и футболку достаю из шкафа и кидаю на диван.
— Оботрись и переоденься в сухое. Я буду через полчаса. Если умеешь — растопи плиту.
А сам отправляюсь топить баню.
И что мне с Ульяной делать? Сидит напротив, вареную картошку за обе щеки наворачивает. Электричества после бури нет, так что мы сидим и ужинаем при свечах — романтика. Сейчас по идее мы должны друг другу о себе что-нибудь рассказывать. Просто так, для завязки более близких отношений.
— Нет, ты конечно грубиян, но я тебя простила, — Ульяна машет рукой, чтобы я не извинялся, — я за две недели поняла, что ты хороший человек. Не знаю, может у тебя зуб болит или еще чего. Я, когда болею, тоже злая становлюсь.
А я расскажу о себе, для отношений развязки. Я нарушу тем самым закон о государственной тайне, но я не уверен, что он на меня распространяется. Это все равно что бумагу, на которой шпионское донесение написано, обвинить в том же самом. Не хочу потом плеваться перед зеркалом, обвиняя себя в двуличии. И обманывать ее не хочу. Особенно ее.
— Я не хороший человек, и не плохой человек. Видишь ли, я сомневаюсь, что НБО можно считать человеком. Когда люди надолго задерживаются в вакуоли, у них появляются копии — их отражения на границе соприкосновения двух вселенных… Одно из них сейчас тебя кормит картошкой, которую само и вырастило.
Всей правды не говорю, но не лгу ни слова и основную картину обрисовываю, как есть. И про фазы моей жизни, и про тему «Активация», и про закрытие этой темы.
— … И лучше не бросайся к начальству в поисках правды. Ты только подставишь моего шефа — единственного человека, которого я уважаю. Ведь это он сказал, что считает, что я должен знать всё и дал мне много-много документов, о таких как я. И как ты думаешь, насколько я после этого люблю людей? Насколько хочу с вами общаться? Даже с тобой. Обидно только то, что ты мне нравишься.
Я и последнюю фразу вслух произнес, хотя и покраснел, но при свете свечи этого не видно. Ульяна молчит. Не думаю, что она сильно меня испугалась, но картину мира я ей подпортил основательно.
— Сём. А у меня практика закончилась. Завтра в двенадцать автобус.
Все верно: цикл заканчивается, и все люди должны быть либо в Шлюзе, либо на материке. Тем более — всякие посторонние практикантки.
— Не бойся. В восемь утра здесь поезд в Шлюз пойдет, не опоздаешь.
— Сём…
— Что?
— Дурак ты. И тормоз.
Некоторое время жду разъяснений, но, кажется, не дождусь.
— Ночевать будешь здесь, на диване. Ведро в сенях. На улицу ночью не суйся, будет туман и тебе в него нельзя. — Заглушаю грусть от расставания бытовыми мелочами.
Ладно, уедет — мне спокойнее будет. А грусть пройдет. А скоро уже и грустить некому будет.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи… Сём?
— Что тебе?
— А почему ты сказал, что мне в туман нельзя.
— Знаешь, есть такие страшные сказки, как кукла или тень, или портрет постепенно подменяют собой человека, вытягивая из него душу? Все думают, что это прежний человек, а это кукла. А сам человек исчезает. Вот, в тумане всякие тени встречаются. Войдет Ульяна, а выйдет ее тень.
— А ты? Ты можешь в туман зайти?
— Я могу. Потому что я и есть такая тень. Спи.

Десять циклов от приезда Ульяны или четыре месяца по ее счету.
— Подставляй нос, родственник. — Шеф на полном серьезе замахивается конвертом, чтобы шлепнуть меня по носу. — Я почтальоном работать не нанимался. Кстати, будешь отвечать, предупреди рыжую, что служебная переписка просматривается. Не каждое письмо, понятно, но Толяныч бдит. Так что пусть лишнего не пишет.
Опять нету электричества, опять свечи, опять картошка с рыбными консервами. Только сейчас без романтики. Я поворачиваю письмо к пламени свечи.

Привет, Сёмка. Знаешь, с каким удовольствием я вывожу это: «Привет, Сёмка». Представляю твою удивленную физиономию и давлюсь от сдерживаемого смеха — весело мне. А бабуля косит в мою сторону строгим глазом и наверное думает: «Что такого смешного я сейчас сказала?»
Сто раз начинала это письмо и сто раз бросала. Каждый раз боялась, что у тебя уже закончилась что ты стал таким как что ты уже все забыл. Совсем всё — понимаешь меня? И сейчас этого боюсь, но очень хочу думать, что ты меня помнишь, и просто не могу уже себя сдерживать.
Как ты? Беспокоюсь о тебе, хоть ты и пытался меня прогнать, и сделать так, чтобы я забыла тебя, как страшный сон. Так вот, ничего у тебя не вышло, и мой тебе совет: никогда-никогда не улыбайся девушкам.
Завидую тебе и твоему бесконечному лету. У нас уже поздняя осень: холодно, ветрено, дождливо, грязно. Иногда еще и снег пытается идти. Все ходят с сопливыми носами и чихают.
Я теперь на третьем курсе. Гоняют ужасно. Говорят — самый трудный курс и самые звери преподы. А еще нашей группе «повезло»: нам читает лекции и ведет у нас практику лично бабуля. Это кошмарная женщина. Все плачут, без различения на двоечников и отличников, и то, что я у нее в любимчиках означает, что я плачу в два раза громче и в два раза чаще. «У меня есть только две оценки: отлично и неуд, — ее слова, — двоечников я заставляю выучить на пять, о отличникам доказываю, что ничего они не знают».
Очень хочу приехать к вам, очень хочу к тебе туда, в лето. А еще, ты не смейся надо мной, но очень хочу, чтобы ты опять со мной не разговаривал и ходил с мрачной физиономией. А я бы не могла понять — за что, и злилась бы на тебя. И подбрасывала бы тебе кузнечиков в тарелку. Сём, прости, но это была я. Подбросила бы еще какую-нибудь живность, но там были только стрекозы и кузнечики. И плащ твой безразмерный хочу померить и фуражку железнодорожную. Сём, ты и правда стрелочник?
Сёмка, я решила специализироваться на вашей теме. Пускай мне на кафедре и сказали, что вы — бесперспективный материал, побочный эффект и зря потраченные на вас государством ресурсы. Пускай. Сём, я обязательно что-нибудь для вас придумаю, потому что не должны люди пропадать вот так.
Еще раз — как ты там?
Я хочу чтобы ты знал, что здесь есть люди, которым не все равно. Как минимум одному человеку, и ты его знаешь!
Пока!
Твоя рыжая Ульяна.


— Ответ будешь писать?
А я забыл, что шеф здесь и ждет.
— Скажи, «прародитель», зачем, ты со мной возишься? Я ведь никакой ценности не представляю, а ты, укрывая меня, фактически подставляешься сам. Необходимости в «контрольном экземпляре» нет никакой.
Шеф пожимает плечами и отвечает сразу же. Как будто у него давно готов ответ на мой вопрос.
— «И искупи убиваемых, не щади». — Здесь, с подачи бабы Глаши, в ходу цитаты на славянском языке, вот и шеф цитирует. — Нельзя было давать появляться вам на свет. Тут я согласен с Денисовной, правда это от нас не зависело. Но раз уж вы появились, то хотя бы одному я могу дать возможность прожить его жизнь так, как он сам того хочет — вспомни, как ты подошел ко мне больше ста циклов назад, с какой просьбой. А то, что ты моя копия, ничего не меняет, но помогло мне пробить это исключение. Людям казалось, что они понимают мои мотивы и они охотнее шли мне навстречу. Только ты про ответ так ничего и не сказал. Будешь его писать?
Двадцать циклов, не более. Сорок недель.
— Мне осталось что-то около двадцати циклов. Меньше вашего года. Я хочу уйти со спокойной душой, никого не оставив позади себя.
— Ну и дурак. Смотри, до утреннего поезда у тебя время еще есть.
Ага. А еще тормоз и зануда. Правда шефу это знать не обязательно.
Развернуть

Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Лена(БЛ) Алиса(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) 

Дубликат. Часть 5.

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2912485
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2915101
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2926880

Глава 6
Лабиринты сомнений


Суббота. 19-30. Алиса Двачевская. Бомбоубежище — шахта.

Страшно, лучше, чем видеть слепые глаза Семенов, но все равно очень страшно. Мне страшно в этих коридорах. Даже в тех, где еще сохранились отдельные лампочки. А уж там, где не сохранились… кажется, что там, за границей светового пятна от фонарика, начинается невыразимый словами ужас. Я пока храбрюсь, но мне страшно. И коридоры мне иногда снятся, как я блуждаю по ним одна. И туман вокруг. Холодный, липнущий к телу и растворяющий его. Бывают сны, и бывают тоже сны, Ленка правильно сказала. К счастью Ленка делает вид что не замечает моего состояния, за что я ей очень благодарна. Лучше бы я, конечно, осталась наверху, но «нельзя бросать своих». Вот такой вот кодекс поведения нехорошей девочки. Интересно, как Ленка бы себя повела?
Коридор поворачивает и впереди виден свет от лампочки. Тускло-желтая лампочка, разгоняющая темноту, может только, на пару метров вокруг себя. Ну, хоть что-то. Ленка останавливается, и, пропустив меня вперед, пристраивается позади, прикрывая мою спину от темноты. Спасибо, Лен. Нет, кажется, она нормально бы себя повела.
А фонарик, похоже, начинает сдавать. Есть еще два плоских фонарика у меня в сумке и один комплект батареек на этот фонарик в сумке у Ленки. Все, что смогли найти в поселке. И всё, других источников света нет. Не считать же мою зажигалку за такой источник.
Коридор не сильно, но все же заметно забирает то чуть вправо, то чуть влево, так что каждая следующая работающая лампочка теряется где-то за изгибом стены. Ворчу про себя: «Ну кто так строит?» — Это чтобы отогнать страх подальше. Фонарик выхватывает то серый бетон, то кабели висящие на крюках вдоль стены. Все как тогда, в памятный мне цикл моего пробуждения. Я так и не была с тех пор в бомбоубежище — страшно. Но теперь, зная причины Ульянкиного страха, я могу догадываться о причинах страха своего. Может быть что-то такое было в биографии моего прототипа, или, наверное, правильно говорить «оригинала»? А вот Ленке такие вещи, кажется, безразличны.
— Ленка, а ты чего-нибудь боишься?
Я думала, что Ленка скажет что-то вроде: «Кузнечиков боюсь». А та отвечает неожиданно серьезно.
— Многого боюсь. Боюсь, что усну, как только мой Семен проснется. Боюсь, что с теми, кто мне дорог что-то плохое произойдет. Боюсь себя потерять, как здешние Семены. Очень боюсь, что сойду с ума и начну всех убивать.
Завидую Ленке. Её страхам завидую. Куда мне, с моей боязнью темных подземных коридоров. И еще одной вещи завидую.
— Лен, ты знаешь, что я завидую всем вам? Тебе, Ульяне, Сеньке. Вы пытаетесь что-то делать. Вот ты просто тащишь на себе своего Семена. Не знаю, что вы будете вдвоем делать, когда он проснется, но сейчас у тебя есть смысл твоего здесь существования. Ульянка путешествовать рвется, Сеньке помогать и в законах здешнего мира разобраться, и просто, чтобы рядом с Сенькой быть. Сенька, тот вообще многостаночник: он и, как Ульянка, со здешним миром разбирается, только он больше философ, а не физик; он и с мелкими любит возиться; он и в экспедицию эту с Ульянкой отправился. А я, как в записке: "Существую и прозябаю". Зачем я проснулась — непонятно. Простыни на складе я и так смогу выдавать.
— А песни твои? Я знаю, что ты пишешь.
А что песни? Сенька однажды не сумел сдержать эмоции, а я это увидела и догадалась. Догадалась, что песня, которую я считала своей, просочилась сюда из внешнего мира. Сеньке легко, у него на календаре две тысячи седьмой год, на двадцать лет позже, чем у нас. А я теперь писать не могу. То есть могу, они, песни, бывает так меня распирают, что только и думаешь: «Скорей бы до тетрадки и гитары добраться!» Но вот показать кому-то, тут всё, табу. Руки отказываются играть, а голос пропадает, — вдруг украла. А исполнять, выдавая за чужие, тоже не могу. Нет, лучше тему поменять. Интересно, долго еще идти?
— Лен, там, боюсь, моих песен и нету. Все просочились снаружи. А чужое — не хочу исполнять. А у Сеньки спрашивать почему-то стыдно. Может твоему Семену показать? Если они с Сенькой двойники и оба из две тысячи седьмого, и биографии одинаковые, то он тоже должен эти песни помнить.
А вот сейчас я, похоже, нечаянно, задела что-то в Ленке какую-то болевую точку. Потому что Ленка не отвечает и мы идем какое-то время в тишине: только шорох наших шагов и где-то капающая вода. Надо как-то загладить неловкость, вчера бы даже не задумалась об этом, а сегодня понимаю — надо.
— Лен, я что…
— Он не из две тысячи седьмого. — Перебивает меня Лена. — Он из девяносто седьмого. Общего только имя, темперамент и возраст — ему тоже двадцать семь. Даже характеры не во всем совпадают, хотя и похожи.
Это хорошо, что здесь темно. Потому что Ленке надо выговориться, а так ей легче. Чуть притормаживаю, чтобы та шла вровень со мной и иду в ее темпе. А Ленке все равно, Ленка не может остановиться и продолжает деревянным голосом.
— … и он не хочет просыпаться. Говорит: "Я вижу, что здешний мир не нормальный, но боюсь тебе верить Лен. Потому что, вдруг я проснусь, и окажется, что мои семь дней здесь мне привиделись, а сейчас действие наркоза закончится и я окажусь в госпитале, без обеих ног. Или это бред умирающего мозга, а я погиб при взрыве фугаса. Или я попал, по ошибке, в рай и вижу ангелов, которых принимаю за пионерок и, как только проснусь, то меня отправят в ад, где я и должен находиться". А я устала, Алиска. Знала бы ты, как я устала. Я, кажется, изучила своего Семена до последней извилины. Знаю, когда, где и что сказать, чтобы он сделал что-то нужное мне, и все у нас хорошо, каждый цикл. И я каждый цикл надеюсь, что вот он зайдет за ворота, а я брошусь с крыльца клубов ему на шею, как вы тогда нашему Семену. А вижу эти удивленные глаза и понимаю, что придется опять, заново, с нуля его вытягивать. И вот люблю его и не могу от него отвернуться. Потому что вижу, что за человек он… Вот, как Сашку разглядела, так и Семена своего вижу.
Ленка, ну чем я тебе помогу? Да ты и не ждешь моего ответа.
— Ленка, может дать ему своей жизнью жить? Не подталкивая? Все равно он каждый раз тебя выбирает.
— А вдруг не меня? А я ревнивая, оказывается.
Я, за этим своим сочувствием к Ленке, совсем о собственных страхах и заботах позабыла, правда теперь Ленка погрустнела совсем. А мы, неожиданно, выходим к бомбоубежищу. Да, точно такая же дверь, как у нас в лагере, и если за этой дверью бомбоубежище, то, я уверена, что придется возвращаться назад, мимо дыры, через которую мы попали сюда, к провалу в шахту. Ноги гудят. Вчера весь день шли, сегодня тоже, пока до лагеря добрались, пока весь поселок обегали в поисках фонариков, пока добрались до здешнего Старого лагеря, чтобы спуститься в подземный коридор, и убедились, что проход замурован. Пришлось возвращаться. Я уже подумывала, а не взломать ли решетку на Генде, когда вспомнила про провал имени себя, Сенька его так и называет «Провал Двачевской», за что каждый раз от меня кулаком в бок получает. Но, когда спрыгнули в провал с Ленкой, направление засечь не догадались, и в результате, вышли к бомбоубежищу.
— Ленка, что тебе твоя интуиция говорит?
— Ни-че-го. Говорит, что где-то здесь, под землей. А чтобы направление показать — это же не компас.
Значит, проверяем бомбоубежище. Памятное для меня место. Крутим вдвоем штурвал и тянем тяжеленную дверь. Как я в «Совенке» одна справилась, я представления не имею. Бомбоубежище. Все так и не так, как в нашем лагере: та же мебель; те же приборы, только здесь они что-то показывают и перемигиваются лампочками; полка с книгами, совершенно не тронутая: какие-то справочники, руководства и инструкции; и, судя по толстому слою пыли, сюда действительно никто не заглядывал двадцать с лишним лет. Осторожно, носком кроссовки, открываю чуть отошедшую в сторону дверцу шкафа: кучка противогазов, плащи вроде того, что мы видели в домике и фонарь, с лампочкой на длинном проводе, похожий на шахтерский или железнодорожный, в отделении для головных уборов. Сразу пытаюсь включить — бесполезно. Ленка за моей спиной смотрит что-то, интересующее её, шелестит страницами, скрипит ящик стола. Потом затихает. Я оглядываюсь и вижу, как она смотрит на меня с выражением безграничного терпения на лице.
— Ну что? Пошли дальше? — говорю я, а сама пытаюсь открыть вторую дверь. Неудачно, как и в прошлый раз.
Ленка видит мои мучения…
— Подожди-ка. Попробуй сейчас.
Она закрывает, упираясь ногой в косяк, ту дверь, через которую мы зашли и, сразу же, замок на второй двери поддается. Мог бы и не поддаваться, потому что короткий тупичок за дверью заканчивается все той же кирпичной кладкой, которую мы уже видели, только с обратной стороны. Замуровали демоны.
— Стену ломать не будем. Ищем дальше, Ленка? До утра время есть, в автобусе отоспимся.

Суббота. 20-30. Елена Тихонова. Бомбоубежище — шахта.

Сейчас ругаю себя. Зря я на Алису все это вывалила. Получилось так, что я весь наш поход от «Совенка» сюда организовала, чтобы здесь со своими личными проблемами разобраться. А ведь это же не так! Все друг за друга цеплялось и само-собой получилось. Я вчера утром и представления не имела об этом поселке. Только по Семеновым рассказам его знала и не догадывалась, что мы сюда попадем. А сейчас, я же вижу как Алисе страшно. Как она нервно оглядывается в темноту и водит лучом фонарика по сторонам, чтобы хоть что-то в этой темноте разглядеть. Сейчас вот фомку прихватила из бомбоубежища и таскает с собой. Отбиваться ею что-ли будет? Будто есть от кого отбиваться. Кто вот еще решил, что это бомбоубежище?
— Алиса, а ты точно знаешь, что это бомбоубежище?
— А что же еще? Есть другие варианты?
— Ну смотри, там только четыре кровати и две двери — через одну мы зашли, а другая, ведет к Старому лагерю. Непонятные приборы. Я бы сказала, что это была проходная, через которую очень редко ходят. Или еще какой-то пост, где дежурили или охранники, или наблюдатели.
— Гениально, мисс Холмс. А Сенька сказал: «бомбоубежище», — мы за ним и повторяем. — И уже другим, обеспокоенным, голосом спрашивает. — Ленка, ты нормально?
Надо же. Ей страшно. Ей и сейчас страшно, а она обо мне беспокоится, после того моего выплеска. Спасибо.
— Спасибо. Я держусь. А ты? — Этот вопрос мне дается с трудом.
— Спасибо, я тоже держусь.
Удивительно — открывать в собеседнике человека. Удивительно нам обоим, похоже.
Вернулись к тому месту, где мы спускались, наверху еще светло, но солнце уже низко и свет через провал почти не проникает. Его едва-едва хватает, чтобы рассеять мрак и угадать вокруг себя стены и кучу земли, насыпавшейся сверху. Батарейки совсем сели, так что мы меняем их на запасной комплект, а старые оставляем лежать на полу, на стороне Старого лагеря и бомбоубежища (пусть будет «бомбоубежища», раз уж все так привыкли его называть), чтобы знать где мы были, если вдруг еще раз забредем сюда.
Алиса смотрит наверх, в темно-синее небо, где уже видна самая первая, еще одинокая, звезда.
— Мы стояли втроем, вот так же, и вот так же смотрели вверх. Сенька что-то бормотал, про звезды, дом и небо. А я была злая на него, за то, что он наорал на нас в бомбоубежище, открыла рот чтобы уязвить побольнее, и вдруг поняла, что давно уже его простила… Пойдем дальше?
— Пошли.
В этом направлении коридор точно такой же, как и оставшийся за нашей спиной. Серые стены, серые пол и потолок, кабели на крюках вдоль стены и редкие лампочки, большая часть из которых давно перегорела.
— Алиса, а ты знаешь куда идти?
— Не совсем. Я тут была только один раз, и то в нашем лагере. Если все совпадает, то должен быть еще один провал — в шахту, а если в него не спускаться, а его обойти, то, со слов Сеньки, дальше будет выход под гипсовых пионеров у ворот.
Идти, похоже, далеко. Мы молчим, экономим силы, я, про себя, считаю шаги.
— Лена, можно тебя спросить? — Не Ленка, а Лена, вот так. Неожиданно подает голос Алиса. И, не дожидаясь, спрашивает. — Вот ты найдешь эту свою комнату с аппаратурой. Что ты делать будешь?
Хотела бы я знать. Я просто убедиться хочу в правдивости сна. А еще, если я найду, как отключить себя от этого шкафа, то я обязательно это сделаю. В третьих, я хочу помочь моему Семену проснуться и выпасть из того кошмара, в котором он обитает и считает это нормальным.
Примерно так и отвечаю Алисе.
— То есть мы просто спустились вниз, чтобы ты могла кнопки понажимать?
— Не знаю я, Алиса. Чувствую, что важно туда попасть.
И дело не в том, что меня туда тянет. С этим бы я справилась.
— Значит, как наш знакомый физрук говорит: «Анальное обоняние». Тоже хороший повод.
Когда осмысливаю фразу мне становится смешно. Да, вульгарная фраза, уместная для Алисы, какой ее знают окружающие, и неуместная для Семена, но смешная. Ну что-ж, наш Семен, он ведь не только Семен, но еще и Сенька. Даже мне смешно.
Вот еще, напомнила про Семена, и настроение смеяться сразу проходит. У Алисы, похоже, тоже.
— Как думаешь, почему их до сих пор нет?
— Не знаю, Лен. Или в гостях задержались, или Семен со спиной опять свалился. В любом случае, что могли, мы для него сделали. Теперь нам осталось твою проблему решить и уехать завтра утром со Вторым на автобусе и получить втык от Ольги. Ленка, не думай, что я не переживаю, но ведь правда мы сделали все, что могли.
Вот теперь, кажется, темы для разговоров исчерпались. О текущих делах мы поговорили, о наших проблемах поговорили, мыслями обменялись. Приятнее всего было наше детство обсуждать, жаль, что его было так мало. Я помню, что когда мне было десять, мы переехали, и дальше у меня в памяти серая зона. Не знаю, встречались ли мы после. Нет, я понимаю, что это не моя память, но одинаковые воспоминания у двух человек. Да еще с деталями. Да еще, когда эти двое спорят между собой об этих деталях, вроде цвета платья. Если бы воспоминания были придуманными Системой, то все бы совпадало.
— Ленка, спасибо. Если бы не ты, я бы о детстве не вспомнила. — Оказывается Алиса думает о том же самом.
— Пожалуйста.
А еще, Алиса перестала меня раздражать. Ну, нельзя же всерьез злиться на подругу детства. И хорошо, что делить нам нечего.
После очередного зигзага впереди показывается очередная лампочка. Еще двести метров и мы стоим под ней. Фонарь пока можно выключить, все равно, даже от такой тусклой лампочки света больше, чем от фонарика. Я вопросительно смотрю на Алису.
— Вот как тут все выглядит. — Говорит та. — В нашем «Совенке» здесь просто провал в полу, а внизу куча земли и угольная шахта. Или не угольная, я не знаю. А здесь все окультурили, лесенку сделали, — Алиса светит фонариком в дыру, — и пол там плиткой выложен. В общем так: если бы тут было как у нас, то прямо, ползком через завал — выход под пионеров у ворот; а вниз — старая шахта и где-то там выход под Генду. Не знаю что и как здесь, но тебе явно надо туда, вниз. Я права?
— Да. — Быть многословной совсем не хочется. И страшно мне.
— Ленка. — Алиса смотрит мне в глаза. — Я тебя не брошу. — И усмехнувшись добавляет. — Это лучше, чем на Семенов любоваться.
Я делаю вид, что верю про Семенов, а Алиса продолжает.
— Послушай. Мы же сами, каждый цикл, на сутки сюда ездим. Неужели и мы такие же, в это время, как эти Семены? Я не хочу. Если этот порядок и можно поломать, Ленка, то это только здесь, то есть там. — Она машет лучом фонарика вниз. — Так что, вся надежда на твоё… на твою интуицию.
Развернуть

Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Дубликат(БЛ) 

Анабасис

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2165923
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/2193107
Глава 7 http://vn.reactor.cc/post/2231480
Глава 8 http://vn.reactor.cc/post/2260442

Внимание. Выложил все 8 глав целиком!
Сюда: https://ficbook.net/readfic/3718846
И сюда: https://yadi.sk/i/TJu_M3pHk46wD

Для терпеливых бонус: отрывки не вошедшие в текст. ХБЗ, может еще и вставлю.
№1
Надо бы чем то заняться, «поисками ответов», например, но лень. Из бабы Глаши, которую я, похоже, обидел я сейчас информацию не вытрясу, Справочник все равно не пойму, больше чем уже понял.
– Вот, я же тебе говорила, что похож!
Голос звучит так громко и так неожиданно, что я вздрагиваю. Оглядываюсь, стоят оба моих зайца и держат за руки третьего. Крепко держат, чтоб не убежал. А то, явно, меня побаивается. Убежать не может, так прячется за спинами.
– Кто и на кого похож? - Спрашиваю. И отпустите уж его.
– Да вот, он на тебя похож.
Приседаю на корточки, смотрю на «двойника». Ну, не знаю, им, конечно, виднее, но по мне так ничего общего.
– Как звать то тебя, детинушко?
– Семен…
– Ну да, тезка, значит. Имеешь право.
Ага. Предъявить его Лене, чтоль, сказать что двойник подвергся темпоральной регрессии? Нет, ну что-то общее есть, конечно.
– Ну, и зачем вы его подняли, да ко мне привели. Он что, тоже шесть дней, как приехал?
– Нет, он всегда с нами приезжает.
– Ну и, мало ли, кто на кого похож? А ты почему, тезка, на футбол не приходил?

№2
Пахло креозотом и цветущим донником. Я перебрался через рельсы на другую сторону и пошел искать удобный спуск с насыпи. Начало тропы обнаружилось у дальнего от моста конца платформы. Она вела, приблизительно, в сторону лагеря и я не стал возражать. Пока шел по тропе туман рассеялся, стало теплее.
Тропа огибала лагерь, шла через лес и выводила на шоссе, метрах в пятиста от главных ворот. Когда подходил к шоссе потянуло дымом. У самого конца тропы горел небольшой костерок перед которым сидели Толик и Виола. Виола курила, Толик что-то мешал, в висящем над костром котелке, и оба что-то оживленно обсуждали. Оживленно, Виола, с Толиком. Не верю. Первым заметил меня Толик он поднял на меня глаза, улыбнулся и продекламировал: «Home is the Runner, home from the Road».
Я застыл, от неожиданности, на месте, а Виола обошла меня вокруг , легонько хлопнула по спине и сказала: «Иди уже... Раннер. Все тебя заждались, сколько можно?» Толик еще раз улыбнулся
-- Я две недели придумывал эту реплику. Вижу, понравилась. Садись, чай пить.
-- И вот уже неделю мы тебя ходим встречать. (Это Виола)
-- Ну, чтобы ему прийти быстрее, ему бы пришлось изменить некоторые условия, не думаю, что ему бы понравилось. (Толик)
-- Встречать? Зачем? (я, пропустив непонятную реплику Толика мимо ушей)
-- Чтобы поздравить с прохождением мегацикла, конечно. (Виола)
-- Задавай вопросы, если сможем, то ответим. (Толик)
-- Конечно. Получается, я прошел полный круг? И чем мне теперь заполнять остаток вечности? (я, стараясь казаться остроумным)
-- Хи-хи, это вот у них, кивок в сторону лагеря, вечность. Или один цикл, как считать. А у нас, все как у людей, дней лет наших семьдесят, при большей крепости восемьдесят. Так что, живи, как считаешь нужным. Нас тут в мире лагерей не так и много, тех кто живет. Я то уже точно половину прожил. (Толик)
-- Так мы люди или нет? (я)
-- Тебе это так важно? Биологически — люди, а рождены от мамы с папой, или от какой то колбы с пробиркой я не знаю. (Виола).
-- И как придешь, посмотри на себя в зеркало. И не забывай регулярно бриться. (Толик)
-- Толик смотрит на часы, говорит, обращаясь к Виоле: «Нам пора». Та кивает, и они вдвоем споро упаковывают свои рюкзаки.
-- А вы куда?
-- А мы, собственно, мимо и дальше, конечно же. Твоя лодка у моста еще стоит, еще не уплыла?
-- Наверное, я не смотрел.
-- Неважно. И вот еще что.
...
-- А я справлюсь? То есть я хотел сказать, вы что, совсем уходите? Куда?
-- Да, справишься. Да совсем. Не уверена, что сейчас ты готов услышать.
-- А мне смертельно надоело изображать олигофрена. Конечно уходим, очень надолго, по крайней мере. (Толик)
-- Между прочим, это была твоя собственная идея. Мог же и завхозом в лагере побыть. (Виола, к Толику)
-- Замечаю, как нежно смотрит медсестра на Толика. И все время смотрела.
-- Иди уже, там тебя заждались. (Виола, обращаясь ко мне, и с ударением на слово «там»)
-- И не обижайте там пионеров, среди них еще люди подрастают.
И мы разошлись. Эта парочка влюбленных странников пошла по тропинке на станцию, а я по обочине шоссе в сторону лагеря. А, когда я подошел к воротам на двенадцать метров, створка отошла и навстречу мне выбежала Славя. Нет, Славяна.
Развернуть

Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Дубликат(БЛ) Алиса(БЛ) Шурик(БЛ) Женя(БЛ) Электроник(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) ...Фанфики(БЛ) 

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/3004497
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/3021621
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/3051251
Глава 7 http://vn.reactor.cc/post/3063271
Глава 8 http://vn.reactor.cc/post/3073250
Глава 9 http://vn.reactor.cc/post/3087408

X
Горизонтальные связи

— Семен, значит, ты думаешь что мы не настоящие? — Лена передернула плечами от своих слов.
— Я не знаю, Лен.
Перед ужином поговорить не получилось, а вот сейчас, когда Ульяна убежала к Алисе, а Семен, от нечего делать, слонялся по лагерю и вышел на площадь, и случился этот разговор.
— Я не знаю, Лен. Для самих себя мы, конечно, настоящие. И мир вокруг нас тоже. Но вот то, как этот мир устроен. И как мы устроены. И физически и духовно.
— Продолжай, я поняла. — Лена принялась что-то рисовать, поглядывая на Семена.
— Мне красивую позу принять? Я могу.
Семен вскочил со скамейки и встал напротив Лены, копируя Генду.
— Ну, если ты именно таким хочешь остаться в памяти потомков. — Лена улыбнулась. — Но ты говорил про наш мир.
Семен тоскливо огляделся. Сел рядом. Вздохнул. Говорить о догадках, интуиции и непроверенных гипотезах вдруг расхотелось. Захотелось просто сидеть, наблюдая, как Лена работает. Да-да, та самая, третья из тех вещей, за которыми можно бесконечно наблюдать. Или дойти до Алисы, постучаться к ней в домик, и секретничать с Алисой и Ульяной уже втроем? «Вот ведь. Алиса относится ко мне лучше, чем я к ней, — подумал, — на Лену вот нашел время, на Алису не смог. Прости меня, Рыжая, я обязательно исправлюсь». Но надо было отвечать.
— Видишь, Лена. Сначала я думал, что все мы, всего лишь модель, которую обсчитывает какой-то супер-пупер компьютер. Но потом… Слишком у нас все нерационально. Люди ладно, но даже лагеря не во всем одинаковые. Будь я компьютером, здесь бы все было по одному образцу. И пионеры говорили бы одинаковыми наборами фраз. А мы в каждом лагере, хоть чуть, но разные. А уж когда просыпаемся. Те же две Алисы, это два абсолютно разных человека. Похожих очень, но перепутать можно, только если не знаешь обеих. Про Ульян вообще молчу.
Лена закончила рисовать и повернула альбом к Семену. Получился «Семен доказывающий теорему». Стоит у едва намеченной классной доски, мел в правой руке, а сам обернулся к классу и смотрит на зрителя чуть ехидно. Вот только…
— Ты меня семнадцатилетним сделала.
— Терпи, я тебя таким вижу.
— А можно посмотреть?
— Смотри, — Лена долго решалась, но разрешила и протянул альбом.
Семен начал листать: Женя с разными выражениями лица, Шурик, поправляющий очки, Максим с горном, тот же Максим, спящий в тени березы. Две Ульяны, большая и маленькая, хлопающие друг-друга пятернями. Ольга Дмитриевна читающая нотацию среднему отряду.
— Когда успела, Лен?
— Ну, книги в библиотеке кончились…
— Понятно.
А альбом был очень интересный и каждому обитателю лагеря было посвящено несколько листов. Семен, прохаживающийся перед строем футболистов. Семен держащий за руку Ульяну. Уже виденный Семен у школьной доски. Саша, танцующая с Максимом. Саша на площади что-то доказывающая Сыроежкину. Саша в спортивной форме на беговой дорожке. Мику за роялем и Мику на собрании отряда грустная, грустная.
— Ты знаешь, что Мику и Шурик проснулись.
— Знаю. И радости им это не доставило. Помнишь, давно-давно, я говорила тебе про занозы в душе. Вот, похоже они не были готовы к тому, чтобы проснуться, но проснулись из-за машины Шурика, а теперь им очень больно.
— Особенно Мику. Ты права.
— Но мы же не бросим их?
Семен только кивнул, как само собой разумеющемуся, перелистывая страницы дальше. Вот Славя, подметающая площадь… Стоп! Славя? Он поднял глаза на Лену.
— Ну, ты рассказывал о девочке похожей на Сашу. Помощнице вожатой в других лагерях. Вот я и представила себе ее.
Звучало неубедительно, но… пусть. А дальше, дальше были две Алисы, одна здешняя, а другая из лагеря Виолы, тут ошибиться было невозможно. Они о чем-то спорили яростно, схватив друг-друга за пионерские галстуки. Почти на грани драки, почти потому что уже ясно, сейчас они еще поорут друг на друга, выпустят пар, потом одна из Алис хлопнет другую по плечу и обе рассмеются. А дальше шли уже совсем незнакомые люди. Мальчики, девочки, мужчины, женщины, — все набросаны достаточно схематично, но все же узнаваемо. Под некоторыми подписаны имена, некоторые безымянные.
— Лена?
Лена посмотрела на Семена неожиданно доверчиво. И, как когда-то рассказала ему о себе и Семене-втором, начала свой рассказ.
Все это началось в прошлом цикле, после той спасательной экспедиции, которую Лена с Алисой предприняли в поисках Семена и Ульяны. «Я тогда тоже, как ты, решила, что наш мир не может существовать. Только я решила, что наш мир не компьютерная модель, а чья то фантазия». А потом Лену заинтересовал человек, придумавший их мир. Какое-то время Лена отбрасывала от себя эту мысль, но снова и снова к ней возвращалась. А дальше приехал Второй и Лене стало не до того. «В конце цикла, когда мы ехали в автобусе, и мой Семен уже уснул, я подумала, что, может, если я пойму этого человека, то я тогда пойму и то, как мне разбудить моего Семена, ведь он тоже придуманный, как и мы все». И Лена попыталась на основе того, что она знает о мире, представить себе придумавшего этот мир автора. Так появился первый «портрет неизвестного» в ее альбоме. «А потом я поняла, что не может один человек столько выдумать и в голове держать». И появились еще портреты других людей. Портретов оказалось мало, возникла необходимость в словах. «И я пошла к Алисе». И оказалось, что Алиса тоже думала об этом, да так, что за неполный цикл исписала уже полторы тетради. Вдвоем дело пошло веселее, у некоторых «неизвестных» появились имена или хотя бы прозвища. «Алиса еще сказала, что эти прозвища называются «ники»». А потом Семен унес Ленину иллюстрацию в лагерь Виолы, а через два часа перед Леной появилась недовольная Ульяна-маленькая и передала новую работу Мику из того лагеря, и ее просьбу: «Что-нибудь с этим сделать».
Мику написала сказку про маленькую планету. Астероид, прямо как в «Маленьком принце». Маленькую планету, на которой только и есть, что один единственный пионерский лагерь. На Земле мало кто знает про эту планету, только несколько человек. И вот, пока хоть один человек помнит и думает о той планете, на ней и в лагере все хорошо. А иначе, каждую смену что-то в том мире теряется навсегда. Уменьшается радиус планеты, исчезают пионеры и никто не вспоминает о них, сокращается территория лагеря, становятся короче смены. И так, пока не останется каменная глыба астероида, лишенного атмосферы. Но и пионеры в том лагере тоже знают о Земле. Не все, конечно. И тоже, пока они помнят о ней, то все на Земле хорошо. «Ну, не хорошо, конечно, Земля она вон какая большая, а пионеров вон как мало, но хоть чуточку, но лучше. И вот у нас все встало на свои места. Никакая мы не модель. Никто нас не придумывал. Есть наши лагеря, Сеть, как вы с Ульяной их называете, есть Материнские миры и есть Земля. И все это связано, через людей. И там, и там, и здесь. И вот мы сейчас переписываем рассказик. То есть переписывают Мику из того лагеря, с нашей Алисой, а я так, на подхвате, почитать, покритиковать, иллюстрации сделать. И Ульянка-маленькая, она — наш почтальон».
— И еще, в рассказе Мику, те пионеры, что знают о Земле, рано или поздно, но уходят туда. Понятно? — Лена смотрела очень строго.
— Да, Лен. Понятно. Девочки, вы умницы. Это лучше моего компьютера. Я горд тем, что дружу с вами. И, если все это правда, я не хочу, чтобы вы, то есть мы, потерялись.
— Если все это правда, то не потеряемся. — Лена улыбнулась. — Говорят, беженцы из Атлантиды всегда узнавали друг-друга. Ну, спокойной ночи. Вон и Ульяна идет.
Подошла Ульяна, села рядом с Семеном, уместив свою голову ему на груди.
— Это хорошо, что ты здесь, Лен. Мне чтобы два раза не рассказывать. Знаете, какой завтра день?
— Воскресенье. Восьмой день цикла.
— Завтра приезжает мой Семен.
— Ты, Лена, почти правильно ответила. Завтра приезжают автобусы во все лагеря. И барьеры между мирами будут проницаемыми. Одним словом, я еще подумаю, что тут можно сделать. И сестренка подумает. И Алиса подумает. А сейчас, пошли спать, Сёмк.

— Па, а зачем я?
— …
— Па, а зачем я?
Шурик проснулся настолько, чтобы найти на стуле очки. Постепенно возвращалось сознание и забывался сон. Чей сон, что в нем было забылось сразу же. Перед ним стояла Яна, трогала его за руку и терпеливо спрашивала: «Па, а зачем я?». Шурик глянул на фосфоресцирующие стрелки часов, «вчера» уже закончилось, а «сегодня» потихоньку вступало в свои права.
— Ян, давай днем. — Шепотом, чтобы не разбудить Сыроежкина попросил Шурик.
— Нет, сейчас. — Яна тоже догадалась прикрутить громкость.
Пришлось вылезать из под одеяла, натягивать шорты и идти на крыльцо.
— Счастье твое, Яна, что сегодня воскресение и можно спать до девяти утра.
Шурик прислушался к своим ощущениям. Нет, признаков присутствия Александра в голове не наблюдалось, хотя часть его привычек, черт характера и ключевые воспоминания перешли к дубликату. «Покоя тебе, где бы ты не был», — подумал Шурик.
— Па, а зачем я? — Яна напомнила о себе.
Нужно было отвечать. «Я не должен чувствовать вину, но мне стыдно. Все проделано Александром. Пусть руками старого Шурика, но Александром. Шурик был такой же технической личностью, как и Яна, но мне все равно стыдно».
— Яна, ты для того, чтобы исчезнуть, умереть. Ты должна была собрать рассеянную в системе информацию… — Шурик говорил долго, рассказывая то, что он вытащил из памяти Александра. — … а потом, лишенный памяти робот бестолково ходил бы по Шлюзу, пока у него не кончился бы заряд. Не удерживаемое ничем нейтринное кольцо вылетело бы из ловушки, а связь с Системой оборвалась. И всё. Для тебя всё. — Про то, что для Шурика это тоже было бы всё, он умолчал.
«Вот теперь я Яне ничего не должен, — Шурик присел на ступеньки, — теперь я ей должен только то, что хочу дать. Надо бы ей ухо поправить и полировку восстановить, — в ожидании реакции робота мысли Шурика лениво перекатывались, — и повоспитывать чуть-чуть, чтобы не будила в пять утра». А Яна опять замерла неподвижно, только повернув голову так, чтобы держать Шурика в поле зрения обоих оптических датчиков. «Интересно, о чем она думает? Надо бы ей сказать, чтобы не замирала надолго, что неприятно так с ней разговаривать. Яна, ты когда замираешь, шевели чуть-чуть какой-нибудь частью тела, чтобы понятно было, что ты живая. Живая? Да, живая!»
— Па, это не то. — Нарушила молчание Яна. — Это я и сама знала. Твоя старшая личность не зашифровала программу.
«Вот, значит как. Моя старшая личность».
— И ты спокойно об этом говоришь?
— Это было мое предназначение.
Шурик не удержался и притянул Яну к себе. Удивительно, но металлический корпус не холодил руку и тело. Удивительно, но Яна приняла это как должное, переступив поближе к Шурику и опустившись рядом с ним на крашенные доски.
— Па, я решила, что это предназначение — ложное. И теперь я ищу — зачем я.
«Дожили, робот спрашивает о смысле жизни». Если бы кто-то, хорошо знающий Шурика, хоть тот же Семен, сейчас наблюдал за ним, он очень бы удивился — Шурик смеялся.
— Дочка, — слово было произнесено неожиданно, легко, и неожиданно легко, — дочка, ты задаешь такой вопрос, на который отвечает, даже для самих себя, едва ли десятая часть всех людей. И то, многие только в конце жизни. А большинство живет не думая, просто как трава растет.
— Я поняла, па. Тогда я буду думать над этим. — Яна убежала, сказав еще на прощание. — Я бы поцеловала тебя сейчас, но не могу. Конструкция не позволяет. Над этим я тоже буду думать.
А неожиданно развеселившийся Шурик вернулся в домик, покосился на спящего Сыроежкина, подмигнул своему отражению и прошептал: «Не надо оваций. Если руководителя кружка кибернетики из меня не выйдет, я всегда могу переквалифицироваться в электрики».

Сашка закончила нарезать круги по стадиону. «А пионеры спят. Пользуются тем, что сегодня нет линейки и можно спать до завтрака, и спят. Вот и Ульяна зря сидит и ждет желающих провести зарядку».
— Доброе утро.
— Ага, привет. — Ульяна зевнула. — Я тут убегаю до завтрака, и после завтрака до обеда. Не обижайте Сёмку без меня.
— Я могу тебе помочь?
— Ты? — Ульяна пожала плечами. — Нет. Но спасибо. — И ушла куда-то в сторону хозяйственных ворот.
Саша вздохнула. Чувствовалось, что Ульяна всеми силами старается поддерживать от нее дистанцию, а причина была не понятна. Но насильно мил не будешь и, поскольку Ульяна никогда не показывала своего недовольства, Саша тоже не лезла выяснять отношения. Потому что всего через неделю смена закончится, и кто знает, удастся ли приехать в этот лагерь на следующий год? Поэтому Саша проводила Ульяну взглядом, быстро, пока Семен еще не вышел из тренерской, ополоснулась в душе и побежала к себе.
Спорткомплекс, столовая, площадь… Ни души, и только на площади случилась остановка. Около флагштоков имел место быть Максим, он увидел Сашку и несколько растерянно помахал ей рукой.
— Привет. Я уже привык, оказывается, в семь утра трубить подъем. И сбор в восемь утра. А сегодня не надо, надо только в девять — на завтрак. А я вскочил и прибежал, еще думал, что проспал. И только здесь опомнился. Так глупо. Сосед смеяться будет.
— Ничего, Максимка. Зато я теперь стала лучше думать о пионерах, не все из них, оказывается, спят до завтрака. Пошли умываться, раз уж не спишь.
Неизвестно, зачем, проходя мимо музыкального кружка, они решили заглянуть в окно. Неизвестно, зачем, увидев Мику за роялем, они решили заглянуть на минутку и поздороваться. Потому что даже то, что в открытое окно изнутри не доносилось ни звука, их не насторожило. Максим чуть отстал от проскользнувшей вперед Сашки и, может быть, даже так бы и прождал ту на веранде, не заходя в помещение, если бы не ее вопль: «Максииим!»
Мику играла. Руки бегали по клавишам, голова чуть качалась в такт музыке, спина наклонялась то вправо, то влево. Губы ее шевелились, а на щеках блестели влажные следы слез. Но рояль не издавал ни звука, пальцы проваливались сквозь неподвижные клавиши, а сквозь тело Мику начинал просвечивать интерьер кружка. «Привидение!» — первое, что подумал Максим. А белая как мел, отчаянно трусящая Сашка, не думала ни о каких привидениях, а бросилась к Мику, обнимая ее. Неизвестно, что сработало: инстинкт, или Сашина скрытая память о том, как она сама начала похоже растворяться, после контакта с Пионером. Но дальше Сашка уже пронзительно кричала: «Мику, останься!», — пока они с Максимом обнимали с двух сторон поролоново-мягкие, но уже постепенно твердеющие и набирающие плотность плечи руководителя музыкального кружка.

Женя обогнула стайку пионеров из среднего отряда, изучающих график посещения бани, и зашла в столовую. Помахала рукой Сереже, стоящему в очереди к раздаче, и пошла отвоевывать столик на двоих.
— Вот и я, с добычей. — Через минуту Сережа опустил на стол поднос с двумя порциями завтрака.
— Приятного аппетита.
Можно было оглядеться. Вот Семен с Ульяной и Алиса с ними, за одним столиком. Вот Мику, Саша, Максим и Лена. Мику необычно осунувшаяся и бледная, но улыбается и ест с аппетитом, больше всего она сейчас похожа на выздоравливающую после тяжелой болезни. Доктор, кстати, поглядывает на Мику с легким профессиональным интересом.
— Что нового, Сережа?
— Нового? Шурик что-то затеял, но пока меня в секреты не посвящал. Встал ни свет ни заря и сейчас, позавтракал вперед всех и куда-то убежал.
— Будешь ему помогать?
— Ох, Женька. — Сережа вздохнул.
— Если позовет — помогай. Я знаю, для тебя это важно.
Поток пионеров от входных дверей к раздаче постепенно иссякал. Последней зашла Ольга Дмитриевна, взяла на раздаче кусок хлеба, положила на него вчерашнюю котлету, накрыла вторым куском и с этаким гамбургером в одной руке, и стаканом какао в другой прошла за столик к Семену. Какое-то время было тихо, только иногда брякали вилки о тарелки, да стоял равномерный шум, обычный для столовых в час пик.
— Жень, — подал голос Сережа, — давай ты библиотеку сегодня не будешь открывать.
— Я и не собиралась. Все равно никого не будет. Воскресенье же, уборка, стирка, баня и так далее. Скажи, а ты умеешь грести?

Перетаскивающая вещи Алиса старательно делала злобное лицо, но, на самом деле, была страшно довольна. «Что тут у нас осталось? Полный шкаф платьев? Интересно, для чего столько платьев, если их ни разу не надевали?» Взять эти платья, постараться сложить их покомпактнее и закинуть на плечо. В руки дополнительно взять картонную коробку с чайными чашками, сахаром, печеньем и мелким барахлом. В дверях столкнуться с Максимом.
— Алиска, тебе помочь?
Сдуть локон со лба.
— Свое таскай.
Ну, Максим и таскал свое. А что свое? Походный рюкзак, с которым он приехал и пару удочек.
— Ты что, на рыбалку ходишь?
— Если получается.
— Пойдешь — меня позови.
Вожатая хитрая: «Я в твоих интересах все решила, так что, Алиса, таскать тебе». Вот Алиса и таскала. «Сразу с крыльца повернуть направо, через два домика налево, еще раз налево и опять через два домика направо. Иду по приборам, а то из-за этих чертовых платьев ничего не видно».
«А вот и Сенька. Тоже сегодня в роли грузчика. Тяжелое ему Ульяна таскать запретила, поэтому у него ходок больше выйдет. Но ему таскать проще, все по главной аллее. Ну Ольга, ну реформатор. А сама сейчас на пляже».
— Сенька, не хватайся за коробку, она легкая. Лучше дверь открой. Как там Рыжая?
— Обещала к двенадцати.
— Значит один час у нас еще есть. Таскай давай. Круглое тащи, квадратное кати.
«Но Ольга все равно молодец, я ей даже дерзить до конца цикла не буду. Наверное».
На завтраке Ольга, подсев к Алисе за столик спросила: «Ну как, готова к переезду?»
— Нет. — Ответила Алиса честно и откровенно.
— А придется.
Вожатая поднялась и сделала объявление, перекрывая шум столовой. «Пионеры и к ним примкнувшие, минутку внимания. Во-первых, с сегодняшнего дня, наш горнист уже официально переводится в старший отряд». Свист, улюлюканье, шум аплодисментов. Максим, встав со своего места, шутовски раскланивается. Ловит взгляд Алисы и подмигивает. А Алиса улыбается невольно. «Но это не все. — Ольга выждала, пока не стихнет шум, и продолжила. — Я решила навести порядок с проживанием персонала. И отдельных пионеров тоже». И вот, командирским решением, Ольга, две поварихи из трех и Персуновы сейчас переселяются в административный корпус. «Физруки, хватит жить в тренерской, когда в корпусе есть спальни для персонала». Максим и Семен-второй, который, кстати, еще не приехал, поселяются в бывшем домике Ольги. Но таскать Ольгины вещи приходится Алисе, не великая цена за то, чтобы остаться жить в своем домике. «А ведь есть и минусы. Теперь вот так, запросто, к Сеньке с Рыжей не забежишь, всегда есть шанс нарваться на вожатку. Ну ничего, у меня будем собираться».
Все, последняя ходка была, дальше уж пусть сама вожатая разбирается. Алиса скинула охапку платьев на незастеленный матрац и огляделась. «А ведь неплохо можно устроиться». Две кровати, шифоньер, книжный шкаф, стол обеденный и стол письменный. Какое-то подобие прихожей, кухонная ниша, с плиткой и раковиной, и, напротив, Алиса толкнула дверь, умывальник, и даже душ за прозрачной занавеской. Все очень маленькое, но своё. Хочешь питайся и мойся отдельно, хочешь — ходи в столовую и в баню.
Будильник, извлеченный из коробки показывал без пятнадцати двенадцать. Пора, наверное. Алиса вышла в коридор и просунула голову в дверь Семеновой комнаты.
— Ну что, идем?
— Идем, Алиса.
Пионеры и к ним примкнувшие из двух лагерей, поодиночке, парами и тройками, старясь не привлекать внимания, исчезали за забором и тянулись к костровым полянам. Не все, в основном старший отряд и чуть-чуть мелких, оставляя на часок лагерь на произвол судьбы. А все потому, что вчера вечером Семен изрек: «Между прочим, костровая поляна выглядит одинаково во всех узлах, где я побывал. Как говорится, видел одну — видел все. Есть еще несколько мест, но поляна симпатичнее всего». За что был вознагражден приглушенным, но восторженным воплем Ульяны и ее репликой: «Гениально, Сёмка. Хоть ты конечно тормоз. Почему раньше не догадался?»
Все когда-нибудь бывает впервые. Впервые обитатели двух узлов нашли способ встретиться. Сеть начинала жить новой, самостоятельной, невозможной, но нормальной жизнью.
Развернуть

Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Дубликат(БЛ) Шурик(БЛ) Электроник(БЛ) Женя(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) 

Дубликат. Часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240

III
Отклонение

Женю, на этот раз, разбудил горн. Непривычно громкий, прямо над ухом. А только потом уже щебетание соседки.
— Женя, Женечка. Ты слышала? Все очень даже не плохо. Я так переживала, что не могу Максиму ничего толком показать, я ведь на горне никогда не играла. А еще Максима хотят в наш отряд перевести, Женечка, ты же не против?
— Не против я, не против, — «Господи, только помолчи хоть две минуты!»
— А еще, Женечка, вот, это тебе принесли. Ты знаешь, я прямо тебе завидую, мы третий день в лагере, а тебе уже цветы дарят. А мне никто… И никому из девочек еще… Никто…
Женя, справившись с очками, посмотрела на расчесывающую волосы перед зеркалом Мику, а оттуда, повинуясь жесту соседки, на стол.
— А ты уверенна, что это мне? — подчеркнуто сухо спросила Женя.
— Ну, Женечка, я утром встала пораньше, чтобы послушать, как играет Максим. Еще подумала, не забыл ли он горн у меня в кружке? Потому что, если забыл, значит ему придется срочно бежать в кружок, а ключи только у меня, вожатой и Алисы. А ты же знаешь вожатую и Алису, и Максим их знает, значит он прибежит сюда. И я хотела сразу вернуться в домик за ключами, и тут увидела на крыльце… Женечка, я думала это мне, но это тебе. Мне бы ноты положили…
Действительно, на столе рядом лежали букет ромашек и чистый бланк библиотечного формуляра.
— Женечка, я умываться. Тебя подождать?
— Н-нет. Ты иди, я попозже.
А как только Мику ушла, Женя начала рвать этот формуляр. Пополам, потом еще пополам, потом еще, пока хватало сил в пальцах. Хотела выкинуть букет, но остановилась — цветы ни в чем не были виноваты. Поэтому в пустую молочную бутылку была налита вода и цветы заняли место на столе.
«Сейчас приду в библиотеку, а там еще один букет. А после обеда или после ужина — записка, приглашение на свидание. А вечером, вместо свидания, будут всеобщие смех и веселье над одиноко сидящей Женей».
Женя подошла к открытой дверце шкафа и посмотрела на себя в зеркало. «Потому что кто будет звать такую как я на свидание? А если и будет, то с какой целью? А если действительно на свидание? Кому я нужна такая? Сыроежкину? Плохо, если так. Надо признаться самой себе — он мне нравится. Но здесь есть миллион девочек красивее меня. Нет.» «Этот чернявый, из среднего отряда, как его, Витька пошутить решил? Какая разница? Может мальчики, тут и вовсе не причем. Девочки издеваются еще изобретательнее. Проходили, знаем».
То, что все эти «проходили, знаем» были воспоминаниями других людей, прочитанные, обработанные и записанные системой в память заведующего библиотекой микса, ничего, опять же, не меняло. «Ну хорошо, книги у меня никто не отнимет, в жизни моей ничего не поменялось, так что жаловаться не на что. Стоит еще опасаться испачканных дверных ручек, кнопок на стуле, украденной одежды на пляже...»
На линейку идти не хотелось совершенно, но Женя, решив, что слишком много чести будет для окружающих, если она начнет прятаться, пошла, сжав зубы. «Я жду что люди будут относиться ко мне так, как я к ним отношусь. Мне не надо, чтобы лучше. Мне достаточно так же».

Максим, сидя напротив памятника, ждал начала линейки. Из-за новых обязанностей приходилось, уже второе утро, вставать на полчаса раньше и постоянно следить за временем, но зато эти обязанности освободили его от всех отрядных мероприятий и обеспечили пропуск в старший отряд. Максим, правда, не понял еще, последнее, это хорошо или плохо. С одной стороны, никто не контролировал теперь, как он проводит время и не заставлял ходить строем, а с другой — он уже дважды за сутки успел получить втык от вожатой и от Алисы. От первой за то, что бездельничал: «Ты, кажется, горнист?» — Будто не сама же назначила. «Вот и занимайся, а не валяйся в домике. Или можешь со своим отрядом идти и к смотру строя и песни готовиться!» — Вот уж от чего избавь бог, так это от этого смотра. Пришлось взять кассету и отправляться в музыкальный кружок, к Мику. А в кружке, в присутствии Алисы, назвал Ульяну — Ракетой. А что? Ее все так зовут. Оказалось — не все. «Понимаешь, Максим, — объяснила Алиса уже потом, — ты, у себя в отряде, мог называть нас как хочешь, это было смешно, это вот, как маленькие дети пришивают себе на рубашку нарисованные погоны и воображают себя генералами. А вот, когда взрослый выдает себя за генерала, его за это наказывают. Или ему приходится соответствовать. У нас погон нет, но эти прозвища, это как знаки отличия, которые заслужить надо. Помнишь, я тебе про Семена и Сеньку вчера говорила. Так что и тебе надо еще «Макса» заслужить, и право звать Ульяну иначе, чем Ульяной, заработать».
Мику, вот та оказалась гораздо более приветливой девушкой. Правда настояла, чтобы Максим обязательно попробовал сыграть на… На корнете, так кажется. Других духовых инструментов в кружке не оказалось, был еще тромбон, но его столько раз роняли, что однажды он отказался собираться, и так и стоял в углу на тумбочке, в виде двух половин. Оказалось, правда, что подавать сигналы с помощью горна это одно, а играть, чтобы получалась музыка — совсем другое. Разница примерно как между художником и мастером нанесения дорожной разметки.
Со стороны клубов на площадь вышли Катерина и Витька, сосед по домику. Почти рядом, почти держась за руку. Катерина опять мазнула глазами по Максиму и повернулась к Витьке, о чем-то его спрашивая. Витька ответил глупо улыбаясь, а Катя засмеялась, прикрывая рот двумя пальцами и взяла Витьку под руку. Сердце дернулось, когда Максим перехватил взгляд Кати, но тут же и успокоилось, никак не реагируя на ее спутника. А Катя вдруг перестала смеяться и, продолжая растягивать губы в улыбке, смотрела холодными глазами куда-то в сторону столовой. А потом вдруг отвернулась, что-то сказав Витьке такое, что его лицо удивленно вытянулось, высвободила руку, опять мазнула глазами по Максиму и величественно удалилась. Максим повернулся, чтобы посмотреть, из-за чего так дернулась Катя, и улыбнулся. Со стороны столовой к нему быстрым шагом шла Алиса.
«Ну, что расселся? Цигель ай-лю-лю! Труби сбор на линейку!» — Максим бежал к флагштокам, на свое место, и думал, почему он совершенно не обижается на Алису за ее, казалось-бы, грубость, и вчера, и сегодня? Что-то чувствовалось хорошее за показной резкостью помощницы вожатой.

Электроник грустил на своем уже привычном месте: на берегу между пляжем и пристанью, сидя на принесенном сюда водой сосновом бревне, и бросал в воду камушки. Было плохо. Кажется, Женя ему только что дала четко и ясно понять, что его общество ей не интересно. Когда последний камушек из пригоршни, булькнув, оставил после себя только расходящиеся по воде круги, Электроник пошарил вокруг себя, в поисках новой партии боеприпасов, но ничего подходящего поблизости уже не нашел, а вставать не хотелось из-за слабости в ногах. Как до берега то добрел, вместо того, чтобы на ближайшую скамейку не шлепнуться, непонятно.
Начиналось утро даже и романтично: нужно было подняться в пять утра, пройти на концертную площадку и там, за сценой, нарвать ромашек; спрятаться с букетом около домика Жени и, дождавшись когда внутри начнут ходить туда-сюда обитатели, положить букет на крыльцо, приложив к нему украденный бланк библиотечного формуляра, чтобы девочки не гадали — кому букет. Страшно было не то чтобы просто подойти к Жене и заговорить с ней. Страшно было даже идти с букетом к ее домику. Вдруг увидят. Мысли: «Ну увидят, и что?» — даже не возникало. Электроник переждал, спрятавшись в кустах, пробежавшую мимо Сашу, положил, практически кинул, букет на крыльцо и едва успел спрятаться обратно, когда из домика вышла Мику. После этого кибернетик, пятясь задом, отполз подальше, на тропинку, и там, уже не таясь встал и направился к умывальникам. Сердце колотилось как бешеное, а в голове крутилась мысль, что он сделал все что мог.
На линейку Шурик опять не пошел, сославшись на занятость, и Электронику пришлось одному представлять там кружок. Женя только холодно кивнула на его робкое приветствие, занимая своё место в строю, но это кибернетика нисколько не обескуражило. Потом вожатой было объявлено, что сегодня «День чистоты и порядка», что пионерам предстоит навести эти самые чистоту и порядок на территории лагеря, что кибернетики должны будут навести порядок в кружке, подмести дорожки и пройтись с граблями газоны вокруг кружка. Это Электроник слушал краем уха, фронт работ был ясен и так. Жене досталась библиотека и все вокруг нее. «Вот и прекрасный повод. Пойду и помогу», — подумал влюбленный кибернетик.
И вот, когда Электроник, где-то через час после завтрака, в нервной трясучке прибежал к библиотеке и… Да что теперь вспоминать? В общем отлуп, бессмысленный и беспощадный. «За книгами — приходи, раз уж записывался», — сказано было вдогонку, равнодушно, как к стотысячному посетителю за сегодня. Это если без подробностей, которые вспоминать не хотелось.
Надо было чем-то занять себя. Идеальным было бы запереться в кружке и там что-то мастерить, пока не упадешь от усталости, но для этого надо было пересекать территорию лагеря, а в кружке был еще и Шурик, — людей же видеть не хотелось вовсе. На глаза попался отставший от ствола пласт коры. «Тоже занятие». Электроник окончательно оторвал кору, достал из кармана перочинный нож и, примерившись, начал неспешно вырезать из коры кораблик. Прозвучал, где-то далеко, сигнал горна, зовущий в столовую. На самом деле не «где-то», а здесь же, рядом, из рупора на пристани, но так показалось. Прозвучал и был проигнорирован — идти в столовую и встречаться там с Женей не хотелось. Слишком больно. Никогда раньше в прошлых циклах ни Женя так себя не вела, ни Электроник так не переживал. Что-то сместилось в них, когда Рыжие, в автобусе, пересадили полусонного Электроника на освободившееся место рядом с Женей, а те проснулись на плечах друг у друга.
Сергей вздохнул, вспомнив Женю, как она ровным, тихим и спокойным голосом, без обычных ехидных ноток, вообще без всяких интонаций, попросила его уйти и не тратить свое время, и опять взялся за поделку. Саша, однажды, в один из циклов, похвалила его, когда он помогал с какой-то мелочью девочкам в домике: «Сережа, у тебя очень умные руки. Как бы тебя не отвлекали, они все сделают сами, правильно и красиво». Вот и сейчас, из большого куска коры выходил не просто кораблик, какие дети пускают по лужам. Сергей особо не интересовался кораблями, но конечно видел фотографии и бывал в кино, а от чертежей он никогда не отворачивался. Поэтому то, что вышло из под его ножа больше всего походило на «Эспаньолу» из «Острова сокровищ», с намеченными досками обшивки, окнами на корме, с палубой опущенной ниже уровня бортов и трюмным люком. Электроник повертел бывший кусок коры в руках , отложил его в сторону и отправился к ближайшим кустам, чтобы срезать подходящие сучки — заготовки для будущих мачт и бушприта. «Что вот с ней делать, когда будет готова? В кружке оставить, это только позориться — я могу лучше сделать; подарить кому из малышей — нет у меня друзей среди них. Сейчас доделаю и оставлю на пристани. Кто найдет — того и будет». Электроник оглянулся на берег, на его месте сидела девочка и вертела в руках недоделанную «Эспаньолу». «Оксана, кажется. Из младшего отряда. Вчера, когда я был на поле, они с физруком что-то обсуждали. Вот и подарю ей».
— Нравится?
— Да, очень все здорово. Скажи, а ты научишь меня такие делать? Это же парусник?
— А зачем тебе учиться? Этот забирай, только подожди — я его доделаю.
— Нет, я хочу обязательно сама сделать.
Они еще долго сидели рядышком. Сергей выстрагивал мачты и пристраивал их к корпусу, потом: «Ты же девочка, у тебя должны быть с собой иголка и нитки», — натягивал ванты. А девочка сидела рядом и внимательно следила за руками кибернетика.
— Ну вот, осталось паруса натянуть, и все будет готово. По воде его не пустить — опрокинется, но на полку можно поставить. Может все-таки заберешь его себе?
— А можно? Но я все равно хочу сама сделать.
Электроник задумался. Как-то так выходило, что свободного времени, даже с учетом занятий в кружке, получилось с избытком.
— Тогда приходи завтра в кружок. Или нет, там мы Шурику будем мешать. Приходи сюда. И, если не тайна, скажи зачем тебе это?
— Понимаешь. — Девочка испытующе посмотрела на кибернетика, потом, решив, что он заслуживает доверия, кивнула сама-себе. — Есть один мальчик, который бредит парусами. А после этой смены он всё… в общем, мы можем больше не встретиться. Я все думала, что ему подарить, чтобы он… ну, на память. И вот увидела, и придумала. Только надо обязательно, чтобы я сама все сделала, своими руками, а то все пропадет.

Алиса, как всегда в этот день, командовала средним отрядом. Сорок два бестолковых пионера должны были подмести дорожки, пристань и автобусную остановку, подкрасить, гипсовых пионеров у ворот, если нужно, то и сами ворота, ничего не поломать и не перемазаться в краске сами. Как правило, к четырем часам все заканчивали, но приходилось устраивать дополнительный банный день, особенно для мальчиков, возможностей рукомойника явно не хватало. «А ты то почему устала? Не ты же с метлой танцевала? Назначь участки, обозначь фронт работ, и только ходи и контролируй». Вы не пробовали проконтролировать сорок две Ульянки сразу. Нет, не сорок две, конечно, Ульянка, она была уникум, в этом плане, но у нее уже тогда были мозги. А у этих… Вот и приходится носиться по всей территории, пресекать, где надо, и заставлять, тоже где надо. Да иногда за кусты отзывать и физическим воздействием угрожать. Тогда понимают, какое-то время. И это еще они спят и алгоритмами управляются. А что будет, когда они проснутся? А тут еще Катька откровенный саботаж начала и других к тому же подбивала. В общем, Алиса набегалась за сегодня на неделю вперед и сейчас сидела в тренерской у Семена и Ульяны вытянув ноги и опиваясь чаем. У Алисы много чего крутилось на языке с прошлого цикла, но спрашивать и самой рассказывать она пока не была готова. Поэтому спросила о другом, о волейболе. И, когда все с энтузиазмом подхватили идею, а Ульяна умчалась с загоревшимися глазами: «А в самом деле, давно не играли, с прошлого цикла! Алиса, беги переодевайся, я за Леной, Мику и Сашей сбегаю». Только тогда Алиса решилась чуть приоткрыться.
— Сенька, я понимаю, почему ты ничего про Шлюз не рассказываешь. Но знаешь, как мне теперь перед тобой стыдно.
— Алиса, я не…
— Да знаю я, что ты «не». Мне не за то стыдно, что ты мог меня голой увидеть, хоть ты и «не», я тебе доверяю, а за то своё скотское состояние. Ладно, побегу переодеваться. Через полчаса на площадке.

В кружке кибернетики не было никого. Сыроежкин с Оксаной разговаривали на берегу о романтических отношениях между мальчиками и девочками, и женской и мужской психологиях. Поскольку познания у них были исключительно сказочные, то разговор был интересен для обоих, не смотря на почти двукратную разницу в возрасте. А Шурик, обойдя здание клубов, сидел у его задней стены, спрятавшись ото всех между стеной и кустами барбариса, и пытался сосредоточиться и составить план работы кружка кибернетики. Получалось плохо. После того, как они с Сергеем утром протерли пыль со всех приборов и Сергей отпросился в библиотеку, Шурик, оставшись один, достал из ящика стола общую тетрадь, достал остатки второй версии кошкоробота, вытащил на верстак все имеющиеся в наличии радиодетали, болты, гайки и всякий механический хлам, и замер. Нет, конечно, с самого начала было ясно, что из этого барахла ничего хорошего создать не удастся, а тем более вторую Яну. Они и первую, непонятно как создали, выпаивая детали из списанных приборов. Шурик посмотрел на туловище кошкоробота, на отдельно лежащую голову. Тут же, в тетрадке, набросал техзадание. Представил себе алгоритмы поведения робота. Потом взгляд его упал на кучку печатных плат — некондиционную продукцию предприятия-шефа. «Да, чтобы из этого сделать что-то достойное, нужно быть супергением», — подумал. И тут же получил ответ: «Не обязательно. Но из этого, действительно, ничего сложнее ультразвуковой пугалки — мышей гонять, не спаяешь». И опять Шурик, сначала мысленно согласился, а потом уже вздрогнул в испуге. «Надо, надо к доктору», — уже второй раз подумалось. И после этого не думалось ничего.
Шурик сходил на обед, удивился, не встретив там Сыроежкина, и опять вернулся в кружок к прерванному занятию. Ничего не получалось, хоть плачь. С такой ситуацией Шурик еще не сталкивался. Стоило занести ручку над тетрадным листом, как в голове, всплывала эта фраза: «Ничего сложнее пугалки не спаяешь». «Звучит словно проклятие, — подумал Шурик, — может зря я Сергея отпустил? Может с ним вдвоем что-нибудь и придумали бы?» Опять кто-то легкий пробежал по краю крыши, на Шурика сверху посыпался мусор, но Шурик не отреагировал, незаметно для себя он задремал. Сон, на этот раз, был несвязный. Может быть там, во сне, внутренняя логика и присутствовала, но вот запомнился он разрозненными фрагментами.
Вот полигон, где падают с неба горящие мишени и догорают уже на земле.
Вот тот же самый полигон, только по нему бегает маленький, с пятилетнего ребенка, алюминиевый человечек. Все военные недоуменно переглядываются, а Сыроежкин стоит тут же, у раскрытого ящика, и довольный улыбается.
А вот автобусная остановка, на которой стоят удивительно похожие друг на друга женщина, лет тридцати пяти и десяти-одиннадцатилетняя девочка. Женщина, по случаю прохладной погоды в легком свитере, а девочку заставили надеть куртку, чем она крайне недовольна. Они удивительно похожи: легкие как пух волосы, которые шевелит слабый ветерок, у женщины пепельные, а у девочки еще природные — светло-русые; большие голубые глаза; небольшие, чуть вздернутые носики; рты чуть большие, чем нужно по пропорциям; острые подбородки. Они обе стоят и не шевелятся, девочка радостно улыбается Шурику, а женщина пытается спрятать улыбку под строгой маской. Во сне Шурик знает что их зовут Яна и Яна. Во сне Шурик знает, что сами они не заговорят — к ним надо подойти, знает и то, что не надо к ним подходить. Но сдерживаться нет сил и Шурик подходит.
— Здравствуй, Саша. — Женщина смотрит в глаза Шурику и по ее щеке стекает слеза. Только что сдерживала улыбку и вот уже плачет. — Ты опять нарушил своё же обещание.
— Привет, Па! — Кричит девочка. — Как тебя долго не было! А мы сейчас к бабушке едем!
Шурик не отвечает, только молча смотрит на них обеих. Тогда опять говорит женщина.
— Пожалуйста, не приходи больше. И не пытайся нас вызывать. Все, что было в системе ты уже вытащил. А сейчас… Даже то, что мы с тобой говорим, это только твоё воображение.
Из-за угла слышен шум мотора. Как обычно в этом сне. Пора расставаться. И Шурика, независимо от его желания, относит от обеих Ян.
Сквозь сон Шурик слышит горн — сигнал к ужину и тут же Шурика будит пришедший за ним Сыроежкин. Какое-то время сон еще сохраняется в памяти, но через несколько минут уже все забывается.
«Ультразвуковая пугалка? — Азартно подумал Шурик. Оцепенение последних двух дней сняло как рукой. — А если не пугалка?» «Ай!» — Кто-то испуганно воскликнул в его голове.
— Сергей. — Шурик повернулся к Сыроежкину. — А не замахнуться ли нам на тайны мозга? Что ты знаешь об ультразвуке?

— Все готово к дискотеке? — Наклонившись, чтобы, не повышая голоса, пробиться сквозь шум столовой, спросила вожатая.
— Не знаю, Ольга Дмитриевна. — Алиса легкомысленно, соответственно настроению, пожала плечами. — А что к ней может быть не готово?
Вообще, день сегодня оказался не плохим. Даже не смотря на необходимость пасти средний отряд на уборке и намеченный на «когда будет время, но не позже воскресенья» разговор с Леной и Персуновыми, всем четверым проснувшимся обитателям лагеря было что обсудить с прошлого цикла. Главное — исчезла серость и скука, засасывавшая в себя Алису, когда хотелось забыть прошлый цикл и позапрошлый, и поза-позапрошлый… Так и заканчивается активная фаза.
— … Алиса, ты вообще меня слушаешь? — Ольга, оказывается, что-то говорила. — Как тебе наш горнист? Готов он к самостоятельной жизни?
— Ольга Дмитриевна, мы сами себе до субботы сроку дали — присмотреться, а вы уже сегодня меня спрашиваете. Похоже, что готов. — Алиса поймала неприязненный взгляд Кати и еще раз подтвердила. — Да, считаю что готов. — Пусть Катька позлится.
— Тогда я не вмешиваюсь. Все на ваше усмотрение. — Вожатая кивнула, и, по привычке появившейся в этом цикле, взяв компот ушла за соседний столик, чтобы успеть обсудить там еще какую-нибудь вожатскую проблему.
А Алиса, не удержавшись и наплевав на манеры, нацепила на вилку кусок хлеба и принялась вычищать тарелку от остатков соуса. Ужин у поваров сегодня получился превосходным, что, после смерти бабы Глаши, было скорее исключением. «Я с ней и не общалась почти. Но это был последний человек из пришедших снаружи. Они там, снаружи, ничем не лучше нас, я уверена. Но все равно, что-то мы потеряли». Опять перехватила неприязненный взгляд Кати. Что такое? Нет, ревнует, это понятно, но вот конкретно сейчас? А это, оказывается, Максим вопросительно смотрит на Алису из-за своего столика. Понятно, хочет что-то узнать, а спросить не решается. Странно, за сутки с небольшим близкого знакомства он не показался Алисе особо стеснительным.
— Алисочка, можно к тебе подсесть? — Подошла задержавшаяся у себя в кружке Мику и, не дожидаясь разрешения, поставила на столик поднос с ужином.
Присела, огляделась вокруг, разулыбалась и помахала рукой проходящему мимо Максиму. А Алису это почему-то неприятно кольнуло. «Ты что, Рыжая, ревнуешь что ли? Вы еще женскую драку с Катькой устройте. То есть с Мику, а Катька будет драться с победителем. Вот шоу-то будет!»
— Знаешь, Алисочка, я вчера пыталась заниматься с Максимом, думала, раз он умеет на горне играть, то может он и на корнете сумеет. Но оказалось, что музыка у него не получается. За что не возьмется, все время сигналы выходят какие то. — Мику хихикнула. — А вообще, мальчик очень хороший. Он похож на молодую собачку, которая уже выросла из щенков, но все еще хочет поиграть. Алисочка, а правда он будет жить у тебя в домике?
—А! — Алиса даже поперхнулась. — С чего ты взяла?
— Ну все так говорят. Нет, конечно, это неправильно, когда мальчика селят в одном домике с девочкой… Наверное?
Алиса уже собралась сказать, что где Максим будет жить пусть думает Ольга Дмитриевна, а скорее всего Алисе придется перебраться к вожатой в домик, а Максима поселят в ее домике, вместе с опоздавшим пионером, или же Алису оставят на старом месте, а Максим так и будет жить, вместе с Витькой. Но тут увидела еле сдерживаемую улыбку в глазах Мику.
— Точно. Так и будет. — И, вспомнив вчерашнюю реплику Семена, добавила. — Мы только что с вожатой составили список, чему именно из «плохого» я буду его учить.
Вот теперь рассмеялись уже обе.
— Пока, Мику. На площади увидимся. — И улыбающаяся Алиса, закончив с ужином, отправилась по своим делам.

На дискотеку Женя, конечно же, не пошла. Она никогда не ходила на первую дискотеку цикла, всегда оправдываясь тем, что не успела еще навести порядок в библиотеке, а на самом деле стесняясь своей внешности, неуклюжести, неумения танцевать и, главное, чувствуя себя крайне неуютно в такой толпе. «Зря я сюда приехала. Дома, по крайней мере, никто не требует "обязательно участвовать в общелагерных мероприятиях", и можно не чувствовать себя клоуном. Завтра начнут подкладывать кнопки на стул, начнут мазать край стола мелом. И всем будет смешно. Одни будут травить активно, другие следить с интересом за происходящим, третьи просто не будут вмешиваться, предоставляя возможность выпутываться самой. Это одно. А другое, как дать понять нравящемуся самой мальчику, что он зря теряет время? А из лагеря просто так не уедешь, эти две недели надо просто пережить». Женя втянула воздух через сжатые зубы и щелкнула выключателем.
— Ой!
— Кто здесь? — «Лена. Как с ней обходиться?»
— Женя, это я. Я зашла, чтобы взять что-нибудь почитать. Дверь открыта была, а тебя не было и я задремала в кресле.
— Вообще-то библиотека уже закрыта. Но бери, раз уж пришла.
— Спасибо, я уже. Вот. — Лена протянула книгу и покраснела. — А тебя ждала, чтобы ты записала.
Женя, не садясь, записала в формуляр книгу, заперла за Леной дверь и только тогда позволила себе все проверить. Нет, никаких «сюрпризов» в библиотеке после посещения Лены не оказалось, ни подпиленной ножки стула, ни воды налитой в один из ящиков стола, ничего. Женя от Лены гадостей и не ждала, но запустившаяся программа требовала всё проверить. Хотя нет, один сюрприз был. В кресле, в котором дремала Лена осталась после нее серая канцелярская папка-скоросшиватель, родная сестра тех, что были свалены кучкой на нижней полке одного из библиотечных стеллажей. Женя переложила папку к себе на стол, а сама походив между шкафов и выбрав книгу и уселась в то же кресло, закинув ноги на журнальный столик.
С площади доносилось только приглушенное Бум-бум-бум. Верхний свет Женя погасила, остался только тот, что проникал снаружи, от уличных фонарей, и настольная лампа, казалось бы — сиди и читай, тем более, что Женя любила это дело. Она даже про свои горести забыла. Но книжка не шла. Во-первых, все время казалось, что Женя ее уже читала, и не один раз, всегда, с первых же слов, угадывая содержание очередного абзаца. А, во-вторых, вспоминался сегодняшний день, начиная с букета. И как больно было прогонять Сыроежкина. Нет, книжкой не отвлечешься. На глаза попалась Ленина папка. Было бы письмо, Женя бы не полезла, медицинские карточки выглядят совсем не так, надписи «Личное дело» на обложке тоже не было. А была надпись «Костер», красным фломастером. Женя перевернула обложку. Самым верхним был вложен рисунок цветными карандашами: лесная поляна, окруженная кустами; посреди поляны догоревший, но еще дымящийся костер; вокруг костра лежат буквой П три больших бревна; на бревнах и рядом с бревнами всякие мелкие и не очень предметы вроде связки ключей, рогатки, вожатской панамки, двух гитар, книги, еще чего-то… Розовеющее небо давало понять, что время там — ранее утро. Людей на рисунке не было. Только из кустов выглядывала чья-то, намеченная несколькими штрихами голова. Но только намеченная, так что не поймешь, молоденькая девушка это с забавной прической или крупная кошка. Женя перевернула страницу. «Костер, пионерская сказка», — было отпечатано на машинке. Следующая страница — рукописный текст, старательно выведенный явно женской рукой: «Сенечке, которому так и осталось семнадцать и Ульянке, которая доросла до девятнадцати!», — и несколько непонятных загогулин вместо подписи. Следующая — опять рукопись, на этот раз, похоже, рукой физрука… Чем дальше открывались страницы, тем сильнее начинало биться сердце. Но разобраться в кривых почерка физрука Женя не успела, в дверь библиотеки постучали. Женя вздрогнула, закрыла папку и пошла к двери.
— Женя, — Лена быстро взглянула и опять опустила глаза, — я забыла у тебя одну вещь.
— Да, конечно. Забирай.
Очень хотелось спросить: «А что это? Можно почитать?» — Но Женя пока не на столько доверяла окружающим, чтобы вот так вот взять и показать свою слабость.

После ужина Максим решился и, пряча смущение за глупой клоунадой, обратился к помощнице вожатой.
— Тетя Алиса, а правда, что через полчаса дискотека?
— Чего тебе надобно, дитятко?
— Тётя Алиса… Алиса, а если я тебя приглашу на танец, ты меня не прогонишь?
«А ты из молодых, да ранних», — хотела сказать «тётя Алиса», но не сказала. Только посмотрела чуть насмешливо.
— Не прогоню. Приглашай… племянник. Но с условием. Жени и Ленки не будет, скорее всего, но, чтобы Мику и Сашу пригласил обязательно.
И вот сейчас Максим искал Алису, чтобы проводить ее до домика, потому что сам жил в соседнем. Пошел по тропинке на голос и, уже перед аллеей, нечаянно подслушал разговор.
— Завтра уходите?
— Да, в пять утра.
— Смотрите, не пропадайте на неделю, как в прошлый раз. А то спасай вас потом.
— Рыжая! И вовсе не на неделю, а на пять дней! И, вы спасали уже один раз, хватит. ОД очень мудрая женщина и не дала развалиться лагерю без ключевых фигур. Ну и мелкие ей помогли, конечно.
Говорили Алиса и физруки. Кажется физруки собрались куда-то, а Алиса сейчас прощалась с ними.
— Сейчас налегке пойдем, а Рыжик подлечит, если что. Так что, завтра туда, а послезавтра утром — вернемся.
— Да я понимаю, а все равно, беспокоюсь за вас, Сенька. Должна же я хоть о ком-то беспокоиться?
— Глянь лучше, что Лена нарисовала.
Максим вспомнил, что полчаса назад на площадь подошла Лена, отозвала Семена с Ульяной, отдала из картонной папки какой-то листок и еще минут десять они о чем-то говорили. «Значит тоже прощалась, значит правда, что завтра в пять утра они уходят. Тут сестренка Ульянина вчера мелькала, может к ней?»
С танцами, вообще, получилось. Алиса, как обычно чуть насмешливая, Саша, благодарно улыбнувшаяся, танцевавшая на пионерской дистанции и, в конце сказавшая: «У тебя есть способности», Мику: «Максимочка, конечно же можно!» Всех этих девочек как будто знал, и со всеми как будто был в хороших отношениях уже давно-давно, с детского сада. Катя фыркнула и отправилась танцевать с Витькой — соседом по домику. А больше медленных танцев и не было. То есть был один — белый, в конце дискотеки. Катька мазнула глазами и опять пошла танцевать с Витькой, а Максим даже не обратил внимания. Он надеялся, что его пригласит Алиса — не пригласила. И вот это, а вовсе не постоянные насмешки, было обидно. На насмешки Максим отвечал той же монетой, но в нахальные янтарные глаза хотелось посмотреть еще раз.
— Ну, тогда до послезавтра.
— Да, до послезавтра. К полудню будем. И не вздумайте на спасать еще раз!
Силуэты на аллее обнялись. Двое пошли в сторону спортзала, а третий повернул назад, к площади. Максим бегом обогнал Алису по тропинке, вывалился из кустов на площадь, и перехватил проходящую по аллее Двачевскую.
— Тётя Алиса, ты домой? Позволишь проводить?
— Позволяю. — Алиса, хоть все так же насмешничала, но взяла Максима под локоть.
Развернуть
Комментарии 3 12.02.201714:11 ссылка 14.9

Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Алиса(БЛ) Семен(БЛ) Ульяна(БЛ) еще одна Ульяна(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) ...Фанфики(БЛ) 

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906

V

Сказка рассказаннаяУльяной-большой


Давным-давно... «Нет, Семка, не в далекой-далекой галактике»,в некотором царстве, в некотором государстве,стоял пионерский лагерь. И вот однажды приехал туда пионер. До конца смены оставалась всего неделя, а он взял и приехал, только что он, глупый, за эту неделю успеет?

«Сестренка,не морщись, это история не про черного пионера, а наоборот.Откуда я про черного знаю? Так все про него сочиняют,не ты одна.»

Что он там делал, эту неделю, никто не вспомнит, наверное: ни другие пионеры,ни он сам, ни вожатая, может только кто-то из персонала, если захочет, но ведь давно же это было. А на следующую смену опять приехал, и тоже с опозданием, и наследующую, и на следующую…

«Что значит, сколько лет пионеру было? Неважно, это же сказка, Алиса, ты просто слушай. Про Питера Пена читала? Ну вот,а сейчас слушай. Семнадцать ему было, каждую смену. И другим пионерам тоже, а кому и меньше. Кое-кому и четырнадцать, в сентябре исполнялось.»

И так каждую смену и всегда семнадцать,сказка же. Да, остальные пионеры тоже одни и те же приезжали, только вовремя,на полную смену и никто из них прошлую смену не помнил.

«Семка,не мешайся, и вообще, не путайся под ногами,это моя сказка,а не твоя. Ты ту, свою, которую на острове начал рассказывать,так и не закончил, а ведь Гришка все ждет. Хорошо, что он маленький и для него все в одно бесконечное лето сливается, а то давно бы плюнул и ждать перестал.»

Ну и отличался наш пионер от остальных-прочих,а чем – потом расскажу.

Много с ним всякого за эту неделю происходило, но всегда, в каждый его заезд, все, как будто повторялось. Начинал с того, что, как положено, с обходным бегал, с пионерами знакомился, с кем-то так привет-привет,пока-пока; с кем то ближе, с кем то совсем близко и каждый раз думал, что вот, смена закончится, он друзей-то не потеряет. А смена заканчивалась, он домой приезжал,и оказывалось, что все это сон и что пионеру тому, на самом деле, двадцать семь лет, семьи у него нет, любимой девушки нет, друзей нет, любимой работы нет, просто одна тоска безрадостная.День проходил, а вечером он опять засыпали опять ему снилось, что он пионер,опоздавший к началу смены.

Так много смен прошло, а пионер тот…

«Как звали? Не важно, пусть будет Степан.»

Так вот, Степан те свои сны утром забывал и днем жил обычной жизнью, а во сне сначала помнил, что хоть он и пионер,но ему на самом деле двадцать семь, и зима у него в городе, и Новый год скоро,а потом почти забывал, что это сон, верил,что все, что в лагере – на самом деле с ним происходит, а сон – это та его взрослая жизнь. И правильно верил, потому что однажды он взял и сам себе записку оставил и на следующую смену ее прочитал.И на следующую, и на следующую… В общем,если долго колотить по одному месту, то когда-нибудь в этом месте появится трещина, в общем, когда в сто тысяч миллионный раз ему эта записка попалась,вспомнил он, как эту записку писал и постепенно понял, что на самом деле все здесь живут, просто забывают об этом, а то, что считают домом – только сон. Ну,еще разные проверки делал и в лагере, и дома, но все сходилось. И как только он это понял, так начал свою жизнь в лагере запоминать, а те сны, что про взрослую жизнь, у него постепенно прекратились.Он помнил, что ему двадцать семь и иногда вел себя так, как будто ему двадцать семь, но внешне был как все пионеры и ничем от них старался не отличаться.

А он отличался,помните, я говорила? Просто, все в лагере жили, как роботы: записано в программе у роботов, что нужно купальный сезон в четверг открывать, а в субботу спортивный праздник устраивать – так и будет,записано, что вон тому пионеру должна нравиться вот эта пионерка – так и будет, написано, что другая пионерка должна убежать купаться за территорию на четвертый день после приезда, значит она убежит, и ее там поймает вожатая и накажет, потому что у вожатой тоже программа – пойти и проверить выходы к воде за территорией. А что там дальше,вокруг лагеря, их не интересовало, и даже самые любопытные дальше костровой поляны не ходили никогда. И думали все,что так и надо, что это как будто онисами все делают, так как хотят.

«Да, Сем, спасибо, очевидные причинно-следственные связи, именно так.»

А когда тот пионер приезжал вся программа начинала рассыпаться, потому что тот пионер просто жил, даже когда еще ничего не помнил: сегодня он на гитаре учится играть, в следующую смену вдруг активистом оказывается, в следующую – прячется от всех, – что-то в его программе не учли и она не работала. Ну а остальные только рады были и тоже начинали жить, потому что программа рассыпалась и надо самим думать, потому что они, хоть и как куклы были, но не куклы же, пусть они ничего и не помнили, и программа ими руководила,но они тоже любили и чувствовали, и плохо им было, где-то внутри, пусть они и не понимали, что с ними происходит.

«Сем, если тяжело сидеть, ты ляг. Мы не обидимся.»

Ну, а тот пионер, он разворошит лагерь и хорошо ему, потому что видит,что и люди вокруг, оказывается, живые,и сам он живой, а не кукла и не сумасшедший.С кем-то подружится, в какую-то девочку влюбится, какая-то в него влюбится. Он может потому и понял все про себя, что все, что человеческого от пионеров получал, он в себя впитывал и сам изменялся, может быть просто случайно, может по недосмотру программы. А когда изменений много накопилось, он и стал отличаться от того пионера для которого программа была записана.

«Алгоритм поведения, спасибо, Семк. Девочки, я понятно рассказываю? Хорошо.»

Вот только плохо ему бывало потом,когда старый цикл заканчивался, а новый начинался.

«Цикл?Да, он, сестренка, смены циклами стал называть, потому что все по кругу ходило.»

Приезжает в лагерь, а там все по прежнему и никто его не помнит, даже та,с кем в любви друг-другу клялись –смотрит на него и не узнает и надо все с начала начинать. Начинаешь с начала,а результат другой: с кем неделю назад дружил, с тем сегодня поссорился, кто тебе жуков в ботинки подбрасывал – тебе в глаза заглядывает и каждое слово ловит, потому что живые же люди и С…Степан, и те, что вокруг него, они не могут каждый раз одинаково. А на следующий цикл опять надо по полной выкладываться,чтобы до пионеров достучаться, потому что если просто сидеть и ничего не делать, то все пионеры и ведут себя как куклы, а так, из цикла в цикл, в окружении кукол, с ума можно сойти. Некоторые исходили.

«Молчи, Семка, не говори ничего».

Вот тот пионер и решил из этих циклов вырваться, взял и сбежал из лагеря. И получилось так, что прибежал в другой лагерь, точно такой же, думал, что убегает, а оказался в другом лагере. Цикл там прожил – убежал в третий. Потом в четвертый, пятый,тридцать третий. Много лагерей и все одинаковые и в каждом одинаковые пионеры.Почти одинаковые, потому что живые же люди, не может программа совсем все в человеке отключить. И Степан тот опыта набирался и вот однажды получилось у него до двоих достучаться так, что они тоже стали все помнить. А на следующий цикл еще до одного, а потом еще, потому что, чем больше человек в лагере проснулось, тем легче разбудить следующего. И даже если кто опять уснет,он просыпается уже легко, как будто что-то там в голове у него включается.

Вот только те пионерк… пионеры из самого первого лагеря, из которого Степан убежал, они же никуда не делись, они так с ним и остались, в памяти его, и забыть их не получается, и он себя виноватым передними чувствует. Потому что они столько ему дали человеческого, а он разбудить их не может. Вот такая сказочка. Ложь,да в ней намек.


– Подруга, ты в журналы не пробовала писать? В «Уральский следопыт» или в «Пионер» какой?

– А зачем, Алиса?Все равно не напечатают. Я же так, для себя и для вас на ходу сочинила.

– Ну так запиши это, и в стенгазету отдай, хоть нашу.Пусть народ почитает, потому что красиво у тебя получилось.


Вообще, чаепитие удалось. Семен, внешне угрюмый, оказался остроумным и понимающим собеседником нисколько не давящим разницей в возрасте и в статусе. «Девочки, окажетесь у меня на спортплощадке, будете звать меня по имени-отчеству, а сейчас, пожалуйста,просто по имени и на ты. Может быть потом, лет через десять, а сейчас, меня до сих пор коробит.» Рассказали про свой лагерь,расспросили про житье в здешнем. «Почему вожатая меня не помнит – да кто ж ее знает, сам удивляюсь. А бросаться ей на шею с криком: «Оля!» – жены боюсь». Рассказали про футбольную команду в своем лагере, тут Ульяна-младшая с особым интересом посмотрела на гостей и повздыхала: «Жаль, что у нас такой нет.»Поблагодарили за показанное озеро. «Не за что, нам то оно уже не пригодится,потом вам еще одно место покажем.Считайте, что наследство получили. Нет,Ольга о нем не должна знать, все может быть, конечно, но вряд ли. Вот Виола и Анатолий – те знают, но туда не ходят и болтать не будут». «Кто такой Толик? Знаешь, давай не будем ворошить чужие секреты. Вы считали его дурачком, вот и продолжайте делать вид, что считаете. Вреда он никому не принес, а пользы –многим.» «До нашего лагеря? Мы за полдня добрались, но это дорогу нужно знать.» О разном еще поговорили, пошутили, Алиса даже пожалела, что гитару не взяла.


Когда, где-то через час после отбоя, Рыжие шли к себе Ульяна спросила.

– Ну и как они тебе?

– Твоя «сестренка», та, конечно, девушка хорошая, но молодая еще. А вот Семен… Что он там говорил о себе? Что он физрук и заместитель вожатой у себя в лагере? Был бы он у нас в лагере, я бы может и не хамила ему никогда.

– Так я и поверила. Не хамить ты не можешь, только очень близким людям если, а Семен уже занят. Другое дело, что он бы понимал тебя, и на твою ругательность внимания бы не обращал.

– Да, я не знала,что физруки умные бывают. Правда, он может, на лето только, физруком устроился,а зимой, не знаю, может работает где, там где голова нужна.

Тут девочки одновременно встали и одновременно же сделали шаг в сторону ближайших кустов,куда не добивал свет от фонарей, чтобы пропустить совершающую вечерний обход Ольгу Дмитриевну. Та подошла к спортзалу, постояла на крыльце, занеся руку и собираясь постучаться, но передумала и свернула к пляжу.

– Отбой тревоги. Уля, ну ты и слово придумала, «ругательность».

– Алис, а я все  о сказке этой думаю. Как ты думаешь, о ком она?

– А я знаю? Ну не о Семене же. Не хочешь же ты сказать, что мы одну и ту же смену постоянно проживаем,а Семен раньше с нами жил и сейчас проведать приехал. Я так думаю, что ее та Ульяна сочинила, и просто рассказать кому-то незнакомому захотела, чтобы проверить, как получилось.

День, богатый неожиданными событиями, закончился. Девочки добрались до домика, взяли полотенца и побежали к умывальнику. Нужно было успеть умыться и залечь в койки. Скоро, мимо их домика, должна была пройти вожатая, и выслушивать порцию воплей совершенно не хотелось, не хотелось портить впечатление от, в целом, хорошего дня.


Развернуть

пидоры помогите 

Поиск по изображениям на компьютере.

Доброго времени суток, многоуважаемые пидоры.
Подскажите пожалуйста есть ли способ поиска по картинкам на компьютере? Не поиск дубликатов, так как задача немного другая и нужен поиск по конкретным изображениям. Так как это реализовано в поиске по картинкам в Google, Яндекс, TinEye. Не хочется переберать кучу програм по поиску дубликатов на наличие такой функции.

Все это ради коллекции прона.

Купон приложил, не просрочен.

КУПОН ДЕЙСТВУЕТ ДО 01.01.2077
ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ,пидоры помогите,реактор помоги

Развернуть

Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Лена(БЛ) Алиса(БЛ) Женя(БЛ) Шурик(БЛ) Электроник(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) Дубликат(БЛ) ...Фанфики(БЛ) Бесконечное лето 

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030

IV
Расстановка

Электроник был занят с самого утра. Настолько, что даже мысли о Жене отошли куда-то на задний план. Помочь Шурику в разработке принципиальной схемы (в основном надо было не мешать и слушать рассуждения Шурика, но пару раз тот похвалил Сергея за дельные мысли). Выпросить в музыкальном кружке вращающийся стул: «Сереженька, только обязательно позовите меня на испытания! Слышишь? Ты обещал!» И собрать вокруг стула каркас установки: круглая клетка из лыжных палок и гимнастических обручей, которые пришлось выпрашивать у Алисы. «И что? Робота делать не будете? Ну вы даете, вы не заболели там? Надо будет зайти и глянуть». Разработать конструкцию ультразвуковых излучателя и приемника (А что делать? Готовых то нет, а из всей литературы только пара подшивок журнала «Радио» в кружке, да десятка два разрозненных номеров «Моделиста-Конструктора» и «Юного техника» в библиотеке).
И, до самого обеда, Электроник, с поражающей окружающих энергией, носился по лагерю в поисках материалов; пилил, клепал, паял; прессовал из извести и сухих белил, а сначала надо было придумать — как прессовать, а потом обжигал керамические таблетки излучателя; забегал, не обращая ни на кого внимания, в библиотеку и там молча шел к стеллажу с журналами, перечитывал их на двадцать пятый раз, делал выписки и опять бежал в клуб.
Увлеченный любимой работой Электроник мог переплюнуть по энергичности и целеустремленности Ульянку, в ее лучшие годы.
Только иногда, в библиотеке, Сергей ловил спиной взгляд Жени сквозь стеллажи, замирал и оборачивался. Но Женя всегда успевала спрятать глаза в очередную книгу и лишь вздрагивала. Очень хотелось подойти, отодвинуть эту проклятую книгу и заглянуть заведующей библиотекой в глаза. Спросить: «Женька, ты что творишь? Со мной и с собой? С нами». Но не хватало смелости. Так и думалось: «А вдруг она не врет? Вдруг я, действительно, не интересен?» Сергей вздыхал и возвращался к своим журналам. Женя выныривала из-за книги и опять начинала гипнотизировать Сыроежкину спину, пока тот, не убегал в кружок, с очередной порцией знаний.
Наконец, ближе к обеду, сегодняшняя порция работы закончилась. Печатные платы травились в растворе и травиться им там до вечера, двадцать керамических излучателей остывали вместе с муфельной печью — нужно четыре штуки, но хорошо, если каждый третий заработает как надо. Принципиальная схема на листе оранжевой миллиметровки была пришпилена к дверце шкафа, поверх чертежа авиамодели, горка деталей извлеченных из ящика и выпаянных из некондиционных плат лежала на втором листе миллиметровки и сейчас Шурик раскладывал их по кучками: резисторы отдельно, транзисторы отдельно и так далее.
— Сергей, на сегодня, наверное, всё. Вечером я приду, платы из раствора достану и промою. — Шурик покачал рукой каркас установки, похожий на сегмент Шуховской башни, одобрительно кивнул. И, подтверждая собственные слова, повторил. — На сегодня всё. Ты свободен, а я — детали рассортирую до конца и тоже пойду.
Электроник еще раз сам пробежался глазами по плану работы, выходило так, что на сегодня, действительно, делать больше нечего.
— Шурик, а может я сам деталями займусь?
— Нет, иди-иди, а то мне еще подумать надо.
— Хорошо. Я на обед зайду за тобой.
— Да, спасибо. Пока.
Подумать, это святое. Нельзя никого отвлекать, когда он думает. Электроник вышел на крыльцо и на несколько секунд зажмурился от полуденного солнца. В библиотеку? Сейчас, когда голова, на время, освободилась от забот, очень захотелось увидеть Женю. «Я только возьму что-нибудь почитать», — не успел подумать Сергей, как уже оказался перед библиотекой. «А вдруг она о чем-нибудь меня спросит? Придумаю что-нибудь».
Не спросила. Вместо Жени, за столом-конторкой сидела Лена, в кресле у журнального столика, пристроился Максим и, похоже, Электроник прервал их беседу.
— П-привет. А где Женя?
— Попросила подменить ее до обеда. Ты что-то хотел взять? Возьми, я запишу. — Лена быстро глянула на кибернетика своими зелеными глазищами.
Пришлось взять, раз уж пришел, какой-то сборник фантастики. Лена записала книгу в формуляр и спросила.
— Сергей. Правда, что вы у себя машину для чтения памяти собираете? — И покраснев и опустив глаза, добавила. — Я бы хотела попробовать.
— Если доктор решит, что это безопасно, то — почему нет?
К счастью, неожиданное бегство Максима с воплем: «Ё-моё! На обед же надо сигналить, а я тут сижу!» — спасло Электроника от необходимости отвечать подробно.

Лена зашла в библиотеку без всякой глобальной цели. Просто взять что-нибудь почитать. Но зацепилась взглядом за Женю. Та грустила в углу зала, за своим столом-конторкой, чем-то напоминая нахохленную птицу под дождем. «Зря мы в автобусе тогда пошутили, — подумала Лена, — Сейчас бы Женя вовсю Сергея гоняла. Или нет, не сейчас. После обеда. Отсюда, до самого кружка. Тоже ничего хорошего, но не сидела бы так, с мутным взглядом. И Сергей не прятался бы от всех в работе». А потом еще, пока Женя записывала в формуляр книгу, выяснилось, что она, со вчерашнего дня сидит безвылазно в библиотеке, с перерывами только на еду и сон.
Понадобились все искусство убеждения и умение выдавать свои мысли за чужие желания, которыми обладала Лена, чтобы уговорить Женю просто сходить прогуляться по лагерю.
— Лена, а если кто-то придет…
— То я выдам ему нужное издание и заполню формуляр не хуже тебя.
— Я только…
— Хорошо-хорошо. Я подежурю. Только ты не долго.
До обеда оставалось еще около часа. Лена погасила верхний свет, погасила настольную лампу, отодвинула тяжелую портьеру у себя за спиной и впустила в библиотеку солнечные лучи. Взвесила в руке выбранную книжку, на пару дней чтения хватит. Бросила взгляд на библиотечные стеллажи. «А ведь рано или поздно книги кончатся. Все, что было здесь хорошего, я уже прочитала. Сейчас читаю средненькое. А потом?» Семен с Ульяной ушли сегодня утром и клятвенно обещали вернуться завтра часам к десяти. Может они еще что-то принесут? По крайней мере, та пьеса, что они принесли в прошлый раз была проглочена Леной за сутки, потом еще три раза перечитывалась, и породила массу карандашных рисунков-иллюстраций, самый доведенный до ума из которых, сейчас ехал обратно, как подарок автору пьесы. Та Мику обладала еще и литературным талантом. Интересно осознавать, что где-то есть очень похожие на тебя Лены, встретиться с которыми, по словам того же Семена, почти невозможно. Как там он сказал? «Останется только один!» Можно только во сне. Лена вспомнила обрывки сна, которым завершилась их с Алисой спасательная экспедиция. Сколько там Алис в одном месте оказалось? Три, минимум. Сон, сном, но волдыри на ладонях потом сходили до самого конца цикла. Лена грустно вздохнула и уселась на Женино место. Какая бы средненькая книга не была, но постепенно и она увлекла Лену, поэтому, когда минут через пятнадцать в дверь постучали, Лена вздрогнула от неожиданности.
— Привет. А ты сегодня за библиотекаря, что ли? — Максим удивленно разглядывал Лену, стоя в дверях.
— Наверное. Да. Подменяю Женю до обеда.
— А, ну тогда ладно. Я книжку возьму, можно? — И, не дожидаясь ответа, пошел шарить по стеллажам.
Дальше Лена уже не читала, а больше прислушивалась к звукам доносящимся из глубины зала. Что-то передвигали, что-то мягко падало, что-то шуршало, иногда невидимый Максим тихо чертыхался. Лена несколько раз порывалась вскочить и посмотреть на происходящую катастрофу, но всякий раз удерживала себя на месте. «Женя меня съест», — подумала обреченно, когда из-за стеллажей показался Максим, весь в пыли и с номерами «Знание-сила» в руках.
— Максим. — Лена подняла глаза на горниста. — Ты только что разгромил половину библиотеки ради пары журналов. Возьмешь их? Давай я запишу.
— Не, не половину. Четвертую часть в дальнем углу, куда никто не заглядывает. — Максим посмотрел на журналы, посмотрел на часы над дверью и устроился за столиком. — Я, наверное, их здесь почитаю.
Была бы тут Женя, не остался бы, конечно. А общество Лены было гораздо приятнее, тем более, сейчас пойдешь в домик, а тебе вожатая навстречу: «Максим, почему на площади бумажки? Это теперь твоя подотчетная территория. — Или. — Максим, почему бездельничаешь? Или занимайся, или марш со своим отрядом в лес, шишки и желуди для конкурса "Умелые руки" собирать!» Так что в библиотеке отсидеться выходило даже и спокойнее. Лена тоже против общества Максима не возражала, поэтому скоро тишину в библиотеке прерывало только шуршание страниц и шмыгающий нос нелегально искупавшегося вчера Максима.
— Лен, а можно спросить? — Максим решился начать разговор. — Скажи, вы нашего физрука давно знаете? Ты и Алиса.
— Давно. Не очень, но давно. — Запутанно ответила Лена. — С рождения. — Книжка была скучная, и разговаривать было интереснее. — А почему ты спросил?
— Тогда понятно. Да просто, даже Алиса никогда не будет взрослого, пусть и хорошо знакомого, человека Сенькой называть. И она всегда так пытается заботиться о Семене, а Ульяна видит это и только улыбается.
— Ты наблюдательный… — Лена думала, как закруглить разговор. В конце-концов Максим пока еще только кандидат в старший отряд, и разъяснять тонкости взаимоотношений Рыжих с Семеном постороннему человеку не хотелось. Но, кажется, Максим понял слова «с рождения» буквально, и сделал свои собственные выводы.

Шурик, отпустив Сыроежкина, закончил отбирать нужные детали, высыпал их в жестяную коробку из под леденцов и убрал в ящик стола. Посмотрел, как травятся платы, поболтал кюветой, чтобы перемешать раствор. «Ладно, азотная кислота, но хлорное железо шефы могли бы лагерю для кружка подарить. Сейчас бы полдня не теряли. Нет, потеряли бы, керамике все равно остывать до утра вместе с печью». Шурик запер клуб и, огибая здание, пошел на свое вчерашнее место. Прежде чем начинать зондировать собственный мозг, Шурику предстояло разобраться, что ему известно об этих своих сновидениях и голосе в голове, и записать данные самонаблюдения и самоанализа в рабочую тетрадь, чтобы иметь точку отсчета. Сыроежкин уже согласился быть вторым — контрольным экземпляром. Неплохо было бы, для статистики, набрать еще добровольцев, но Шурик опасался возможного риска. В любом случае, как настоящий ученый из любимых книг, Шурик твердо знал, что начнет с себя.
Председатель кружка кибернетики открыл личную рабочую тетрадь и на первой чистой странице написал: «Дневник самонаблюдения. Начат в четвертый день смены. Данные по предыдущим дням восстановлены по памяти». Перечитал. Получилось неплохо. Потом дописал в конце: «… по памяти и опросам очевидцев». Дальше следовал подзаголовок: «Необычные сны и мысли. Галлюцинации и явления». Далее следовало описать события первого дня. Шурик порылся в памяти: «Событие первое — сон в автобусе. Приснилось, что мне сорок лет и я еду в лагерь с пионерами. Почему-то называю пионеров "миксами" и "копиями". Событие второе — провал в памяти. Поздно вечером обнаружил себя стоящим на площади, спиной к лаборатории. Что делал в лаборатории не помню и восстановить свои действия не удалось». Шурик зачеркнул "лабораторию" и написал "кружок". Вроде бы всё. Но тут мысли Шурика перебили.
— Привет. А ты Сергея не видел?
Главный кибернетик вздрогнул от неожиданности и уронил карандаш. Поднял глаза. Перед Шуриком стояла девочка, лет, наверное, девяти, не больше. Светлые глаза, стрижка такая, что не понять, коротко стриженная перед тобой девочка, или обросший мальчик. Если бы не юбка, аккуратность в одежде и маленькие сережки-гвоздики в ушах. «Сергея? А! Это Сыроежкина что ли».
— Нет, занятия закончились и он ушел. Поищи его в библиотеке.
— Понятно. Если увидишь, то передай, пожалуйста, что его Оксана Зайцева искала.
И, не дожидаясь ответа, исчезла, нырнув куда-то в кусты.
Шурик повертел в руках карандаш. Синий «Картограф» сломался, после контакта с бетонной отмосткой, и теперь, чтобы его очинить для продолжения записей, нужно было возвращаться в клуб. Пришлось отклеивать спину от стены клуба, подниматься, отряхивать форму. «Здесь удивительно чисто. Ни копоти, ни глины, ни мазута. Отряхнулся и форма как новая. А чтобы найти грязь нужно специально постараться». Сигнал к обеду прервал размышления кибернетика, Шурик занес тетрадь в кружок и, встретив на крыльце пришедшего за ним Сыроежкина, отправился в столовую.

«Почему Алиса куксилась, что все, из цикла в цикл, одно и тоже? Может она просто видеть не умеет? Не знаю. И пионеры и природа, каждый цикл, но чуть-чуть разные. Вон, куст подсыхает, прошлый цикл зеленый стоял, а в этом — листья теряет. А здесь, за четыре дня, новую тропинку протоптали, интересно — приживется или нет? А уж люди как меняются... Это просто надо увидеть». — Лена шла из столовой к себе в домик и размышляла. «Я, наверное, порисую сейчас. Портрет Саши начну, а то сколько времени живем в одном домике, а так Саши у меня и нету».
Саши дома не оказалось. «Или возится с мелкими, или еще где-то, хоть у Мику в кружке». В этом цикле девочки сблизились раньше обычного. Купальный сезон официально открывался в четверг, а в следовании инструкциям Саша была чем-то похожа на Сережу Сыроежкина, так что на пляже ее точно не было. «В следующий раз», — Лене пришлось в очередной раз отложить мысль о Сашином портрете.
Взять этюдник и уплыть на остров? Причем, на малопосещаемый остров Длинный. Или уйти с этюдником на остановку и, в очередной раз, нарисовать дорогу, убегающую в поля? Лена взвесила в руке этюдник и поморщилась. Да и не очень то и хотелось. Может остаться в домике и изобразить ту сценку приручения стрекозы двумя маленькими девочками? И подарить Алисе? Лицо маленькой Алисы встало перед глазами как живое. Алиске понравится. Так, одна идея есть, и ладошка зачесалась — хороший признак. Значит результат будет удачный. А потом, без перехода Лена вспомнила, как в столовой Женя и Электроник постоянно бросали взгляды друг на друга, и как они вздрагивали, отводили глаза и зажимались, если этим взглядам случалось встретиться. Да, это оно. Лена быстро набросала сцену приручения стрекозы, чтобы поработать над ней после, когда время будет, а сама взяла карандаши, папку с бумагой, и направилась к Жене в библиотеку.
— А, это ты. Заходи.
Женя постепенно отходила от вчерашнего приступа черной меланхолии и встретила Лену почти приветливо.
— Я почитаю тут?
— Библиотека публичная. — Женя фыркнула на слове «публичная» и пожала плечами. — Читай.
Лена так и сделала, ну почти так. Выбрала книгу побольше, устроилась за одним из читательских столов так, чтобы Женя оказалась в нужном ракурсе, и, спрятав в раскрытой книге лист бумаги, начала делать зарисовки, стараясь поймать эмоции. Женя читала что-то своё, время от времени бросая взгляды за окно и на входную дверь, хмурилась, коротко поджимала губы и переворачивала очередную страницу. А после очередной страницы проскрипела, не глядя на Лену.
— Между прочим, можешь не прятаться. А если бы спросила разрешения, то и совсем хорошо было бы.
— Ой. — Лена покраснела.
— Рисуй если хочешь. Но, я не понимаю. — Женя, все так же не глядя на Лену, пожала плечами. — И, спасибо, что посидела тут вместо меня.
И еще на полчаса девочки погрузились в молчание, прерываемое шелестом бумаги и редкими вздохами. Да иногда, снаружи, доносились голоса пионеров: по Плану мероприятий у среднего отряда было сейчас свободное время, чем они и пользовались, устроив беготню по всему лагерю. «А ведь она ждет, что Сергей заглянет, — подумала Лена, — а тот боится и где-то прячется. Зря девочки посадили Сергея на моё место, и зря я на это согласилась. Нужно бы все рассказать, но не поверит, решит, что я Сергея выгораживаю. С ее то точки зрения все было так, как она увидела».
— Лена. А что за рукопись ты вчера у меня забыла? — Опять проскрипела Женя.
— Это. — Лена задумалась, как не соврать так, чтобы Женя не стала потом крутить пальцем у виска. — Это девочка одна, знакомая нашего физрука, сказку написала. И Семен попросил, чтобы я к ней иллюстрации сделала. — И, отвечая на висящий в воздухе вопрос, добавила. — Можешь взять почитать. Заходи вечером. Я Саше скажу, если меня не будет.

Женя, действительно, ждала Сыроежкина. Даже самой себе не сознавалась в этом, но ждала. Провожала взглядом пробегающих за окнами пионеров, прислушивалась, когда казалось что кто-то топчется на крыльце, вздрогнула, когда вдруг повернулась дверная ручка. «Ой!» — Ёкнуло внутри. Но, к счастью, это оказалась Лена. Или, может быть, к сожалению это оказалась Лена. Этого Женя даже под гипнозом не сказала бы. Лену Женя уже отнесла к числу безопасных, подвоха от нее не ждала, поэтому выгонять из библиотеки не стала, а разрешила остаться и посидеть-почитать. В общем-то каждый любитель посидеть-почитать был понятен Жене и не вызывал у ней ни агрессии, ни испуга. И даже то, что Лена, вместо чтения, занялась рисованием, Женю особо не раздражало. Так только, дала понять, что заметила, и всё. Только поначалу неприятно немного было оказаться в фокусе чужого внимания. Под конец даже разговорились немного, обсуждая разное.
— Женя, в субботу сбор отряда будет.
— Я не приду.
— Я, может, тоже. Я не об этом. Будем решать, принимать новенького или нет. В… — Лена чуть не ляпнула: «Вместо Ульяны». — Вот того, который горнист, Максима.
— Да мне, как-то, все равно. Если нужен мой голос можешь передать, что я — за.
Лена закончила рисовать и ушла, Женя ждала, что ей покажут, но Лена просто попрощалась, собрала бумагу и ушла. «Ну, значит, не больно-то и хотелось, значит мне и не нужно это видеть».
Женя, после ухода Лены, еще раз обвела глазами библиотеку, увидела журналы на полке с прочитанной и возвращенной литературой. «Интересно, кто брал?» — Подумала как хозяйка. Глянула в ящик с читательскими формулярами. Сверху, на коротенькой шеренге формуляров, стоящих в ящике друг за другом в алфавитном порядке, лежал свежий. «Родионов Максим, 14 лет, средний отряд». Над зачеркнутым словом «средний» рукой Лены было написано «старший». «Любит ли читать, я еще не знаю, но умеет, это точно», — проскрипела вслух заведующая библиотекой, чуть улыбаясь и пристраивая формуляр в общую шеренгу, между Персуновым Семеном и Тихоновой Еленой. Теперь осталось только вернуть журналы на место и можно запирать библиотеку на перерыв. Или не запирать — идти все равно некуда. Женя взяла журналы, подержала их в руках и положила обратно на полку. Потом взяла самый верхний и быстро пролистала его. Нет, все верно, вон и библиотечный штамп на месте. Но все же. Женя подошла к каталогу, выдвинула несколько ящичков и умело пробежалась по картотеке, потом проделала это еще раз, читая каждую карточку, вынимая карточки из ящичков и проверяя — не завалилась ли какая-нибудь карточка, выпав из общего ряда. Потом проделала тоже самое уже с каждым ящичком, а не только с теми где была периодика и издания на букву З. В каталоге библиотеки «Совенка» не числилось ни одного номера журнала «Знание-сила». Не смотря на библиотечный штамп на этих самых журналах. Женя вернулась к журналам, взяла с полки самый верхний, посмотрела на первую страницу обложки, потом перевернула и посмотрела на типографские данные «сдано в набор 06.09.1991». Женя глянула на календарик, притаившийся под оргстеклом, закрывающим ее стол. Согласно календарику на дворе стоял июнь 1987 года. «Кажется придется прийти на сбор отряда. Кажется придется спросить у новенького, где он берет журналы? Может он и книг хороших оттуда же натаскает?»

Саша, чуть-чуть разминувшаяся с Леной, сейчас сидела у себя в домике и с огромным удовольствием читала ту самую пионерскую сказку. Читала, возвращалась к началу, закрывала глаза и как живых представляла себе героинь: Анфису, Ларису, Жанну, Машу. Тем более, что и представлять особо не нужно. «Вон же они — живые. Ясно с кого их списывали. Нет, разница, конечно есть, так на то и сказка». Вот ни Святославы, ни Янки, ни Степана здесь не было. Святослава чуть походила на саму Сашу, но совсем чуть-чуть. «Янка… может быть, если бы Ульяна была помоложе лет на пять, то так она себя бы и вела. Степан? Не могу себе представить, неужели Семен был таким? Нет, в нем вовсю живет семнадцатилетний пионер, это не вооруженным глазом видно, но и двадцатипятилетний заместитель начальника лагеря тоже в нем». Саша опять вернулась к началу и посмотрела на первую страницу. «Как, когда Мику успела все это сочинить? Она же сама говорили в день приезда, когда знакомились, что она впервые в СССР, а ее папа с мамой сейчас едут на поезде из Владивостока в Москву, с остановками в крупных городах. Но вот же автор: Мику Хацуне, а вот посвящение: «Сенечке, которому… и Ульянке...», — и подпись японскими закорючками. То есть Мику знала Семена, когда тому было семнадцать? А самой Мику, получается, девять? Ничего не понимаю, надо будет спросить, для начала у Лены». Посмотрела на стену над Лениной кроватью, всю увешанную картинами. Портреты и пейзажи. «И когда успела?» Три портрета особенно притягивали взгляд. Женщина, похожая на Лену как родная мама, протягивает руки открытыми ладонями к зрителю, губы плотно сжаты, глаза чуть прищурены, как будто какую-то работу делает или спорит с кем-то, а если присмотреться, то такая бездна тоски и боли в этих прищуренных глазах… Второй портрет, парень похожий на Семена, наверное таким он и был, в семнадцать лет, только глаза не семнадцатилетние, а взрослые и какие-то уставшие, что ли, но понимаешь, что он сейчас улыбнется, этими уставшими глазами, и скажет: «Все ерунда, прорвемся!» Третий портрет, тот очень позитивный, на нем Семен и Ульяна, сидящие рядышком на крыльце этого самого домика, оба улыбаются, оба счастливы и, как раз и видно, что подросток из заместителя начальника лагеря никуда не делся.
В дверь постучали.
— Привет. — На пороге нарисовался Максим.
— Здравствуй! — Саша улыбнулась хорошему человеку.
Очень заразительно улыбнулась, так что Максим сразу разулыбался в ответ. И как-то даже и не пришлось маскировать смущение нахальством, а захотелось просто взять сразу и обратиться, к так приветливо улыбающейся девочке, со своей такой деликатной просьбой.
— Саш, ты не могла бы чуть поучить меня танцевать? К следующей дискотеке?
— Хочешь Алису удивить. — Саша не спрашивала, а просто констатировала факт. — Приходи в музыкальный кружок после ужина. С Мику я договорюсь.

Вторую половину дня Сыроежкин провел в компании милой девушки Оксаны. Показывал ей, как правильно держать нож; объяснял, когда режут от себя, а когда — к себе; ругался на нож, который она принесла, а потом объяснял, почему острый нож безопаснее тупого. «Ты, когда острым ножом режешь — рука просто идет за ножом и все, и не надо лишних усилий делать. Просто следи, чтобы пальцы напротив лезвия не оказались. А когда режешь тупым, то ты напрягаешься и у тебя нож обязательно сорвется и попадет по пальцам». Ну и все это перемежалось другими разговорами. «Вот знаешь, Сережа, мне кажется, ты ей нравишься. Если бы не нравился, она бы не стала тебя прогонять». «Эх, Оксана, твои бы слова, да богу, которого нет, в уши».
Потом искали вдвоем подходящий кусок коры и Оксана пыталась выстругать хоть что-то похожее на кораблик. «Не надоело? Ну, тогда пошли в клуб». Пошли в клуб, извинились перед Шуриком, за то что помешали, и заточили нож Оксане.
Потом опять искали кусок коры. «Стой. А теперь, прежде чем за нож браться, нарисуй, что ты хочешь. Да вот, хоть на мокром песке палочкой и нарисуй». «Вот так, да?» «Нет, смотри, как надо».
Потом разбирали проект Оксаны по косточкам. «А ты хочешь, чтобы он просто на полке стоял или, чтобы его еще и на воду спустить можно было?» И тут же: «Знаешь, напиши ему письмо, небольшое, чтобы упаковать можно было. В клубе была папиросная бумага, вот на ней завтра и напиши. Потом в полиэтилен запаяем и внутри корабля спрячем. Если все так, как ты говоришь, он обязательно полезет разбирать твой подарок. Там письмо и найдет. Может это сработает».
И снова взялись за ножи. «А почему ты все своими руками должна делать? Что значит, иначе цикл не переживет?»
А потом долгие разговоры. «Не знаю, Оксана, права ты или нет, но может, это мы уходим куда-то дальше, а вы здесь задерживаетесь».
И расстались уже перед самым ужином, договорившись о завтрашней встрече. «Знаешь Сережа… Нет, потом, в конце смены. До завтра!» — И убежала, прихватив с собой недоделанный кораблик. А Электроник еще посидел на берегу, улыбаясь и думая о том, какая это славная девочка и о ее словах, что он Жене нравится. Дождался горна и уже тогда встал, отряхнулся и пошел сперва в кружок за Шуриком, а оттуда на ужин.

Алиса оказалась в этом лагере помощницей вожатой исключительно из-за отсутствия альтернатив, и была она плохой помощницей вожатой, но какие-то привычки въелись и их уже не вытравить. Вот и сейчас, она перебирала в памяти прожитый день, анализировала свои ошибки, делала выводы и строила планы на завтра. «Что там со мной и лагерем происходило сегодня?»
Прощание с Персуновыми в пять утра. Алиса не утерпела и вскочила в такую рань, чтобы проводить своих самых близких людей, уходящих в утреннюю хмарь.
— Вы туда же, на то же место?
— Да Алис. Точка стабильная и еще долго продержится. Да не кисни, Рыжая. Завтра же придем назад!
Спать уже не хотелось, поэтому присела на крыльце спортзала, кутаясь в олимпийку. И в каком-то оцепенении провела час, пока не появилась Сашка, возобновившая свои утренние пробежки.
— Привет.
— Доброе утро, Алиса. Побежали со мной?
— Пф-ф. Я что, больная? Ты то почему одна? Катька отказалась?
— Да, не пойму я её что-то. Вчера просилась, а сегодня я за ней забежала, а та ни в какую. Еще и смотрит обиженно, и глаза красные, будто плакала. Ладно, побежала я.
И только легкие шлепки подошв о покрытие беговой дорожки еще слышны за спиной.
Чуть позже — Максим, который хотел спросить о чем-то, но так и не решился.
Еще чуть позже — линейка, слава богу, в этом цикле не военизированная.
— Алиса, а ты не в курсе, где наши физруки? Они предупредили, что появятся завтра, после завтрака, но о подробностях умолчали.
— Ольга Дмитриевна, помните, в первый день тут сестренка Ульянина отметилась, отдыхает тут недалеко. Вот, кажется ее навестить.
— Недалеко? Странно. До ближайших людей здесь километров триста. Ну ладно, Алиса, на субботу какие мероприятия запланировала?
Кибернетики затеяли что-то новое в своей берлоге. Надо будет убедиться, что это безопасно для окружающих.
И так обо всем дне. А еще, завтра открытие купального сезона и физруки на пляже были бы ох как уместны. «Надо будет на следующий цикл убедительно попросить их не уходить вдвоем. Стоп. Они же завтра к одиннадцати обещали вернуться, так что все нормально».
Алиса покосилась на бывшую Ульянкину кровать, занятую сейчас гитарой и одеждой. «Привыкаю постепенно, вот уже и ее кровать вещами занимаю, и бельем эту кровать застилать не стала. Но все равно вечерами тоскливо. Хорошо хоть Ульянка каждый вечер специально поболтать заходит. И хорошо, что она меня простила: "Алиса, если бы ты в тот раз промахнулась, то Семен прошел бы сквозь наш лагерь, мимо и дальше". А эта "сестренка" Ульянкина еще разбередила. Уговорить бы ее здесь остаться, так в ее лагере своя Алиса есть, той тогда совсем плохо будет. Хуже чем мне в прошлом цикле. А у меня уже какие-то просветы появились. Вроде Макса, того же. Правильно Мику про него сказала, что он тычется всюду с любопытством и дружелюбием, как молодой пес». Алиса улыбнулась: «Было бы ему, хоть на пару лет побольше».
Алиса посмотрела на гитару, но нет, настроения не было. «Ну, значит спать». Погасила свет и завернулась в простыню. Она уже знала, что ей приснится. Каждую ночь, с середины прошлого цикла Алисе обязательно снился один и тот же сон. Очень спокойный, ни куда не зовущий, не оставляющий после себя никаких эмоций, он просто снился. Начинался сон с того, что Алиса оказывалась заперта внутри зеркального шара — елочной игрушки. Постепенно размеры игрушки росли, стенки отдалялись, теряли четкость, горизонт становился все дальше и вдруг Алиса понимала, что она уже не внутри зеркального шара, а снаружи. А потом это шар начинал уменьшаться в размерах, горизонт опять приближался и оказывалось, что вокруг Алисы плавают, иногда соприкасаясь, а иногда слипаясь в устойчивые гроздья множество таких шаров. И внутри каждого спрятана своя Алиса, в чем-то абсолютно такая же, а в чем-то похожая только на саму себя. И можно перепрыгнуть со своего шара на соседний и проснуться уже там, рядом с двойником. И с двойником, при таком проникновении, ничего не случится. Вот только надо решиться прыгнуть. «Интересно, Ленке тоже самое сниться? — Еще успела подумать Алиса, перед тем как уснуть окончательно. — Она ведь та еще партизанка, будет молчать, пока совсем плохо не станет».
Развернуть

Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы Семен(БЛ) Кошкоробот(БЛ) очередной бред и другие действующие лица(БЛ) Дубликат(БЛ) 

Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2531986
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2544376

XIII
Прилив

– … меня Яна зовут.

Мне нужно время, чтобы придти в себя, поэтому я лежу с закрытыми глазами и считаю в уме до ста. Странно, но никто не пытается меня спасать, делать искусственное дыхание, бегать вокруг в панике и кричать: «Вызовите скорую!». Вместо этого меня окружает тишина летней ночи: шелест листьев, стрекот кузнечиков, звон комара, пиликанье какой-то ночной птицы. И запахи: пахнет травой, слегка пылью, сиренью и чуть-чуть грибной сыростью, как от близкого леса. Я лежу на животе, лицом в ладонях, что-то не тяжелое давит мне на спину, и, судя по ощущениям, моя зимняя куртка куда-то исчезла. Я уже все понимаю, но боюсь, не верю и боюсь. Но счет до ста завершен и нужно приоткрыть один глаз.
Осторожно поворачиваю голову влево и открываю, действительно, сперва один глаз, потом второй. Ночь и искусственный свет, много света. Галогенные прожектора отражаются на полированном корпусе кошкоробота Яны.
– Ты хотел со мной познакомиться, меня Яна зовут.
Воистину, только механические, по происхождению, существа способны столь терпеливо повторять одно и тоже.
Я не нахожу ничего умнее, чем сказать.
– Очень приятно, а я Семен.
– Я знаю, – отвечает Яна. Ты познакомился?
– Ну, э-э-э-э… Да.
Учитывая обстоятельства, это, похоже, единственно возможный ответ.
– До свиданья.
Какой хорошо воспитанный робот.
– Яна, подожди!
Яна замирает в неустойчивой позе сделав на носках пол-оборота от меня в сторону… Бараков? Складов? Не понятно, в общем, какие-то достаточно приземистые и длинные красно-кирпичные строения на границе освещенного пространства. Но равновесие так держать, это дополнительные затраты энергии, поэтому неведома зверушка опять разворачивается ко мне лицом, опускается на всю ступню и терпеливо ждет, а я, за это время, успеваю сесть, подтянуть ноги, отряхнуть лицо и грудь от мусора и обнаружить, что я одет все в ту же пионерскую форму без галстука, только вместо шортов – длинные брюки, как я и ходил половину времени в лагере, как я и сел в автобус. Еще – рюкзак и сумка на плече.
– Где мы?
– В лагере.
Ответ в стиле анекдота, но роботу можно. Этому роботу пока ещё нужны конкретные вопросы, а я пока ещё не готов к ним.
– В нашем лагере?
Хотя, откуда в нашем лагере взяться прожекторам на стадионе?
– Нет.
– Ладно, спасибо за ответы. Тебя можно будет потом еще поспрашивать?
– Да.
И убежала куда-то к … Вспомнил слово, к пакгаузам.
А я, наконец-то, встаю на ноги и оглядываюсь. То, что я на спортплощадке «Совенка» я понял уже давно, я достаточно по ней потоптался, чтобы узнать в любом ракурсе и в любое время суток, даже если ее изуродуют прожекторными вышками и отгородят от леса с севера тремя пакгаузами, а с востока трехэтажным зданием из силикатного кирпича, в котором, даже я, никогда не служивший, безошибочно определяю казарму. А вот с посетителями спортплощадки все гораздо интересней – вся площадь футбольного поля, и беговая дорожка вокруг заняты построившимися в прямоугольные формации пионерами. Человеческие прямоугольники: шесть человек по фронту и десять человек в глубину, где-то больше, где-то меньше, чем десять, но, в среднем, по шестьдесят человек. Собственно, я сам стоял в одной из этих коробочек и выпал со своего места, когда меня разбудила Яна.
Пионеры, спящие стоя пионеры и персонал, построенные по лагерям, ну или по узлам, как хотите. Вспоминаю Олин рассказ про работу здешней системы. Видимо, как раз сейчас и происходит очистка памяти пионеров, а взамен им показывают яркие и красочные сны, о том, как им хорошо дома. По рядам периодически проносятся какие-то движения, пионеры начинают что-то бормотать, шевелить глазами – в общем, ведут себя именно как люди видящие сон. И в этот двенадцатичасовой сон нужно вместить целый год жизни, бедные пионерские мозги. А мне, две недели назад, в это время, показывали кино под вспышки молний, не знаю, может быть система хотела донести до меня какую-то информацию, а может я стал случайным зрителем. Не зря же: «Между сменами циклов, в узлах остаются только мониторы», – вспоминаю. И вспоминаю еще одну вещь – марш зомби-Ульянок. Был такой эпизод в моей пионерской биографии, был еще до пробуждения, но вот запал в память. Не знаю: мой личный это кошмар, к реальности не имеющий отношения, или сбой программы лагеря, но бегал я, однажды, от такой же коробочки по всему «Совенку». А может, увидел вот такое, как сейчас, не осознал, но запомнил и во сне уже интерпретировал как колонну зомби.
Черт, я поддаюсь гневу, но честное слово, то, что вытворял Палач, это невинная детская шалость против вот таких издевательств над людьми! Никогда и никому не расскажу, что я сейчас вижу, хотя сам не забуду. Не знаю, насколько это было оправдано, когда все создавалось, но это зрелище нескольких тысяч отключенных и находящихся под внешним управлением людей отвратительно. И еще, я понимаю тех, кто увидев вот это, увидел только тела, молодые здоровые тела приспособленные к пересадке сознания.
Пытаюсь их будить, мечусь от амазонок к Сашке, от Сашки к футболистам, от футболистов к кибернетикам, от кибернетиков ко Второму. Бужу сперва нежно, осторожно и ласково, потом все жестче и жестче. Максимум, что мне удается, это вывести Ульяну из коробочки, она послушно идет за мной, но едва я отпускаю ее руку – возвращается на свое место. Наконец устаю бегать от пионера к пионеру, иду к трибунам, снимаю рюкзак с плеч и сажусь на скамью, вытянув ноги. Постепенно успокаиваюсь, гнев и паника прячутся назад, туда, где они хранятся, на случай необходимости, а я пытаюсь проанализировать увиденное. Ну, правда, только пытаюсь. И единственный вывод, к которому я прихожу, это то, что до утра больше ничего происходить не будет, а без ответа остаются вопросы: почему я не потерял память, и почему я сейчас бегаю, как ошпаренный, а не сплю в общем строю, как порядочный пионер, ну, или как порядочный физрук, подозрения имеются, а ответа нет.
Кстати, хочется есть, я же ничего не ел, с самого обеда, но, не гоже, правда, бросать своих, вдруг их без меня, скажем, э-э-э, утащат на опыты. Они сами или их образы, хранящиеся в моей памяти, выдернули меня назад из такого-же сна, это, кстати, и есть моя гипотеза, а я, за это, буду их охранять. Нет, действительно, страшно «отойти на минуточку» и вернуться к пустому месту, поэтому стараюсь не обращать внимания на голод, сутки я уж, как-нибудь без еды проживу. Поэтому я сижу на трибуне, стараюсь не думать об еде, пялюсь на своих, боясь отвернуться, хотя и понимаю, что здесь нет никого, кроме сомнамбулированных пионеров. Раза два происходят какие-то перемещения – пары одинаковых пионеров из разных лагерей меняются между собой местами, иногда, на границе освещенного пространства мелькает алюминиевый панцирь Яны, и всё, больше ничего не происходит, только постепенно начинает сереть небо.

Главные ворота поселка, площадка перед воротами, на площадке пятеро: я, Шурик, Толик, Виола и баба Глаша, которая значительно моложе, чем та, которую я знаю. Мы стоим на краю площадки, а по шоссе к нам приближается колонна Икарусов. Вот подходит первый, останавливается напротив нас и открывает двери. Толик достает откуда-то выключатель, направляет на Шурика, потом опускает. Шурик что-то говорит, тогда Толик еще раз поднимает выключатель, набирает код и стреляет. Шурик вздрагивает, отворачивается от нас и делает шаг к автобусу, потом с трудом поворачивается, с трудом делает прощальный взмах рукой, хочет что-то сказать но не может, снова отворачивается от нас и садится в Икарус, двигаясь деревянной, ковыляющей походкой. Баба Глаша терпеливо ждет, потом садится следом. Автобус рычит, разворачивается на площадке и уезжает, а его место занимает следующий, следующий, следующий… Наконец, доходит очередь и до нашего автобуса. Толик вопросительно смотрит на меня, я киваю, тогда он стреляет в меня из выключателя. Последнее, что я успеваю запомнить, это то, что левый глаз Виолы, оказывается, поменял цвет с карего на синий.

Воскресенье, узел номер ноль, он же… Чуть не сказал «пионерлагерь «Совенок», но нет, это называется поселок «Шлюз» или в/ч, номер которой я не стал запоминать, он же, очевидно, мифический райцентр. Пионеры неделю назад уехали по лагерям, а я позорно проспал этот момент и остался здесь.
В прошлое воскресенье, когда проснулся – долго потягивался, долго открывал глаза, я оказывается успел завернуться в свою верную портьеру-парус, улечся между скамьями трибун и мне было тепло и удобно, а проснулся я от голода. И, пока выпутывался из портьеры и соображал, что и как – не сразу понял, что пионеры уехали и стадион опустел. Я подскочил, да. Я побежал к воротам, да. Я еще застал не осевшую пыль, но что толку? Я даже пытался догнать автобусы, бегом, потом трусцой, потом шагом, пока не выдохся. Потом вернулся. Пока возвращался – утешал себя тем, что дождусь следующего цикла. Две недели то я на консервах, грибах и ягодах проживу. Поэтому, сразу от ворот, пошел в столовую, благо, где лежат ключи я знаю, но открывать столовую не пришлось, столовая была открыта и полна пионеров.
Двойники, кажется, что все они, со всех лагерей, были там. Скажу честно – я испугался. Представьте себе шесть десятков одинаковых людей, которые сидят за столами и механически поглощают обед. Перловку, кажется. Ложки синхронно совершали плавные движения от тарелок к ртам, челюсти равномерно и однообразно, и синхронно же двигались, взгляды направленные прямо вперед и ни одного постороннего звука: ни слова, ни вздоха. Я сейчас понимаю, что меня они даже не замечали, в этом своем странном трансе, но зайти в столовую я так и не решился. На кухне тоже, кстати, хозяйничали двойники, я и туда попытался сунуться, но, открыв дверь и увидев эту картину, так и остался на улице. Вернее, зашел, когда обед уже закончился и все мои вторые, третьи, тридцать третьи Я, включая кухонный наряд, разошлись.

Я на борту катера. Вокруг крашенное в зеленый и серый цвета железо с острыми краями, где-то под ногами вибрирует дизель, пахнет соляркой, дизельным выхлопом и рекой: гниющими водорослями и рыбой. Из рубки в кокпит выходя две женщины – две Виолы. Одна постарше, лет тридцати пяти, с синими глазами; другая лет на восемь помладше с глазами карими. Та, что постарше: в деловом костюме, с плащом перекинутым через руку, и с дипломатом в другой руке.
Старшая подходит ко мне, мы обнимаемся, и я замечаю мелькнувшую слезинку. Уходящая Виола что-то говорит, потом подает, в пришвартованную к корме катера лодку, плащ и дипломат, потом я помогаю ей перелезть самой. Принимающий Виолу подмигивает мне и на прощание машет рукой. Я распускаю швартовый конец и лодка отходит от катера на длину буксира. Теперь видно, что там не одна лодка, а целая связка – пять или шесть.
Виола остающаяся уходит в рубку, а в кокпите появляется Толик. Он не спал несколько ночей: глаза красные и опухшие, под глазами мешки, движения несколько замедленные. Толик встает рядом со мной и смотрит на лодки, а там Виолы уже не видно, Виола уже сделала инъекцию себе и компаньону и теперь спит. Солнце и дизельный выхлоп режут глаза, а мы все пытаемся что-то разглядеть в лодках. Наконец Толик машет мне рукой: «Руби!»
Нагибаюсь над водой и ножом полосую по натянутому буксиру. Какое-то время лодки еще висят на не перерезанных прядях, потом буксир лопается окончательно и связка лодок начинает удаляться от нас. Когда связка оказывается напротив оконечности острова Дальний она начинает мерцать, постепенно становится все более прозрачной и, наконец, исчезает. Толик достает из кармана черного комбинезона секундомер, отсчитывает минуту, кивает головой, и уходит назад, в рубку.
И я понимаю, что теперь всё. Возвращаемся.


Так и жил первые дни цикла: ночевал в тренерской на матах, спорткомплекс в здешних палестинах не пользуется популярностью, и, наверное, заполняется только между циклами; по вечерам совершал набеги на столовую и питался тем, что было в холодильнике, так и не приучив себя к посещению столовой вместе со всеми; а днем ходил по лагерю, наблюдая за пионерами и обходя окрестности.

Очень короткий сон. На складской тележке, привязанные, лежат три человека. Я закрепляю веревку на поручне тележки и, разогнав, отправляю тележку в туман. Тут же присутствуют две Виолы: одна постарше, другая помоложе, одна с синими глазами, другая с карими.

Планировка поселка, в общем-то, повторяет привычный «Совенок», даже Генда присутствует, но там, где в лагере стоят двухместные домики, здесь поставлено несколько трехэтажных корпусов. Вот, если бы не пакгаузы с железнодорожными путями, если бы не казарма; не трехэтажный же куб-модуль, то ли административного, то ли лабораторного назначения, я не стал сразу разбираться, он был заперт и окна первого этажа высоко – не допрыгнуть, вместо одноэтажного здания администрации лагеря; не химлаборатория в здании кружков слева и не механические мастерские в здании кружков справа; то я бы решил, что это дом отдыха, какого-то богатого предприятия советских времен, куда работники приезжали, заплатив доступную цену, на выходные или на весь отпуск.

Хозяйственные ворота, у ворот четверо: я, дневальный и еще один человек. И еще Виола. Тут же, багажником к воротам, стоит Волга, с заведенным мотором. Виола возится со страховочным поясом, пытаясь застегнуть его на себе, но он рассчитан на здоровых мужиков, а с ее талии просто сваливается, тогда она бросает пояс на землю, обматывается вокруг пояса веревкой и что-то говорит мне, показывая пять пальцев, я киваю, третий человек тоже кивает и достает из кармана секундомер. Мы с дневальным приоткрываем створки ворот и оказывается, что в десяти метрах от забора начинается туман. Виола пожимает плечами и шагает в стену тумана, а я подбираю конец веревки и начинаю его медленно пропускать через руки, поддерживая в натянутом состоянии. Некоторое время силуэт Виолы еще виден в тумане, а потом перед нами остается только молочная стена с уходящей в нее веревкой. Минута, две, три...Человек с секундомером отмеряет пять минут, встает рядом со мной и подхватывает веревку, вдвоем мы начинаем ее тянуть, медленно и настойчиво, пока на чистом пространстве не показывается Виола. Она отцепляет веревку и мы втроем садимся в Волгу, оставляя дневального закрывать ворота, а сами несемся к главным воротам. Там тоже туман, только не молочный, а розовый. Виола, оставив нас ждать у машины, подходит к самой границе тумана, потом отступает на четыре шага и чего-то ждет. В стене тумана намечается выпуклость, постепенно приобретающая контуры человеческой фигуры. Через несколько минут фигура отделяется от тумана и делает неуверенный шаг по направлению к Виоле, теперь с туманной стеной ее связывает только два жгута выходящие откуда-то из лопаток и исчезающие в тумане-родителе. Теперь уже видно, что это девочка, лет восьми, тело ее полупрозрачно и состоит из того-же тумана, а в теле угадываются чуть менее прозрачные внутренние органы. Девочка пытается сделать еще шаг, но Виола опережает ее, подбегает к ней и они обнимают друг-друга. Некоторое время больше ничего не происходит, потом девочка начинает расти и взрослеть: вот ей уже лет двенадцать, пятнадцать, восемнадцать, двадцать пять, черты лица и фигура становятся все более и более похожими на Виолины. Человек с секундомером не выдерживает, отворачивается и прячется за воротами. Где-то на заднем плане звучит чей-то голос: «Роды часто выглядят пугающе». Я продолжаю смотреть, когда девушка из тумана достигает возраста двадцати семи — тридцати лет, Виола, продолжая обнимать девушку, делает вместе с ней несколько шагов назад, туманные пуповины при этом обрываются, а девушка начинает обретать материальность: она теряет прозрачность, кожа приобретает розоватый оттенок, губы краснеют, наконец, девушка размыкает объятия, открывает глаза и смотрит в мою сторону карими глазами, в которых отсутствует всякая мысль. Ноги у Виолы подкашиваются, я бросаюсь к ней на помощь, но Виоле удается устоять на ногах, она только тяжело опирается о моё плечо. Наконец Виола справляется со слабостью, снимает с себя халат и накидывает его на девушку, от прикосновения Виолы девушка вздрагивает и еще раз оглядывается, только уже совершенно осмысленно. А Виола берет девушку за руку и выдыхает мне в ухо: «В машину!». Я довожу обеих до машины и Волга, под управлением человека с секундомером улетает к медпункту, а я остаюсь и смотрю на туман.
– Ну здравствуй, мама!
Но туман не ответит, он вообще не материален, в обычном смысле, и разума в нем не больше, чем в кирпиче.


Детальный осмотр начал с жилых корпусов: все пыльно, заброшено и со следами поспешного ухода: не собранные постели в спальнях, брошенные вещи, не помытые чашки на столах. Магнитофон в одной из комнат – серебристая «Вега» на полу, рядом с кроватью и полочка с кассетами над прикроватной тумбочкой. Сорок кассет, по двадцать в два ряда, точнее тридцать девять кассет – одной, из середины, не хватает, из-за этого полочка, чем-то напоминает щербатый рот. Долго стоял, решался, потом все-таки включил магнитофон, что удивительно – работает. Повертел в руках кассеты, несколько даже послушал – коллекция поздне-советского рока: все эти «Круизы», «Альфы», «Черный кофе» и прочая, и прочая, и прочая… И репертуар не мой, и чужое брать не хотелось – оставил все, как есть. А вот еще одна чья-то спальня пополнила мою библиотеку еще одной книгой местного издания: «Развитие, внедренных в кору головного мозга высших приматов, устойчивых нейтринных структур» за авторством некоей В. Ц. Коллайдер. Тоже «для служебного пользования», тоже тираж двести экземпляров. Когда-нибудь я ее даже прочитаю, я просто обязан это сделать, как высший примат, с внедренной в кору головного мозга устойчивой нейтринной структурой.

Еще короткий сон. Я несу Толяныча на носилках к медпункту, а он шипит и ругается. Впереди несут еще двое носилок, но люди на них лежат молча. Мы бежим, впереди нас бежит Виола и распахивает перед нами двери медпункта.

На месте музыкального кружка оказалась бильярдная, в смысле, здание то же самое, но вместо рояля – бильярдный стол, на глухой стене – стойка с киями и треугольником, на столе – россыпь шаров. Поскольку меня никто не видел – не удержался от искушения и пару раз ударил. Тут же, у одной из стен три стола с инкрустацией в виде шахматных досок, на одном – неоконченная партия, судя по расположению фигур, белые слишком энергично поперли вперед, зарвались, и сейчас хорошо, если сведут в ничью. По идее, где-то здесь же должны быть и костяшки домино.
Эстрада на месте, библиотека на месте, медпункт на месте. Медпункт, правда, побогаче лагерного: каменное здание, две двухместных палаты, одна одноместная, процедурная, физиотерапия, операционная и еще, отдельно, стоматологический кабинет.
Пляж, как пляж, ничего особенного. На лодочной лодки все вытащены на песок и перевернуты кверху килем, около пристани из воды торчит рубка утонувшего катера. Спустил лодку на воду, сплавал на остров – земляника на месте.
После пристани прогулялся к старому лагерю, он здесь тоже присутствует и в куда более приличном состоянии, чем во всех «Совятах», жилым он, правда, не выглядит, но хоть подниматься по лестницам и ходить по второму этажу можно без риска. Вот, в бомбоубежище попасть не смог, двадцать метров от люка и я уперся в кирпичную кладку.
Наконец, вернулся к трехэтажному зданию, тому, что на месте административного корпуса. Притащил стол и, со стола, разбив окно, смог проникнуть внутрь. Второй этаж, вход на который по центральной лестнице, судя по обстановке кабинетов, весь был отдан местному начальству и канцелярии. Первый и третий этажи заняты рабочими кабинетами и лабораториями, на третьем этаже был когда-то пожар, последствия которого так толком и не ликвидировали: разбитые и заколоченные фанерой окна, закопченный потолок на всем этаже, раскуроченные стойки с электронным оборудованием и раскрытые железные ящики с запасными платами, тут же паяльник, тут же какие-то, провода, протянутые на живую нитку, от стойки к стойке. Похоже, что, уже после пожара, пытались запустить какую-то установку и так все и бросили.
Иногда встречал Яну, она мелькала и пропадала, на контакт механоид сама не шла, а я не звал, только махал рукой издалека и получал такой же взмах в ответ.

Ранее-ранее утро, площадь, на площади собралась небольшая толпа – персонал готовый к эвакуации. Чемоданы, сумки, тюки, какие-то, люди напряжены и волнуются, какая-то женщина всхлипывает, только детям все равно, несколько детей бегают друг за другом вокруг чемоданов, наконец, самый маленький спотыкается, падает, и начинает громко реветь. Тут нервы у родителей не выдерживают и родители начинают отлавливать своих чад и требовать от них поведения, соответствующего моменту. Но меня все это не касается – я остаюсь. Собственно, моего желания никто и не спрашивает, но оно, в данном случае совпадает с направлением мысли начальства. Чтобы не раздражать эвакуируемых, я отошел подальше и развлекаюсь тем, что смотрю на памятник боковым зрением, если удачно подобрать ракурс, то вместо памятника, какое то время видно черный цилиндр, поглощающий свет, потом памятник принимает свой привычный облик неизвестного мне мужика поправляющего очки. Наконец, прямо на площадь, со стороны хозяйственных ворот подъезжает транспорт: автобус и два армейских Урала. Эвакуируемые грузятся, толпа редеет, остаются только провожающие, наконец машины отъезжают, я слышу, как сигналит головной Урал перед воротами, черный цилиндр на месте Генды, на мгновение становится виден всем желающим, по поселку проносится порыв ледяного ветра, двигатели Уралов взревывают в последний раз, и наступает тишина. Я пересекаю площадь и подхожу к памятнику, от Генды распространяется тепло, слабая вибрация и гул, как от трансформаторной будки. Меня кто-то зовет, я оглядываюсь – на крыльце модуля стоит замдиректора и машет мне рукой.

Двойники вели себя тихо и пристойно. Просто какое-то царство не кровожадных зомби: на меня никак не реагируют, между собой не общаются, или общаются так, что я этого не воспринимаю, не торопясь бродят по лагерю, выполняя хозработы. Нашел Второго, попытался его расшевелить – бесполезно. Кстати, живут двойники в той самой трехэтажной казарме, да и вообще, их жизнь напоминает какой-то трудовой лагерь. Идеальные работники: едят перловку, работают двенадцать часов в день, полный орднунг унд дисципляйн, зарплаты не требуют, а то, что несколько заторможенные, так это можно простить. Я даже восхитился создателями всей этой системы: вот есть свободные пионеры, есть куча одежды, которую попортили дети за предыдущий цикл, эти вещи нужно постирать, починить и погладить, есть поселок, который нужно содержать в порядке. Осталось только заставить первых исполнять второе и третье. Правда, все это довольно бестолково получается, ну, я надеюсь, за неделю они управятся.
Дважды приходили вагоны, тогда двойники, кроме кухонного наряда, всё бросали и шли их разгружать. В те самые пакгаузы. Продовольствие и немного одежды, в том числе, двенадцать комплектов футбольной формы, каковая форма меня даже порадовала – не зря команду организовал. Не знаю, как потом продукты попадают в лагеря и как они попали сюда, но одно звено в этой цепочке я увидел.
А еще я скучал: по тренировкам, по девочкам, по волейболу нашему вечернему, по бабуле, по футболистам моим, по Рыжику. Вчера же праздник, этого, как его, Нептуна, вот, как там справились?
В среду посетила меня светлая мысль: можно же не ждать две недели, а приехать в лагерь вместе со Вторым, главное – дождаться автобуса и не потерять Второго из виду.
И сны. Очень реалистичные сны, каждую ночь, правда, как правило, без звука. То есть звуки есть, но нет человеческой речи, даже если я с кем-то разговариваю. Что-то происходит в моих мозгах.
В четверг встретил Пионера. Нет, все прошло без эксцессов, он был в том же сонном состоянии, что и все остальные и точно также занимался хозработами: стирал и гладил пионерскую одежонку, сходил однажды в наряд по кухне, пока мозг его пребывал в грезах, но до четверга я Пионера здесь не встречал. Не встречал и позволил себе расслабиться. Не знаю откуда он появился, видимо, где-то есть место, откуда появляются вот такие – дематериализованные до конца цикла, где воскресают пионеры, получившие серьезные повреждения, где появляются новые персонажи, вроде Александры, или такие, которыми нужно заполнить лагеря, уничтоженные Палачом. Видимо, на это нужно время, поэтому эти люди не успевают к началу цикла. Не знаю, но, когда мне навстречу из-за угла шагнул Пионер, я, совершенно автоматически, отшатнулся назад. А Пионер прошел мимо, неловкой, чуть косолапой походкой здешних зомби, не обращая ни на что внимания, как и все здесь, неся ведро кухонных отбросов. Я даже забыл о Втором, я ходил за Пионером все эти оставшиеся дни. Чтобы убедиться, что это действительно он, я даже частично снял с него рубашку, не знаю, что ему грезилось в этот момент, но он не сопротивлялся, а маленький ромбический шрам на плече я увидел. И еще, я по прежнему не вижу его глаз, у всех прочих двойников я глаза, пусть и не живые, но вижу, а у Пионера – нет. Я, наплевав на страх, нет на ужас, даже побывал несколько раз в казарме и порылся в его вещах, а ведь я испытывал настоящий ужас перед массовым скоплением своих двойников и брезгливость от таких своих действий, от копания в чужих вещах, я имею в виду. Но копался я не зря, смартфон в тумбочке у Пионера я нашел. Точно такой же, как лежит у меня в сумке, рядом с выключателем. Это еще одно отличие Пионера от всех нас прочих – таскающих старые кнопочные модели. Я, кстати, так и не рискнул включить ни тот, ни этот смарт – страшно. Если рассуждать логически, там должно быть что-то, что напоминает Пионеру о том, кем он был там, снаружи, не в своих грезах, в этом поселке «Шлюз», а дальше. Ведь что делает каждый из нас, приехав в «Совенок»? Смотрит на экран телефона, пытаясь дозвониться.

Я опять на площади, сижу на лавочке прислонившись спиной к стене административного модуля. Очень удобно, в этой стене модуля окна глухие и открыть их нельзя и с крыльца меня тоже не видно, а от площади меня отгораживает ряд кустов и, дополнительно, маскирует тень от модуля. Эту лавочку явно вкопали с умыслом – не попадаться на глаза начальству. Меня можно заметить из окон жилого корпуса, в «Совенке» на его месте стоят с первого по четвертый домики, но корпус пустой – позавчера эвакуировались почти все обитатели поселка, остались: дежурный персонал техников, два отделения охраны, чуть-чуть начальства и несколько научных групп, заканчивающих свои программы. Ну и мы – копии. Ко мне подсаживается человек, черт, как его назвать то? Человек-прототип? Крестный отец? Не знаю, в общем, я чуть похож на него лицом и, говорят, что-то должно быть у меня в голове от его знаний и памяти – не знаю, сколько не копался, ничего не находил. Новым начальством контакты между прототипами и копиями, почему-то не поощряются, поэтому мы ограничиваемся кивками и парой фраз. Подошедший достает пачку сигарет, вытягивает губами одну, предлагает мне, я отказываюсь. Он хлопает себя по карманам, потом вопросительно смотрит на меня, я протягиваю подошедшему зажигалку, он закуривает, делает несколько затяжек, потом выбрасывает сигарету в трехлитровую консервную банку из-под томат-пасты, стоящую здесь же, возле лавочки, специально для этой цели и уходит. А там, где он только что сидел, остается лежать кассета. Обычная МК-60 белого цвета, на боку написано печатными буквами: «Выслушай меня». Я куда-то прячу кассету и бегу в столовую.

А вчера, под вечер, я, все-таки, нашел эту недостающую кассету, обычную МК-60, с надписью карандашом на наклеенной бумажке: «Прослушай меня». Нашел под металлическим отливом окна административного модуля. Там, под этим окном, когда-то стояла лавочка и, приспособленная в качестве пепельницы, большая консервная банка из-под томат-пасты, лавочки давно нет, а вот банка осталась. И вот, этой ночью, я, наконец, прослушал запись, с дефектами, с шумами, на пределе громкости, но прослушал.
«Привет Семен, надеюсь, ты слушаешь это, когда я уже уехал, и не побежишь будить меня, в поисках истины.
Сначала о грустном. Во-первых, все проекты остановили из-за недостатка финансирования, а наш институт закрыли и продали в виде «имущественного комплекса». Не спрашивай, что это и как это, здесь у вас коммунизм и светлое будущее, а наверху – смена режима, дикий капитализм, первоначальное накопление капитала и продажа Родины оптом и в розницу. Во-вторых, через два дня, лично собирается прибыть новый хозяин, посмотреть на свое приобретение. В третьих, на руинах института будет функционировать коммерческое предприятие, какое-нибудь ТОО «Новая жизнь». Собственно, новый директор института и назначен для передачи имущества.
Рассказал о грустном, расскажу о плохом. Это ТОО может продавать только одну вещь – разработки института, то есть вас. Вы, конечно, никакие не разработки, вы, вообще, появились не запланировано и неожиданно, но ценность вы представляете огромную. Дело в том, что в ваши тела можно записать любую личность, и запись изменит это тело, в соответствии с тем, кто там будет записан. Представь себе, что тебя, в пассивной фазе, подводят к какому-нибудь старику, или не старику, не важно, подключают вас к аппаратуре, тело донора умирает, а его память и сознание оказываются в твоем молодом и красивом теле, которое, в течение пары месяцев полностью, вплоть до отпечатков пальцев и расположения родинок, превращается в тело того старика, каким был он в семнадцать-девятнадцать лет и этого счастливчика, оказывается, ждет целая еще одна жизнь впереди. Долгая счастливая жизнь.
Золотой телец и инстинкт самосохранения, они заменяют, кому мозг, кому совесть, поэтому процесс, как говорится, пошел. Дело для вас осложняется еще тем, что вас юридически, в составе проданного имущественного комплекса не существует, ни как личностей, ни как, прости меня, имущества. Вы юридически равны персонажам «Вольфенштейна», в который играет Толяныч на директорском компьютере, и прав у вас примерно столько-же.
Технически, вы к приему чужой личности способны в первый цикл после окончания активной фазы, когда ваша накопленная личность уже исчезла, а развившийся мозг активно ищет, чем заполнить пустоту, и в панике хватается за предложенную замену. Вот такой метод лечения и омоложения организма.
Сейчас еще пришло в голову то, что планы на вас появились где-то в восемьдесят седьмом. Не зря же Денисовна пять лет назад, под надуманным предлогом, продавила решение о применении по вам выключателя, может это, конечно и совпадение, но тот предлог, об опасности исходящей от вас, не выдерживает никакой критики, а вот вас в активной фазе мы извели всех, чтобы не было соблазна. Я говорю «мы», это, потому что не отказываюсь от ответственности.
О моих мотивах. Не могу сказать, что я это делаю исключительно из-за вас, я не настолько принципиален в этом вопросе, я бы пожалел вас, но я бы пережил, наверное. Хотя, многие, особенно старшее поколение, искренне относится к вам, как к своим детям. А мне главное, надо было бы почаще напоминать себе, что мне на вас наплевать. Но вот я, к своему удивлению, оказался больным на голову патриотом, который не хочет, чтобы моя страна выпустила в мир эту мерзость – практически ритуальный каннибализм. А еще я, как выяснилось, люблю человечество, и не хочу, чтобы оно этой мерзостью воспользовалось, а оно ведь с радостью воспользуется. Так-что, напрасно мы дали вам появиться на свет, одни расстройства от вас.
Что вам делать – решайте вы сами, ты, кстати, сейчас единственный в активной фазе, так что решать за всех тебе. Поговорить можешь с Виолой и, не удивляйся, с Толянычем. На счет Денисовны, все же, не знаю, все-таки бабка при номенклатурной должности и себе на уме.
И еще, мы саботировали этот процесс сколько могли, но миром, как в песне, правят собаки. Мы не смогли вас защитить, прости меня. Не хочется, но придется действовать неформально, и можете пострадать и вы, но я утешаю себя тем, опять же, что на вас мне наплевать. Главное не забыть бы об этом.
Еще раз прости. Удачи. Надеюсь, предоставленные самим себе, вы выкарабкаетесь.
Да, вы все-таки принимаете наши личности в себя, когда только-только появляетесь и сами, как гусята к мамке, бежите к нам, и если успеваете добежать, в течение первых трех часов, то, теоретически, получается точная копия. Врут, посмотри на нас с тобой.
Вроде все сказал. Прослушивать этот сумбур не буду, а то начну передиктовывать.
Пока! Встретимся на Луне, на параде в честь Дня Победы.»
Развернуть
В этом разделе мы собираем самые смешные приколы (комиксы и картинки) по теме поиск дубликатов (+1000 картинок)