нажми и радуйся

Новая работа Тимофея Ради в Екатеринбурге

Я проспал ивент?

Небо в чашечке цветка (часть 1)

Евгения попала в безвыходное положение.

«Ну кто так мебель делает?! Наслать бы моровую язву на собиравшего этот шкаф, а того, кто его сконструировал — отправить в Страну без возврата!» — твердила она про себя.

Сегодня у Евгении был очень тяжёлый день. Сегодня пришлось обойти всех должников, чтобы к отъезду вернуть выданную литературу.

«Хорошо, что местные отроки меня боятся и беспрекословно отдают книги!»

Сегодня вожатая потребовала напялить импровизированный «карнавальный костюм» по случаю дурацкого бала, с которого Женя сбежала при первой же возможности, сославшись на обязанности библиотекаря.

Битый час она под изнуряющий шум концерта проверяла карточки и заполняла бланки, дабы сдать всю отчетность Ольге Дмитриевне, каковую (Евгения это прекрасно знала) та даже не станет проверять. Но «если уж делаешь работу — делай её хорошо!»

И в довершение всех злоключений от Жени посмела сбежать ручка, пока та распрямляла затёкшую от сидячей работы спину. И не просто свалилась со стола, а закатилась под Треклятый шкаф!

Этот шкаф, служивший насмешкой над здравым смыслом, являл собою результат вероломного деяния профнепригодного мебельщика, который создавал своё нечестивое творение с одной единственной целью — нести человечеству страдания!

Пространство между днищем Треклятого шкафа и полом сделано крайне малым, не позволяя просунуть в него швабру, но всё же не отсутствующим напрочь, что вызывало необходимость протирать там пыль. Каждый раз во время мытья полов Евгении приходилось садиться на корточки, от чего моментально затекали ноги в казённых туфлях, и вручную заталкивать под него тряпку, а потом стараться распрямить её на максимальную площадь. И так по нескольку раз в неделю.

С превеликим удовольствием Женя опрокинула бы Треклятый шкаф ногой и, admaiorem dei gloriam, разрубила топором, однако же она была назначена ответственной за вверенное ей социалистическое имущество, а потому вынуждена лишь мысленно посылать проклятия создателям сего чудовища.

«Да сократит Энлиль твои дни, да отвернёт Уту свой лик от тебя!» — таково было её пожелание неведомому творцу шкафа, когда округлая советская ручка закатилась под его творение.

За неимением иных исправных писчих инструментов, Евгении не оставалось ничего иного, как попытаться достать её. К несчастию, ручка укатилась далеко. Пришлось встать на карачки. В этой  ситуации радовало одно — пол был чистым, благо Женя сама его вчера вымыла. Но даже её миниатюрная девичья рука с трудом протискивалась под Треклятый шкаф. В конце концов, преодолев всё днище, она ухватила ручку и возликовала! Но торжество длилось недолго — едва попытавшись вытащить руку обратно, она почувствовала, как часы на запястье, распрямившиеся после узкого днища, упираются в стенку шкафа...

Она подёргала рукой — бесполезно. Ремешок был крепким, лакированным, с надёжной застёжкой — сама выбирала.

Евгения застряла.

Находится в таком положении было крайне неудобно. А хуже всего, что ей никто не придёт на помощь. Кричать бесполезно — любой её вопль заглушит проклятая музыка. А после концерта все будут отмечать королевскую ночь. Если кто-то и появится возле библиотеки, то с целью совершить пакость, а не освободить из плена необщительную библиотекаршу.

От таких невесёлых дум стало совсем тоскливо. Ещё и рука начинала затекать.

«Плачь! Никто никогда не услышит тебя! Кричи! Никто не утрёт твоих слёз!» — вспомнилась ей цитата из очередного псевдоинтеллектуального паблика.

И у неё непроизвольно навернулись слёзы.

«Ну хоть бы кто-нибудь сюда пришёл!» — в отчаянии взмолилась она.

Сейчас Евгения была бы рада даже придурошному Электронику.

Он посещал библиотеку несколько раз на дню. Начитанный, интеллигентный, целеустремлённый — он выгодно отличался от большинства спермотоксикозных имбецилов. В принципе, Сыроежкин мог ей понравиться, если бы не был столь назойлив! Он докучал Жене всю смену, постоянно требуя искать специализированную литературу, которой a priori не могло быть в маленькой лагерной библиотеке. Он мешал ей спать, он отрывал её от чтения, он пытался вовлечь её в какие-то сомнительные мероприятия. В итоге у неё сложилось убеждение, что Электроник темнит и приходит к ней вовсе не ради знаний, а с какой-то иной целью. Получается, он тревожил её впустую, и это жутко бесило!

Его товарищ Шурик представлялся более серьёзным и ответственным, но, похоже, того интересовали только механические женщины...

Устав пребывать в неудобной позе, девушка легла на живот. Ей оставалось только предаваться размышлениям.

Пожалуй, в «Совёнке» Евгении нравилось. Малолетняя публика вела себя неагрессивно, туземные барышни не казались коварными интригантками. Пионерки из старшего отряда даже зарекомендовали себя приятными и дружелюбными. Но, боги, о чём с ними говорить??? Они же, кроме быта и школьной программы, ничего не знают!..

Ещё Женю напрягало отношение к ней как к ребёнку и прочие ограничения лагеря — более всего, отсутствие тёплой воды и нормального туалета. Зато ей дали работу, позволяющую находиться вдали от орущей мелюзги, читать и спать сколько угодно, наслаждаясь тишиной и прохладой. Восседая за библиотечным столом, Евгения чувствовала себя вавилонским писцом — человеком привилегированным и уважаемым за свою учёность.

Если бы ещё не было Треклятого шкафа!

Казалось, прошла вечность, прежде чем заскрипела библиотечная дверь. Евгения приподнялась на колени и, обернувшись, увидела стоящего в недоумении Семёна Персунова.

Семён появился в лагере в последнюю неделю смены. Однако у Евгении возникло впечатление, что она видит его не первый раз. Но когда и где, а точнее— в каком мире, они могли пересечься?И каким образом познакомиться? Ведь по виду он — типичный оболтус. А каковы увлечения пубертатного оболтуса: отлынивать от учёбы и любой другой ответственности, тусоваться с себе подобными и пересказывать им дебильные шутки, искать алкоголь и сигареты, гонять в очередную игрушку, следуя стадному инстинкту, вести себя так, чтобы выглядеть «крутым» в глазах других унтерменшей, выпрашивать у родителей дорогие безделушки, и, конечно, самый главный интерес — куда пристроить свой распухший от гормонов детородный орган. Если советский разгильдяй чем-то и отличался от столь знакомого российского, то только отсутствием компьютера. В общем, ничего общего у них быть не могло.

И тем не менее, Женю не покидало стойкое ощущение, что их что-то связывает. Наверное, персона Семёна вызывала заинтересованность своей загадочностью, непохожестью на остальных обитателей лагеря, а, возможно, и влекла её чем-то другим.

Поэтому Евгения не сильно разозлилась и не попыталась убить, заметив однажды его физиономию в окне своего домика как раз в момент переодевания, а просто швырнула в него веником. Она не была избалована вниманием особей мужского пола, и ей импонировало даже такое проявление симпатии. Но вскоре Женю посетила мысль, что Семён подглядывал вовсе не за ней, а надеялся увидеть в домике пышные перси её соседки Слави. И Евгения, к собственному изумлению, сильно расстроилась.

Небо в чашечке цветка (часть 5)

Евгения и Семён сидели, прижавшись спинами к большому дереву и смотрели на ночное небо.

Слёзы радости давно высохли на щеках.

Его рука крепко, но деликатно держала её ладонь.

Оказывается, у неё теперь есть близкий и понимающий человек. Или Жене очень хотелось, чтобы он был таковым.

После длительного разговора выяснилось, что они с Семёном долгое время знают друг друга: они прожили вместе много циклов, но по прихоти этого необычного места, она потеряла память о произошедшем, и знает только начало последней смены.

При других обстоятельствах Евгения решила бы, что её нагло пытаются одурачить, но после необъяснимого попадания в квази-советскую действительность и чудесным образом потери невинности, такие речи выглядели правдоподобно.

Впервые ей стало так легко и спокойно.

— Как ты узнал, что я — это я, а не очередная «кукла»?

— Из твоей медкарты, — он протянул ей бутылку «Экстра-ситро». — При перезагрузке лагеря все куклы возвращаются к исходному агрегатному состоянию, и только ты остаёшься женщиной. По иронии судьбы, я обнаружил это в следующем же цикле после твоего исчезновения. Ты обратилась к Виоле с жалобами на боль в промежности, и медосмотр показал, что это следствие недавней дефлорации. Но в медпункт я залез уже поздно, когда, к величайшему сожалению, все уехали из лагеря...

После этого в каждом цикле я первым делом читал результаты медосмотра. Обычно мне не везло, и тогда я ходил по другим лагерям в поисках тебя. Как же много этих кукол! Иногда мне удавалось найти заветную запись «возраст начала половой жизни — 16 лет».

— Вообще-то мне двадцать уже! Было... когда я садилась в автобус... Сколько же лет прошло??? — ахнула Женя.

— Вопрос риторический. Я тут несколько жизней точно намотал. Это если не считать «реальную жизнь» после возвращения из лагеря до нового цикла. И что есть «реальность»? Я давно уже не знаю...

Они задумались.

— Так вот, иногда я находил тебя, но ты вела себя так же как эти куклы. До сегодняшней ночи я считал, что ты обиделась. Я ломал голову, чем мог ранить тебя, пытался разговорить, просил прощения, сам не зная за что... Но ты отказывалась признавать меня, смена кончалась, и всё по новой... Наверняка мы встречались чаще, просто ты не всегда сознавалась Виоле, что уже не девственница.

— Неужели я так никогда и не вспомню эту часть жизни?!

— Может быть, вспомнишь со временем. Я тоже далеко не сразу вспомнил сотни циклов, сотни жизней...

«И наверняка, сотни девушек!» — поморщилась Женя, но решила не думать о тех, кто был до неё.

— Смотри, это утренняя звезда! — Семён указал на светлеющий небосвод.

— Красивая...

— Моргенштерн, «утренняя звезда», — протянул он улыбчиво. — Твоя фамилия подходит тебе как нельзя лучше. С одной стороны, ты как звезда, предвещающая скорый рассвет, сияющая и, для большинства, недосягаемая, а с другой — шипастая палица, повергающая любого, кто нарушает твой покой. За это я тебя и полюбил.

— Ты меня смущаешь...

— И за это тоже. — Он погладил её по плечу. — А всё же не стоит смущаться своих достоинств.

— Ты говорил,что сегодня цикл кончается, — вдруг с ужасом вспомнила Евгения. — А это значит... — у неё съёжилось сердце, — это значит, что нас опять раскидает по лагерям!

— Не волнуйся, я всё предусмотрел. — уверенно заявил Семён. — Когда при перезагрузке в лагере оказываются несколько копий одного пионера, происходит сбой, и вместо того, чтобы выкинуть в российскую действительность (если хоть одна из них является действительностью), все остаются в Советском Союзе. Поэтому мы просто дождёмся, пока местный Семён уедет вместе со всеми на автобусе. Это наш с тобой шанс — прожить вместе целую жизнь.

— В СССР? У нас же здесь нет ни дома, ни документов...

— В Союзе с этим легче. Скажем, что родни не осталось, что потеряли документы — в лагере нас знают, вожатая за нас поручится. С жильём тоже не проблема — достаточно куда-нибудь устроится на подработку, и нам дадут комнату в общежитии. Всё за счёт государства! Поступишь в Москве на шумеролога, как всегда мечтала, станешь ездить за границу на раскопки. Если в этой реальности Союз не развалиться —будешь жить припеваючи с зарплатами и возможностями учёного, если не повезёт, и настанут голодные года — переведёшься в иностранный институт, с твоим знанием клинописи тебя везде возьмут! Я тут все эти циклы тоже не баклуши бил —приобрёл несколько скиллов, которые не позволят нам пропасть при обоих вариантах развития событий. Всё будет пучком!

— Но я же давно не готовилась... — заволновалась она.

— Да ладно, ты и так всё знаешь! А после трёх семестров на историческом ты всех медалистов обойдёшь!

Его речи звучали обнадёживающе. Евгения успокоилась и приникла к нему.

— Хорошо...

Светало.

— Меня в сон клонит. — говорила она. — Я обычно в это время спать ложусь.

— Поспи, если хочешь. Торопиться нам некуда. — Он заботливо укутал её припасённым пледом.

— А хорошо бы увидеть, как солнце поднимается над горизонтом. Из-за деревьев этого не видно. Вот если бы залезть на крышу библиотеки...

— Да ты всегда любила там посидеть, — протянул пионер, — но сейчас нельзя. Местный Семён уже мог вернуться из леса. Лучше не появляться в лагере, пока все не уедут.

Опустевшая бутылка «Экстра-ситро» была поставлена на землю.

— Ради такого можно и поголодать... — решила Женя.

— Не волнуйся, у меня полно еды в рюкзаке, и в кустах целый бидон компота. Завтра персонал вернётся, чтобы готовить лагерь к следующей смене — скажем, что мы где-то потеряли паспорта и вернулись сюда поискать. А пока у нас впереди целые сутки!

— Меня ведь хватятся!

— Не хватятся — ты же сдала документы вожатой. После Королевской ночи всем будет не до тебя — им бы оклематься и порядок навести. Здесь не принято ждать опоздавших.

— А Славя? Она точно заметила моё отсутствие! — никак не успокаивалась библиотекарша.

— Славя сама всю ночь отжигала. Она всё поймёт и не выдаст соседку.

— Никогда бы не подумала...

— «В тихом омуте...» — ухмыльнулся Семён. — Примерные девочки тоже хотят мирских радостей, просто не любят этого показывать. Тебе ли не знать, — он как-то лукаво посмотрел на неё, от чего её щеки моментально запылали.

Евгения передвинулась поближе к Семёну.

Вдруг она вспомнила про выходку в библиотеке, и вместе с воспоминаниями проснулась обычная женина ярость.

— А зачем ты меня перепугал?! Ещё и юбку задрал, перверт! — она ткнула его локтём под рёбра.

— Прости, я же не знал, что ты потеряла память. Я думал, что ты сознательно меня избегаешь и общаешься со мной как с полудурком, как... с обычным Семёном! И вдруг —такая возможность отыграться! И как тут было не поддаться искушению?

«Может, ты и есть полудурок?» — подумала Евгения, но решила оставить эту тему, чтобы не разрушать идиллию — первую романтическую идиллию на её памяти.

— А память у меня, оказывается, девичья, — усмехнулась она, укладывая голову на его плечо. — Забыла самое важное!

— Настолько девичья, что не помнит о том, что уже не девичья, — смеялся он, одновременно поправляя на Жене плед.

Глаза начинали слипаться.

— Я засыпаю...

— Спи. Сейчас можно поспать. — он нежно гладил по волосам. — У нас впереди целые сутки в лагере, оставшемся для нас двоих.

Семён рисовал слишком радужные перспективы, чтобы они были правдой.

— А если вдруг всё пойдёт не по плану, и нас раскидает по разным циклам? — Евгения говорила, не открывая глаз.

— Тогда я опять тебя найду! — он снова поцеловал её в лоб, и на этот раз, долго. — Только не стесняйся сообщать Виоле, что уже ведёшь половую жизнь.

Королевская ночь (часть 3)

Закончив с порошком, Славя принялась расплетать свои роскошные косы и являть миру свои ещё более роскошные волосы.

«А ведь я впервые вижу её с распущенными волосами. Даже тогда, в бане, она их не распускала...» — и Семён почувствовал,что от нахлынувших приятных воспоминаний кровь приливает к лицу. И не только к лицу. — «Хорошо, что в сумерках незаметно!»

Затем она развязала пояс на платье и сбросила его рядом со своей сумкой.

— Ты тоже снимай ремень, — она сказала это легко и непринуждённо.

— Зачем это? — у Семёна дух перехватило от этой просьбы. Он не был готов к такому повороту. Особенно его нижняя часть, к коей сейчас не хотелось привлекать внимание девушки.

— Пришла пора как следует распоясаться, — совершенно серьёзно ответила она.

«В каком это смысле?» — не понял он. — «Наверное, фигура речи такая. Или она тоже думает об этом?»

— Тебе помочь? — словно издеваясь,предложила она.

Вместо ответа Семён поскорее избавился от ремня.

Славя достала из своей сумки пластмассовую банку, перелила из неё какую-то жидкость в металлическую посудину оттуда же и подошла к нему.

— Испей из моей чаши, добрый молодец! —сказала она приветливо.

Он насторожился, но её улыбка была настолько доброй, что не доверять ей было совершенно невозможно.

Семён принял чашу. Пахло травами.

— Постарайся выпить побольше, —попросила девушка.

Он начал пить. Вкус оказался необычным:горьковатым, как отвар из лекарственных трав, и с каким-то привкусом... грибным что ли?

— Это из тех грибов, что мы собрали, —пояснила она.

Он хотел выпить всё, чтобы порадовать её, но из-за горечи не смог поглотить и половины.

— Молодец! — Славя смотрела на него одобрительно. — Теперь мой черёд, — и выпила всё.

— Благодарю тебя, красна деви... — хотел подыграть Семён, а вместо этого закашлялся.

— На, запей, — она протянула ему походную фляжку.

Этот напиток оказался намного приятней:он был медовым и, по-видимому,  с градусами.

— Я положу фляжку возле сумки. Если захочешь ещё — пей, не стесняйся, — улыбнулась Славя.

Стемнело.

— Скоро начнём. — сообщила она. — Делай во время обряда, что я попрошу. Не бойся, ничего сложного.

Славяна подошла к центральной куче,положила в сухую траву две палочки и принялась тереть одну из них в ладонях.

— У меня зажигалка есть! — Семён похлопал по карману.

— Для купальского костра нужен живой огонь, — серьёзно изрекла она. — Ты уже придумал, какое желанье загадаешь?

«Не хочет — как хочет», — ничего не ответил он и лёг на траву, подложив руки под голову.

 Ещё несколько дней назад у Семёна было единственное желание — поскорее вернуться домой, к любимому компу с двачами и аниме. Но сейчас, после всех приключений,ему вовсе не хотелось уезжать из лагеря. За эту неделю с ним случилось больше приятных событий, чем за всю жизнь! Где он ещё встретит столько милых девушек,которые ему искренне рады? Они успели стать для Семёна близкими, как будто родными. Да он, скорее, хотел бы никогда не покидать «Совёнок», весело проводя время с дорогими сердцу пионерками!

Сухая трава начинала разгораться. Семён любовался на серебристые звезды и полную луну. В городе такого не увидишь! В какой-то момент он отчётливо разглядел, как то ли женское, то ли кошачье лицо на Луне ему подмигнуло!

Он встал. Костёр взмыл высоко-высоко,казалось, что выше деревьев, почти до неба. Стало очень светло. Не как днём, но всё равно очень светло, и цвета вновь стали яркими и насыщенными. Или даже ярче?

 У Слави в руках появился обыкновенный музыкальный бубен (Семён видел такой в музклубе).

Тум! Тум! Тум!

Славяна взяла в одну руку фляжку с медовым напитком, в другую руку уже знакомую коробочку с солью, вышла в центр круга рядом с костром и, сосредоточенно глядя куда-то под ноги, торжественно произнесла:

— С праздником, Матушка-Сыра-Земля! — и пролила немного жидкости на землю.

Она посмотрела вверх.

— С праздником, Небо-Батюшка! — высыпала в костёр горсть порошка, который немедленно заискрился в пламени и вознёсся ввысоту.

Затем она сделала несколько шагов рядом с костром и посмотрела в огонь.

— С праздником, Огонь! С праздником,Водица! — и плеснула в костёр из фляжки, что никак не сказалось на мощи пламени.

Славя отложила фляжку к сумке и направилась куда-то к краю круга.

— С праздником, Восток! — она бросила немного порошка за черту.

«Как она определила, где здесь восток? В лесу, в темноте?..» — удивился стоявший в безмолвии Семён. — «Наверное, запомнила,когда была здесь днём».

Славя повторила ритуал в каждую сторону света.

— С праздником, Сивер! — провозгласила она, после чего закончила ходить по кругу и вернулась к центру.

Она насыпала на ладонь оставшуюся щепотку порошка.

— С праздником, Ветры буйные! — сдула его и бросила пустую коробочку в костёр.

Потом она подошла к клёну с ленточками. Как же они пестрили в костровом зареве! Или так только казалось?

Девушка обняла дерево.

— С праздником, зверь рыскучий и гад ползучий, птица в небе и рыба в воде, — постепенно её речь становились всё громче и чувственней, — все существа, живые и мёртвые! С праздником, весь свет белый! — Последнюю фразу она выкрикнула в экстазе. — Купала!

Разомкнув объятия, она наконец-то обратилась к Семёну:

— С праздником, Сёмушка! — и указала на кучу с дровами. — Помоги мне дотащить.

Выяснилось, что к куче прислонено велосипедное колесо. Он был уверен, что оно из комнаты Алисы и Ульянки! Только вместо шины обмотано ветошью и надето на длинную палку.

Они взялись за палку с разных сторон и понесли его к костру.

— Оно как Солнце, — сказала Славя с таким видом, как будто это должно было всё объяснить Семёну.

Пламя к тому времени уменьшилось, так что они смогли осторожно поднести колесу к огню и поджечь.

— Гори-гори ясно! — вскричала она как пьяная.

— Теперь идём вон туда, — она махнула рукой куда-то в сторону.

Семён пожал плечами и потащил его куда-то к краю поляны. Остановились недалеко от черты. Крупный порошок на ней,действительно, заметно блестел от горящего колеса.

— Видишь, там склон, — объясняла девушка. — А внизу маленький прудик. Нам нужно толкнуть посильнее, чтобы колесо докатилось до него.

Они принялись его раскачивать в воздухе.

— Готова? — решил проявить инициативу Семён.

— Да, бросаем!

Огненное колесо полетело с холма, несколько раз приземляясь и подпрыгивая, после чего покатилось среди травы и скрылось из вида где-то внизу за деревьями.

Казалось бы, просто горящая фиговина —но смотрелось это очень эффектно.

Через пару секунд они услышали громкий бултых.

— Хорошо получилось, — Славя посмотрела на Семёна с явным одобрением. — Так пожара точно не будет.

Рассказ — мой, картинка — чужая