Результаты поиска по запросу "надеюсь будет третья мировая и будет самой худшей за всю историю"
Больше нет желания возвращаться к ТЛА вообще. Во всяком случае, пока нет идей каких-либо внятных.
Из плюсов - понял, что лучше пилить игры с одной конкретной идеей. Хотя это просто проще, а я ленивый.
Надеюсь, вы оцените. Если есть вопросы, постараюсь ответить.
ссылка в Google Play https://play.google.com/store/apps/details?id=ru.iamtagir.tla4
Американский химик против своего легендарного изобретения
Жил да был в университете Иллинойса славный парень Артур Галстон. Учился в аспирантуре, и был настоящим ботаником - в прямом смысле, растения изучал. А ещё немного - химиком. В общем, Артур наверняка хотел сделать этот мир прекраснее. Вот только у армии США на его изобретения были немного другие планы, а Артур стали известен, как создатель самого чудовищного оружия массового поражения второй половины 20 века.
![,Вьетнам,страны,агент "оранж",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный](https://img2.joyreactor.cc/pics/post/full/Вьетнам-страны-агент-"оранж"-6109769.jpeg "Вьетнам,страны,агент \"оранж\",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный")
Всё началось в далёких сороковых. Когда население нашей планеты вовсю и с упоением занималось истреблением себе подобных, Артур занимался собственной диссертацией, посвященной влиянию химических соединений на скорость опадания листьев бобовых культур. В общем, он создал исключительно эффективный гербицид - средство борьбы с растительностью. Благополучно защитившись, он ушел на военный проект по созданию синтетического каучука взамен бездарно потерянного после японского наступления 1941-42 годов.
И все было бы неплохо, но что его диссертация заинтересовала армию США, которая к тому моменту замучалась выковыривать всё тех же японцев с покрытых зеленью островов в Тихом океане. Не уведомляя Галстона, военные развернули полномасштабное производство "тактических дефолиантов", но правда применить их так и не успели - Япония успела капитулировать до того, как над ней начался "оранжевый дождь". "Официально" нишей их применения должна была стать борьба с густой растительностью, в которой могли прятаться коварные узкоглазые враги. Неофициально - уничтожение посевов риса и других культур. Идея была простая - если противнику нечего есть, воевать он тоже особо не сможет.
В 1948 году в двери лаборатории Галстона постучали двое его коллег в погонах. Они рассказали удивлённому ученому, что армия оценила его вклад в обороноспособность страны - теперь проклятых комми собираются травить ни чем-нибудь, а темой его диссертации, за что самому Артуру даже полагается премия. Сюрпри-и-из!
Справедливости ради, сам Артур был в шоке. Выросший в бедной семье в Бруклине, он всё детство мечтал стать врачом. Денег на медицинский колледж у родителей не было, и он поступил с Сельскохозяйственный университет Корнелла. Зарабатывать на обучение приходилось, играя на саксофоне. Там же Артур увлёкся ботаникой и окончательно избавился от мыслей о карьере медика. Он действительно хотел помочь человечеству - уже как ботаник и химик. Но армия США решила сделать его знаменитым немного иначе.
В 1951 году британцы впервые применяют дефолиант в "боевых условиях" - против партизан в Малайе. Но это были только цветочки - впереди был Вьетнам.
В шестидесятых годах в Америке появились первые истории о некоем "агенте Оранж", используемом для борьбы с Вьетконгом в Юго-Восточной Азии. С ужасом, Галстон быстро осознал, ЧЕМ КОНКРЕТНО И В КАКИХ КОЛИЧЕСТВАХ американская армия травит местное население. В тот день начался его личный крестовый поход против собственного творения.
"Вы с ума сошли?! Это же страшный яд" - говорил ученый.
"Пока он помогает убивать коммунистов - нам плевать" - отвечал Госдепартамент.
"Но вред экологии ..?! Нам же это столетия разгребать"
"Убивать. Красных. Убивать. Красных"...
Справедливости ради, в тот момент американские военные действительно не знали обо всех чудовищных свойствах "агента Оранж". Они рассматривали его как ещё одно средство ведения войны, пусть и ценой уничтожения всей экосистемы Вьетнама и смерти от голода десятков тысяч людей. Американские солдаты работали с ним без каких-либо средств защиты, буквально "голыми руками" - впоследствии, многие из них сами стали жертвами диоксина, содержавшегося в дефолианте.
И все было бы неплохо, но что его диссертация заинтересовала армию США, которая к тому моменту замучалась выковыривать всё тех же японцев с покрытых зеленью островов в Тихом океане. Не уведомляя Галстона, военные развернули полномасштабное производство "тактических дефолиантов", но правда применить их так и не успели - Япония успела капитулировать до того, как над ней начался "оранжевый дождь". "Официально" нишей их применения должна была стать борьба с густой растительностью, в которой могли прятаться коварные узкоглазые враги. Неофициально - уничтожение посевов риса и других культур. Идея была простая - если противнику нечего есть, воевать он тоже особо не сможет.
В 1948 году в двери лаборатории Галстона постучали двое его коллег в погонах. Они рассказали удивлённому ученому, что армия оценила его вклад в обороноспособность страны - теперь проклятых комми собираются травить ни чем-нибудь, а темой его диссертации, за что самому Артуру даже полагается премия. Сюрпри-и-из!
Справедливости ради, сам Артур был в шоке. Выросший в бедной семье в Бруклине, он всё детство мечтал стать врачом. Денег на медицинский колледж у родителей не было, и он поступил с Сельскохозяйственный университет Корнелла. Зарабатывать на обучение приходилось, играя на саксофоне. Там же Артур увлёкся ботаникой и окончательно избавился от мыслей о карьере медика. Он действительно хотел помочь человечеству - уже как ботаник и химик. Но армия США решила сделать его знаменитым немного иначе.
В 1951 году британцы впервые применяют дефолиант в "боевых условиях" - против партизан в Малайе. Но это были только цветочки - впереди был Вьетнам.
В шестидесятых годах в Америке появились первые истории о некоем "агенте Оранж", используемом для борьбы с Вьетконгом в Юго-Восточной Азии. С ужасом, Галстон быстро осознал, ЧЕМ КОНКРЕТНО И В КАКИХ КОЛИЧЕСТВАХ американская армия травит местное население. В тот день начался его личный крестовый поход против собственного творения.
"Вы с ума сошли?! Это же страшный яд" - говорил ученый.
"Пока он помогает убивать коммунистов - нам плевать" - отвечал Госдепартамент.
"Но вред экологии ..?! Нам же это столетия разгребать"
"Убивать. Красных. Убивать. Красных"...
Справедливости ради, в тот момент американские военные действительно не знали обо всех чудовищных свойствах "агента Оранж". Они рассматривали его как ещё одно средство ведения войны, пусть и ценой уничтожения всей экосистемы Вьетнама и смерти от голода десятков тысяч людей. Американские солдаты работали с ним без каких-либо средств защиты, буквально "голыми руками" - впоследствии, многие из них сами стали жертвами диоксина, содержавшегося в дефолианте.
![,Вьетнам,страны,агент "оранж",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный](https://img2.joyreactor.cc/pics/post/full/Вьетнам-страны-агент-"оранж"-6109770.png "Вьетнам,страны,агент \"оранж\",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный")
А Галстон продолжал. Во-первых, он публично заявил, что "агент Оранж" - ничто иное, как оружие массового поражения. В течение нескольких лет он посетил множество научных конференций, на которых повторял одно и то же - "во Вьетнаме мы применяем оружие массового поражения. Я это точно знаю, потому что это я его создал".
В 1966 году Галстон вместе с дюжиной других ученых написал письмо президенту США Линдону Джонсону с требованием прекратить использование дефолиантов. В ответ он получил чудесное сообщение, в котором американское правительство уверяло его, что дефолиант совершенно безопасен, на столько безопасен, что применяется только вдали от населённых районов. В общем, волноваться не о чем.
Лишь в самом конце шестидесятых годов активная компания, которую развернули американские ученые, привела к тому, что армия решила проверить - а правда ли их любимая игрушка так уж безопасна? Первые же эксперименты на крысах показали правоту Галстона и его товарищей - "Оранж" приводил к огромному количеству мутаций и врождённых дефектов у потомства крыс. Более того, "оранж" содержал в себе тот самый диоксин - опаснейший яд. Практически сразу результаты исследований легли на стол Никсону - и программу по применению дефолиантов начали сворачивать.
За время войны, армия США использовала во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже свыше 90 миллионов литров различных гербицидов. В 1973 году Мэттью Мезельсон и Роберт Бауман из Гарварда обнаружили множественные следы диоксина в рыбе, выловленной в Юго-Восточной Азии. В то же время среди родившихся во Вьетнаме детей начал наблюдаться огромный всплеск врождённых паталогий.
А когда многочисленные жертвы "агента Оранж" (как американцы, так и вьетнамцы) попытались добиться справедливости в суде - внезапно выяснилось, что ... в США применение ядовитых гербицидов считается нормальной практикой ведения войны! Вьетнамцам отказали практически сразу, американским военным в большинстве своём предложили смехотворную компенсацию менее чем в 1000 долларов на человека. При этом позиция суда была гениальна: "Оранж" - не может быть оружием, потому что является гербицидом. А то, что он ядовит ... ну, так отличный гербицид, хорошо работает, чего привязались то?
В том, что касается практики применения дефолиантов, американский суд сослался на опыт британцев. После Малайи же никто не жаловался? Ну вот, значит дефолианты - это не химическое оружие, не о чем и говорить!
В 2004 году представитель компании "Монсанто", производителя самого знаменитого после "Циклона-Б" ядохимиката заявил, что его применение не несёт последствий для здоровья. Надо сказать, что даже "Фарбениндустри" в своё время до такого не додумалась.
В том, что касается практики применения дефолиантов, американский суд сослался на опыт британцев. После Малайи же никто не жаловался? Ну вот, значит дефолианты - это не химическое оружие, не о чем и говорить!
В 2004 году представитель компании "Монсанто", производителя самого знаменитого после "Циклона-Б" ядохимиката заявил, что его применение не несёт последствий для здоровья. Надо сказать, что даже "Фарбениндустри" в своё время до такого не додумалась.
![Don't talk bad about daddy Monsanto,Вьетнам,страны,агент "оранж",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный](https://img2.joyreactor.cc/pics/post/full/Вьетнам-страны-агент-"оранж"-6109771.jpeg "Вьетнам,страны,агент \"оранж\",вьетнамские флешбеки,монсанто,химическое оружие,История,длиннопост,Cat_Cat,vk,интернет,реактор образовательный")
Американские корпорации, производившие "агент Оранж" и американское федеральное правительство так никогда и не признали его оружием и всегда оспаривали тот факт, что его применение могло нанести существенный вред здоровью. В отличие от его создателя, до конца жизни стремившегося показать, к чему может привести бесконтрольное применение "нехимического" оружия.
Черчилль говорил: "война - это слишком серьёзное дело, чтобы доверять его генералам". Артуру Галстону удалось это доказать на практике. Профессор Галстон прожил 88 лет. Его курс по биоэтике в Йельском университете всегда был исключительно популярен.
"Раньше я думал, что можно избежать участия в антисоциальных последствиях науки, просто не работая над какими-либо проектами, которые могут быть направлены на злые или разрушительные цели. Я узнал, что не все так просто, и что почти любое научное открытие может быть искажено или искажено при соответствующем социальном давлении. На мой взгляд, единственное средство для ученого, обеспокоенного социальными последствиями его работы - это оставаться связанным с ними до конца."
Артур В. Галстон, 1972
"Раньше я думал, что можно избежать участия в антисоциальных последствиях науки, просто не работая над какими-либо проектами, которые могут быть направлены на злые или разрушительные цели. Я узнал, что не все так просто, и что почти любое научное открытие может быть искажено или искажено при соответствующем социальном давлении. На мой взгляд, единственное средство для ученого, обеспокоенного социальными последствиями его работы - это оставаться связанным с ними до конца."
Артур В. Галстон, 1972
_______________________________
Автор: Пагот
Год дракона
Кусочек мира Дубликата.По сути, это вставка в последнюю главу Исхода.
Описывается тот мир, который снится Алисе между циклами. Для понимания лучше, кроме Исхода (он же Анабасис), прочитать еще вторую, третью и пятую части Дубликата.
***
Квартира номер два. Дощатая дверь, покрытая многими слоями половой краски, кнопка звонка на уровне, чуть выше пояса, чтобы внучке было удобно. Вот только внучка эта давно выросла и уехала. Слышу как подходит хозяйка и, без всяких «Кто там?», отпирает мне дверь.
— Здрасьте, Марьпетровна. Что-ж вы не спрашиваете, кто пришел?
— А зачем, Алисочка? Только ты одна так и звонишь. Как-будто точку ставишь. Переночевать пришла? Заходи.
— Нет, я по другому делу. Я, Марьпетровна, неожиданно в пионерский лагерь уезжаю на две недели. Пусть мои вещи у вас полежат?
Потому что не хочется мне их в квартире оставлять: маманя разных мужиков к себе водит. Раз в полгода новый «папа», и не каждый из «пап» безобидный тихий алкаш.
С некоторых пор я стала угадывать, что сейчас произойдет или о чем меня спросят. Вот и сейчас Мария Петровна запахнёт халат потуже и непонимающе посмотрит на меня, а я объясню в чем дело.
— Самой смешно. Семнадцать лет и пионерский лагерь. Туда, оказывается, до восемнадцати ездить можно. У завучихи дочка должна была поехать, но заболела. Шампанское холодное на выпускном оказалось. Вот, чтобы не пропала путевка, я и поехала.
Отдали мне путевку, потому что путевка в старший отряд. Иначе я бы ее не увидела — рылом не вышла. Ну не хотят старшие в пионерский лагерь ездить: тебе семнадцать лет, а тебя в шортики или юбочку наряжают и заставляют под барабан строем ходить! Лагерь то — пионерский. Вот и не хотят. А вот я, я согласилась — были на то причины. И, мы еще посмотрим, кто там будет под барабан в красном галстуке маршировать. А я как знала, что мне путевку предложат, когда утром мимо школы пошла и на крыльце завучиху встретила. Я же говорю что стала угадывать, что должно случиться.
— Понятно, Алисочка. Может тогда чаю попьем на прощание? Мать то дома? Знает что ты уезжаешь?
Вот не надо про мать. Хотя, Марии Петровне можно.
— Дома она, не проспалась еще. Ничего она не знает, записка на столе лежит. Прочитает, если захочет. И вы простите, Марьпетровна, некогда мне чай пить, правда-правда. А то на поезд опоздаю.
Мария Петровна хочет сказать что-то ещё, но только показывает на угол прихожей.
— Ставь туда своё приданое, не пропадет. Потом в кладовку уберу.
Ставлю, куда показали, пакет с «приданым»: две пластинки, кое-какие документы, тетрадка со стихами и табами, золотая цепочка, письмо от Ленки — она, как уехала в Ленинград семь лет назад, письмо написала, я ей ответила и всё, и закончилась переписка. Вот и всё моё приданое. Остальное везу с собой: спортивная сумка с вещами и гитара в чехле.
— Может все-таки попьешь чаю-то?
— Марьпетровна, ну поезд же ждать не будет. А как приеду, так попьем обязательно. Я обещаю.
Мария Петровна обнимает меня, я обнимаю ее, даже слезинка подступила. Что может быть общего у семнадцатилетней пацанки и семидесятидевятилетней бабушки, всю жизнь проработавшей (она говорит: прослужившей) на должности литературного редактора? Но вот уже пять, нет шесть лет мы общаемся. Началось с того, что она, не вынеся издевательств над гитарой, взяла меня за руку и затащила к себе домой, чтобы: «Хоть три аккорда тебе показать, а то уши отваливаются». Всякое бывало: и орали друг на друга, и ночевала я у нее, и скорую к ней вызывала, и она ко мне в больницу ходила… в больнице все думали, что ко мне бабушка ходит.
— Марьпетровна, вы так прощаетесь со мной, будто я не на две недели, а навсегда уезжаю.
— Беги на поезд, Алисочка. Для меня и две недели могут «навсегда» оказаться. И ты через две недели уже другая приедешь.
Меня разворачивают и легонько выталкивают на площадку. Слышу сзади всхлип.
— Марьпетровна...
— Беги-беги. Может ты и вовсе не приедешь.
На меня последний раз пахнуло смесью запахов валерьянки, герани, книг и каких-то духов, и дверь за моей спиной мягко закрылась.
Ну вот, с единственным взрослым, который что-то для меня значит, я попрощалась. Но что-то было неправильное в этом прощании, как будто последняя ее фраза, про то что я не приеду, не вписалась в ожидаемую картину.
Стою спиной к двери Марьи Петровны и шагнуть к выходу не могу, а вместо этого разглядываю наш подъезд: сантиметровый слой масляной краски на стенах и лестнице, стены зеленые, деревянная лестница — коричневая. Ступеньки за пятьдесят лет вышарканы жильцами так, что на них углубления от ног остались, отполированные руками перила так удобны, чтобы скатываться по ним. И везде: на штукатурке стен, на перилах, на дверях в подъезд — выцарапаны надписи. Каждое поколение детей считает нужным здесь отметиться, оставляя свои имена, а ЖЭК только красит поверх выцарапанного, так что надписи остаются видны. Вон и две моих: «Алиса» и «Алиса+Лена», а к последней надписи Алик дописал «=дуры», за что потом от меня по шапке получил. Один раз за меня, один раз за Ленку… Что-ж мне так идти то не хочется? Может вернуться и попить чаю у Марьи Петровны? Нет! Встряхиваюсь, поезд, действительно, ждать не будет.
Вот и двор. Хороший двор, чтобы там не говорили. Самое главное, что чужих здесь не бывает. Две двухэтажки и одна трехэтажка, стоящие буквой П, огораживают его с трех сторон, а с четвертой он закрыт от посторонних сараями. Когда-то в них дрова хранились, а в шестидесятых, еще до моего рождения, в дома газ провели. Газ провели, а сараи остались. И теперь наш двор, это такой закрытый от посторонних мир: детская площадка у первого дома, перекладины для сушки белья у третьего, и два десятка старых тополей, которые все называют «парк» — посередине.
Наши должны уже собраться у крайнего сарая. Так и есть, вон они сидят и дымят: четверо в карты режутся, Миха с мотоциклом ковыряется, Миха-большой на турнике повис. Венька, как обычно, чуть в стороне и в книжку уткнулся. Портвейн еще не доставали, ну правильно, светло еще, незачем народ дразнить, а то 02 звонить начнут. Сейчас спросят, куда я собралась.
— Привет, Алис. Ты куда это собралась?
— Привет. — Подхожу, пожимаю руки, у Веньки изо рта сигарету вытаскиваю. — Рано тебе еще.
— В пионерский лагерь она собралась. — Говорит, не поднимая головы от баночки с бензином, где лежат детали от карбюратора, Миха. — Пион-нерка…
Миха — единственный кто не курит, еще и отодвинулся от курильщиков, загородившись от них мотоциклом.
Миха-большой отцепляется от турника и подходит к нам.
— В последний раз — пионерка. А вернется — уже взрослая будет.
Не нравится мне взгляд, которым он на меня сейчас посмотрел, а в чем дело — понять не могу.
— Ладно, побегу я, ребята. А то на поезд опоздаю.
Венька закрывает книжку, встает.
— Алиса, я с тобой. Хлеба надо купить, пока магазин не закрылся.
Ну, со мной так со мной, жалко что-ли. Ныряем в заросший кустарником промежуток между сараями и домом, и по тропинке идем к цивилизации. Все я здесь знаю, могу с закрытыми глазами пройти. Слева две девятиэтажки — китайских стены, справа шесть штук пятиэтажек, а между ними пустырь — ничейная территория. Говорят, тут еще девятиэтажки должны были построить, но что-то с грунтом не так. По той же причине и наши три дома не сносят, что ничего серьезного построить нельзя.
— Алиса! — Венька догнал меня и идет рядом. — Алиса, не возвращайся домой, после лагеря.
С чего это вдруг? А Венька продолжает.
— Это сейчас ты живой талисман, а вернешься уже взрослая, и не будет талисмана. Миха уже… — Венька краснеет и замолкает.
Да ну, не верю я ему. Хоть Венька и самый умный из нас, но не верю я ему. Ошибается он. Так ему и говорю, а Венька обижается, еще сильнее краснеет и до булочной больше не произносит ни слова. А меня опять кольнуло неправильностью, вот про это «Не возвращайся», я думала он мне в чувствах признаваться будет, а он… Только, на крыльце магазина Венька прощается, хочет сказать что-то еще, но так и не решается, снова краснеет, говорит дежурное: «Пока!» — и убегает внутрь. Нет, не «Пока!», он «Прощай!», почему-то говорит. Хочу спросить, почему прощай? Но его уже не видно.
Веньке за хлебом, а мне на остановку. До вокзала не так и далеко, но под вечер ноги бить неохота. Набегалась я за день по врачам, пока в поликлинике справку для лагеря получала. Тем более, что уже показалась морда автобуса. Захотелось, чтобы никуда не пересаживаться, чтобы прямо этот автобус меня к воротам лагеря привез, даже номер маршрута для него придумала: 410. Но нет, обычная маршрутная «двойка».
«Следующая остановка — Вокзал!» — вот и приехали. Мне в кассу: завучиха сказала, что договорилась, чтобы для меня билет на проходящий придержали. Плохо, что электрички неудобно ходят, приходится один перегон на поезде ехать. Сейчас сяду на поезд, доеду до следующей станции. Там от вокзала по Вокзальной же улице пройти три квартала и направо еще квартал. Будет горком комсомола, в нем нужно спросить у дежурного, где автобус в «Совенок» стоит. Вот интересно: город один, а на две половины разделен, и между половинами пятнадцать километров степи. Наш район, он перед войной начал строиться вокруг химзавода, и так и называется: Заводской. А в войну еще заводы привезли и народ эвакуированный. Так и получился город разделенный пополам: Старый и Новый город.
Надо документы приготовить, чтобы перед кассой в вещах не рыться. Перекладываю из сумки во внутренний карман куртки паспорт и путевку: картонку, размером с открытку. На одной стороне картонки нарисован совенок в пионерском галстуке, а на другой напечатано: «Пионерский лагерь «Совенок», вторая смена», — и впечатаны на машинке имя и фамилия завучихиной дочки. Потом дочку зачеркнули, и ниже, уже шариковой ручкой, написали: «Алиса Двачевская» — я, то есть. А, чтобы не подумали, что я эту путевку украла (а я могу, у меня это прямо по морде лица видно), еще ниже написано: «Верно. Заведующий учебной частью», — и завучихина подпись. И школьная печать, поверх всего.
Едва захожу в здание вокзала, как над выходом на перрон начинает шелестеть электрическое табло. Все номера прибывающих и отходящих поездов на нем, пути, на которые они прибывают, время их отправления, в общем вся информация заменяется пустыми белыми строками. Острое чувство неправильности буквально пришпиливает меня к месту. Я кручу головой, но больше ничего необычного не вижу. Ну сломалось табло, успокаиваю себя, мне то что? И вообще, мне сейчас к кассам, а там на стене бумажное расписание висит. Ну и табло к тому времени починят, а не починят, так объявят посадку по радио.
Кассы расположены в отдельном здании и проход туда из зала ожидания через тоннель. Мне надо подойти к третьему окошку, к старшему кассиру, Вере Ивановне, и сказать, что я от Ольги Ивановны — завуча. После этого подать свой паспорт и путевку.
В тоннеле безлюдно. Только дядька какой-то идет навстречу, со стороны касс. Я направо и он направо, я налево и он налево. И так несколько раз. Я колеблюсь, или обматерить его для начала, или сразу кастет доставать. Не люблю я таких дядечек с некоторых пор, не люблю аж до кастета, седина им в бороду. Но дядька улыбается обезоруживающе, поднимает руки, прижимается к стене и делает мне приглашающий жест, иди мол. А я сразу успокоилась, даже улыбнуться в ответ захотелось.
— Проходи, барышня, а то до утра тут танцевать будем. Касса то закрыта. — И подмигивает еще, охальник.
Дяденька окает, а я анекдот про охальника в окрестностях Онежского озера сразу вспомнила. Мне, правда, самой захотелось улыбнуться в ответ, но я сдерживаюсь.
— Я слишком юна для тебя, дядя.
И иду к кассам. Дядя, кажется, что-то хотел ответить, но я только слышу, как удаляются его шаги. И опять это ощущение неправильности. Почему в тоннеле не души, что это за дядька, почему закрыта круглосуточная касса? А касса и правда закрыта. Все пять окошечек. И в предбаннике никого, только скучающий милиционер, сидя на скамье дремлет над газетой. Сначала стучусь в третье окошко, не дождавшись ответа начинаю стучать во все подряд.
— Деточка, ты читать умеешь? — Голос из-за спины. Милиционер проснулся.
На окошечке записка, которой только что не было: «Кассы закрыты до 9-00. Администрация». Поворачиваюсь к милиционеру, чтобы отлаять его за «деточку», а того уже нету. Только фуражка на подоконнике лежит. Мне становится не по себе от этой чертовщины и я, переходя с шага на бег, возвращаюсь по тоннелю в зал ожидания. Возвращаюсь. Вот я сделала три шага, спускаясь в тоннель, вот мне стало страшно и я побежала, и вот я уже в зале. Кажется — мгновенно перенеслась.
Пока меня не было зал ожидания изменился. Куда девались люди: отъезжающие, встречающие, провожающие? Почему закрыты все киоски? Куда исчезли ряды кресел в зале ожидания? Табло не работает, расписание со стены снято, только след от него остался, окошечко справочной заколочено. А в буфете сидит давешний дядька, перед ним гора пирожков на тарелке, несколько бутылок с лимонадом и минералкой и начатый стакан с чаем. Кожаную куртку он снял и повесил на спинку стула, оставшись в рубашке с короткими рукавами. Он кивает мне, как старой знакомой, и возвращается к своим пирожкам. По моему у дядьки или стальной желудок, или он самоубийца — что-то брать в вокзальном буфете. Я хочу выйти на перрон, может удастся уехать без билета, но вместо дверей обращенных к перрону я натыкаюсь на свежеоштукатуренную стену. Тупик. Да тут еще и потемнело, откуда-то натянуло грозовые тучи, перекрывшие свет заходящего солнца. Желтые лампочки накаливания не могут до конца победить темноту и в зале устанавливается полумрак. Никого, только дядька, я и стайка цыганок, которые испуганно жмутся в тамбуре, не решаясь выйти на привокзальную площадь, под ливень, который вот-вот начнется.
— Сейчас ливанет. — Слышу я обращенную ко мне реплику дядьки. — Садись, перекусишь, я и на тебя взял. А вокзал закрыт, уже два месяца как, перестраивать в торговый центр будут.
Я, непонятным мне образом, оказалась рядом с дядькой, в кармане, выделенном в зале ожидания, под буфет. Мне становится страшно, но я держусь, а вместо этого начинаю наступать на дядьку.
— Ты. Что все это значит? Это ты все устроил!?
— Что устроил? — Дядька улыбаясь смотрит на меня снизу вверх. — Закрыл вокзал за нерентабельностью? Или подвел тебя к границе пробуждения? Ну да, интерференция снов имеет место быть, но и здесь я не причем, цыгане, конечно, мои, но они же тебе не мешают? Так и шляются за мной ромалэ через все сны, прости уж их за это. Да ты кушай. — Дядя меняет тему, пододвигая ко мне тарелку с пирожками и бутылку с лимонадом. — Или, как хочешь, — девчонки съедят. Вон они, уже бегут. Славяна — та точно не откажется.
Что-то шевелится у меня в памяти в ответ на имя «Славяна», но успокаивается. За окном грохочет, тут же, как по заказу, начинается ливень и становится совсем уж темно, а в буфет забегают две девушки, примерно мои ровесницы, только вот не моего круга. Одна — колхозница, выбравшаяся в город и одевшаяся во все лучшее, хотя вкус, конечно, есть. И каблуки носить умеет и макияж явно не колхозный. «Марьпетровна, зачем вы меня всему этому учите? — Вспоминаю беседу со старушкой. — Мне то эти тонкости зачем? Через три месяца детство закончится, и привет, ПТУ при ткацкой фабрике. А там главное, чтоб помада по краснее была». «Алисочка, никто никогда не знает, как повернется его жизнь». Вторая девушка, невысокая и хрупкая, с умопомрачительно длинными двумя хвостами бирюзовых волос — наверняка иностранка. И одевается как иностранка и ведет себя как иностранка. Кстати, заодно, разглядываю и дядьку: среднего роста, лет ему около сорока, сам не очень крепкий, но мышцы на предплечьях развиты и кисти все в мелких ссадинах. Остатки черноты под ногтями. Слесарь? Может быть. Вот только говорит грамотно и без мата, и слова «интерференция» от слесаря трудно ждать. Я вот только и помню, что интерференция, это что-то из физики, хотя экзамен всего две недели назад сдавала, а откуда это слово знает слесарь сорока лет?
— Еле спаслись от дождя, дядя Боря! — Обращается к дядьке «колхозница».
— Здравствуйте, дядя Боря. — Иностранка обращает на меня внимание. — Здравствуй, меня зовут Мику, Мику Хатсуне. Мику это имя, а Хатсуне это фамилия. Это японские имя и фамилия, потому что мама у меня… — И тут Мику вздрагивает, шепчет что-то вроде: «Никак не отвыкну», — и внезапно замолкает отвернувшись.
На имя «Мику» и на этот словесный поток у меня опять поднимаются невнятные воспоминания. Где-то я слышала это имя, и эта манера тараторить мне знакома. Не могла слышать, но слышала, как-будто даже общаться приходилось. Причем Славяна только чуть задела мою память, а вот Мику — основательно. Пытаюсь вспомнить, не могу, и тут меня осеняет: я, кажется, поняла, что все это сон! А как иначе объяснить эту чертовщину с вокзалом? И дядька этот, он тоже про сон говорил. Грустно. Значит скоро я проснусь и окажется, что ждут меня моя беспутная маманя и взрослая жизнь в общаге ткацкой фабрики.
Девочки делят между собой пирожки и жадно накидываются на еду, при этом иностранка не отстает от колхозницы. Пока они едят и переговариваются о чем-то своем я пью лимонад, закусывая его своим личным печеньем (надеюсь, лимонад безопасный) и разглядываю всех троих.
— Не смотри на них так, Алиса. — Дядька называет меня по имени, а я даже не удивляюсь. Во сне и не такое возможно. — С ЭТИМИ девушками ты не знакома. Позволь официально представить тебе моих подруг по несчастью: Мику Хатсуне и Славяну Феоктистову. Девочки, это Алиса Двачевская, которая вот-вот проснется и покинет нас. Ну, это вы знаете, иначе нас бы сюда не выкинуло.
— Дядя Боря. — Я ожидала бесконечного потока слов от Мику, а она неожиданно грустно и очень просто говорит. — Зачем вы так? Я понимаю, что вам нужно объяснить Алисе, почему мы трое вместе, но я себя несчастной не считаю. Славяна тоже. Да и вы тоже, не прибедняйтесь.
Подольше бы не просыпаться, не хочу! Представляю себе мать, злую с похмелья и не хочу просыпаться! Пусть мне, хотя бы еще две недели в пионерском лагере приснятся.
— Но как я теперь в лагерь попаду? — Обращаюсь к дядьке. В жизни я бы их всех послала, но во сне — почему нет?
— Как всегда, на автобусе. — Дядька пожимает плечами так, будто я у него спросила, какого цвета трава.
— Дядь Борь, — вмешивается Славяна, — она же спит еще, она же место не может выбирать, ты ей хоть наводку дай какую. Где этот автобус, как на него сесть?
— Не ты нОходишь четырестОдесятый Овтобус, а четырестОдесятый Овтобус нОходит тебя!
Дядька окает совсем уж преувеличено. И еще поднимает блестящий от жира указательный палец кверху, чем портит все впечатление. Славяна ждет продолжения, но дядя Боря опять занялся пирожками и замолк, тогда Славяна берет инициативу в свои руки.
— Понимаешь, Алиса. Дядя Боря и есть водитель того самого автобуса.
А дядя Боря, я уже мысленно так его называю, кивает в подтверждение.
— Точно, отправление через час, и автобус, между прочим, у твоей остановки тебя дожидается. Какого… ты на вокзал поперлась?
И оканье его куда-то пропало. Я хочу сказать что вообще-то мне на поезд надо, и тут меня накрывает двойным рядом воспоминаний: я помню, как завучиха инструктировала меня насчет вокзала и отложенного билета, и, в то же время, я помню, как она говорила, что автобус специально завернет за мной, надо только выйти к остановке; я помню, как два месяца назад ездила на поезде в старую часть города в центральный универмаг, покупать себе платье на выпускной (так совпало, что у мамаши короткий период просветления был, и деньги на платье нашлись), и, в то же время, я помню, как два месяца назад закрывали наш вокзал и объявляли, что его перестроят в универмаг. И инструктаж про билет на поезд я помню смутно, а про ожидающий меня автобус все отчетливее и отчетливее. И даже то, как отмахиваюсь от завучихи: «Да поняла я, поняла. Водителя зовут Борис Иванович», — вспомнила. Так, а как кассира должны были звать? Вера… отчество не помню.
Ну и фантазии у меня, надо же, какую то историю с поездом придумала и сама в нее поверила. Ладно Мария Петровна, она и забыть могла про закрытый вокзал, ей простительно, но я то! Главное, не говорить никому. Хорошо, что нужного человека тут встретила.
Пока я так сама себя унижаю эти трое расправляются с пирожками, Мику относит тарелку на мойку (за все время ни буфетчица так и не появилась, ни посетителей никого не было) и мы, обогнув цыганок, выходим на привокзальную площадь.
— И идти нам пешком. — Изрекает дядя Боря, показывая пальцем на оборванные троллейбусные провода.
Я хочу напомнить про автобус «двойку», на котором я сюда приехала, и вспоминаю, что маршрут ликвидировали, почти сразу как закрыли вокзал. Так что, либо троллейбус, либо пешком. На вокзал пешком, с вокзала пешком — бедные мои копыта.
Дальнейшие события воспринимаются почему-то фрагментами.
Вот девочки прячутся под зонтиками, а дядя Боря снимает с себя кожаную куртку и отдает мне, потому что дождь, хоть и ослабел, но еще идет, оставаясь в одной рубашке. Я сопротивляюсь, а он только отмахивается, смеется и говорит, что фантомы не болеют. От куртки слабо пахнет машинным маслом, бензином и табаком. На мгновение мы встречаемся взглядами и я вижу… тоску и что-то еще, даже не могу описать — что. Я не Достоевский, чтобы описывать, но что-то похожее я в глазах у Марии Петровны видела. Дядя Боря извлекает из кармана куртки пачку сигарет и ключи от автобуса, закуривает и контакт теряется. Но я вдруг жалею, что маман, в своих попытках устроить личную жизнь, скатывалась все ниже и ниже, не встретив вот такого дядю Борю. Я бы даже согласилась папой его звать. Может и тоски в глубине его глаз поубавилось бы. Я еще хочу спросить про то, что за фантомы он поминал, но забываю.
Вот мы идем по улице, Славяна оглядывается.
— Идут за нами.
Тут уже оглядываюсь я. Все те же цыганки, что стояли в тамбуре вокзала, тащатся за нами метрах в пятидесяти, не отставая и не догоняя.
— Я же говорил, что так и таскаются за мной от сна к сну. Где я их подцепил, ума не приложу. — Комментирует дядя Боря.
О каком сне речь вообще идет? Не понимаю.
Вот Славяна с дядей Борей вырвались вперед, а Мику жалуется мне, что хотела, пока мы были под крышей, попросить у меня подержать гитару, а то ей поиграть хочется, аж пальцы болят. А потом, без перехода заявляет.
— Я тебя ненавижу, Алиса. — Голос спокойный и бесцветный какой-то. — За Сенечку. Зачем ты убила его?
Я ничего не понимаю и только пожимаю плечами. А Мику продолжает, Мику почему-то надо выговориться.
— Хорошо, что все обошлось. Потому что иначе… Меня нельзя убить, я остаточный фантом, но случилось бы что-то нехорошее. Молчи, Алисочка. Просто молчи. Ты убила его и теперь за тобой долг. Ты мне его никогда не выплатишь, а я не буду с тебя его требовать. Просто помни о нем. Я не сумасшедшая, я знаю, что ты не виновата, и сейчас ничего не помнишь и не понимаешь о чем речь, и в лагере мои слова забудешь.
Ну молчи, так молчи. Я и молчу.
Вот Мику убежала вперед всех, чтобы мы не видели, как она плачет, а я оказалась вдвоем со Славяной.
— Вы тоже в лагерь?
— Нет! — Резко и испуганно отвечает Славяна. — Нам нельзя. Мы всего лишь остаточные фантомы. И не спрашивай об этом больше никогда!
Еще одна сумасшедшая.
— А дядя Боря, он тоже фантом? — Чтобы не беспокоить Славяну спрашиваю я.
— Почти. Дядя Боря, он застрял на полпути. Он говорит, что в институте авария была и трое пострадало. Слишком поздно решились на запись подлинников, двоих переписали, а он умер в процессе записи. Поэтому для него ТАМ нет тела.
Произносится все это спокойно и грустно, как будто о чем то обыденном рассказывают, так что я даже не знаю, как к этому относиться. Похоже на бред, но вдруг я что-то не понимаю? И где это, ТАМ?
Вот мы стоим у автобуса. Мику вдруг обнимает меня и шепчет: «Прости меня, Алисочка. Забудь, что я тебе наговорила». Следом Славяна: «Прощай, Алиса. Передай Семену, что… Ничего ему не передавай. Забудь». Тут автобус заводится, хлопает водительская дверь и из кабины выходит дядя Боря.
— Всё, по машинам, Алиса. До встречи, девочки.
Славяна и Мику отходят подальше, я порываюсь стянуть с себя куртку, но дядя Боря меня останавливает.
— Потом, Алиса. — И засовывает что-то в карман куртки. — Все, поехали.
Я забираюсь в салон, вижу, как дядя Боря коротко обнимает девочек и бежит в кабину, под усиливающимся дождем. Что-то скрежещет под полом и мы трогаемся.
Дядя Боря включает печку в салоне, и мне куда-то в ноги дует теплый воздух. Мне становится очень уютно, я поплотнее заворачиваюсь в куртку, вытягиваю ноги и прижимаюсь виском к прохладному стеклу, глядя на пробегающие за окном дома. Какое-то время еще пытаюсь понять, почему на имя «Семён», что-то откликается внутри меня. Никого же не знаю и не помню, чтобы его так звали.
Где-это я? А, это же автобус, я же в лагерь еду. Как-то я с приключениями сюда добиралась, но не вспомню так, с ходу. Или это сон мне снился? Интересно, что за компания у меня на две недели будет? Рядом мелкая спит, лет четырнадцати. Тоже рыжая, как и я. Что-то родственное в ней чувствую, надо, как проснется, познакомиться с ней поближе. Поднимаюсь на ноги и выглядываю в проход. Люди как люди. Вон девочка спит, на Ленку похожа. Парней всего двое и оба явные ботаники. Так, еще одна гитаристка, кроме меня, интересно, как она с такими длинными волосами живет? Да еще и в такой цвет выкрасила. Кто еще интересный? И тут меня пихают в бок.
— Привет, Рыжая!
Я конечно рыжая, но нельзя же так сразу.
— От рыжей слышу, а меня, вообще-то, Алиса зовут.
— Ты что, Алиса, это же я, Ульяна… — Лицо соседки обиженно вытягивается и, кажется, она вот-вот заплачет. — Ты что, всё забыла? Семена помнишь? Бомбоубежище помнишь? Вечер в столовой помнишь? Ну ничего, Алиса, я тебя в покое не оставлю, я заставлю тебя все вспомнить! — А вот сейчас соседка точно или заплачет, или поколотит меня.
Я машинально сую руку в карман куртки. «Что за куртка? Откуда она у меня?» И нащупываю там свернутую бумажку. Записка, почему-то чертежным шрифтом, очень уверенно, как-будто человек много так писал: «Алиса, а сильная отдача у арбалета? — И вторая строчка. — Надо тебе дать пендель, чтоб проснулась. Если ты и так все вспомнила, то поймешь меня. Прощения не прошу». Соседка что-то продолжает говорить, а я не слушаю ее. Перед глазами стоит наконечник стрелы и спина, обтянутая пионерской рубашкой. Вот я плавно тяну спуск, арбалет вздрагивает, и в этот момент Ульяна толкает меня. А я вижу, как стрела входит между лопатками Семена. Семен? Ульяна?
— Улька! — Кричу я, так что те, кто еще не проснулся — просыпаются, а те, кто уже проснулся — вздрагивают и оглядываются.
Я обнимаю Ульяну и начинаю плакать.
Ведьма Его Императорского Величества - Госпожа Пелагея. (Книга: Князь Демидов автор: Бергер Е.В.)
В этот день заседание японского парламента началось со скандала. Представитель оппозиционной партии размахивал газетой на немецком языке, призывая к отставке премьер-министра Ямомото.
Сименс. Одна из первых транснациональных компаний. А может даже и первая. После того, как закон электромагнитной индукции обрел форму в виде электродвигателя,а электричество побежало по кабелям и проводам,все что было с ним связано, стало превращаться в деньги. А для Сименс в очень большие деньги. Во время «войны токов» отцы-основатели заняли нужную сторону. Совместно с созданной в Англии дочкой, Сименс завоевывал мир. В 1867 году фирма получает контракт на прокладку телеграфного кабеля из Лондона в Бомбей. Кабель должен пройти через Россию. Наладив связи с властями Российской империи, Сименс строят на ее территории кабельный завод. Так начался персональный „Drang nach Osten“, конечной точкой которого стала Япония.
В Сименс хорошо знали как вести дела на Востоке. Не подмажешь, не поедешь. В Японии фирма работала с 80-х годов девятнадцатого века. На место простых взяток пришла куда более изощренная система. В японском филиале работал человек, родственница которого была замужем за высокопоставленным чиновником военного ведомства, так удачно занимавшегося военными заказами.«Друзья» в правительстве и адмиралтействе обеспечивали Сименс стабильное развитие бизнеса. К этому времени в цену товара сразу закладывалось 3-5% на взятки. Ко времени скандала обязательные откаты доходили до 15% стоимости контрактов. Нужные чиновники находились практически на содержании фирмы, получая «вторую зарплату». В деловой переписки их так и называли- «наши сотрудники». Игра стоила свеч. Став фактически монополистам крупных заказов, Сименс мог устанавливать цену которую считал целесообразной. Без оглядки на дышащих в спину конкурентов. Какой бы не была сумма отката, она в любом случае ложилась на плечи японского налогоплательщика.
Работавший в японском отделении Сименс Карл Рихтер,понимал, что перспектив для карьерного роста у него нет. Зато был доступ к секретной информации. Рихтер был стенографистом и тем, что у нас назвали бы «машинисткой». Когда в очередной раз на него пало подозрение в продаже конкурентам секретов фирмы, он решил пойти va banque. Пробравшись в кабинет одного из менеджеров японского филиала, Рихтер выкрал секретную переписку, касающуюся переговоров по сумме откатов и взяткам за электрооборудование строившегося в Англии японского линкора. Ничего не подозревающее руководство, за совершенные им ранее грехи, перевело его в начале в Китай, а после на родину, где и объявило об увольнении.
Рихтер вернулся в Японию и угрожая опубликовать переписку, потребовал от руководителя японского филиала Херрмана пятьдесят тысяч марок. Посоветовавшись с руководством в Берлине, Херрман отказал. Он прекрасно понимал, что ждет Рихтера, задействуй он свои связи в правительственных кругах. А тому, за кражу и вымогательство (статьи 235, 249, 250 Уголовного кодекса Японии), светило не меньше десяти лет тюрьмы. Не добившись успеха, Рихтер поскорее покинул Японию. Но затею свою не оставил. Он обратился к журналисту агенства Рейтер Эндрю Пулли и тот согласился купить досье Рихтера.
Пулли не стал публиковать материал, а отправился туда, где Рихтер потерпел фиаско- в японское отделение Сименс. Журналист известного агенства, это совсем не то, что мелкий клерк. В итоге сошлись на цене в 50 тысяч йенн(5 тысяч фунтов). Сделка прошла в немецком консульстве в Йокогамме. После обмена, бумаги были сожжены в присутствии всех участников сделки. Теперь главной целью руководства Сименс стал сам Рихтер. Никто не знал сколько еще документов ему удалось похитить.
Рихтера арестовали в Германии. Видимо он пошел на сделку и в итоге получил лишь два года тюрьмы. Руководство Сименс на вопросы о действиях японского филиала, отвечало, что в этом нет ничего такого. «Cosi fan tutte»- так поступают все. Дело прошло бы тихо, не разнюхай подробностей левые. Попытка прокурора засекретить документы, провалилась. Газеты раздували скандал, а Либнехт громил проклятых капиталистов с трибуны Рейхстага. Страшнее было то, что в публикациях всплыли имена японцев. Непростых японцев. А «доброжелатели» доставили немецкие газеты в «Страну Восходящего Солнца». Дело шло к международному скандалу, учитывая роль консула в Йокогамме.
Противники премьера Ямомото опубликовали немецкие материалы в Асахи Симбун. В ответ Japan Weekly Chronicle сообщила, что адмирал Фудзи брал взятки у фирмы Виккерс. Началась прокурорская проверка. Так всплыли подробности этого скандала.
Премьер Ямомото задумал и начал осуществлять грандиозную программу по перевооружению флота. Частью этой программы были линкоры типа «Конго». Строить их должна была в Англии фирма Виккерс. За откат в 25% Виккерс удалось добиться права самостоятельно выбирать подрядчиков. А значит Сименс, главный поставщик электрооборудования терял возможность договариваться на прямую с японцами и задирать цену. Из офиса в Берлине полетели в токийский филиал гневные письма- за что мы платим и почему такой заказ прошел мимо нас? Филиал в Японии попытался оправдаться. Эти-то документы и украл Рихтер.
Прокуратура Японии не только завела дела на своих граждан, но и угрожала Сименс и Виккерс, которые подпадали под «Закон о борьбе с коррупцией» принятый в Великобритании 1906 году. Обеим фирмам запретили участвовать в получении заказов и наложили большие штрафы. Линкор «Конго» стал последним военным кораблем Японии построенным за границей. Японских участников скандала ждало позорное увольнение из флота, тюремные сроки и большие штрафы. Несколько человек покончили с собой. Премьер Ямомото еще до ареста сам уволил крупных взяточников и доказать его причастность к скандалу не удалось. Он наотрез отказывался уходить в отставку. Тогда оппозиция опубликовала готовившиеся законы о повышении налогов. Они должны были закрыть бюджетную дыру, образовавшуюся от реализации военно-морской программы. На улицы столицы вышло пятьдесят тысяч протестующих. Начались столкновения с полицией.Демонстрантов с трудом остановили на подступах к парламенту. Депутаты зарубили бюджет ВМС на следующий год и Ямомото пришлось уйти в отставку.
Конечно это был не рядовой скандал. Под фактурой коррупционных сделок скрывалась жесткая внешнеполитическая борьба. Ни в Германии, ни в Англии, не смотря на законодательство, не наказали участников скандала. «Cosi fan tutte»- главный принцип подобных дел. Линкор «Конго» был построен в 1912 году. Скандал в Германии разразился в 1913. Кризис в Японии начался в январе 1914, а в середине февраля уже были вынесены приговоры. О их мягкости громче всех кричала американская пресса. И вот в марте 1914 года кабинет Ямомото пал. А уже в августе Япония объявила войну Германии. В свое время Ямомото больше двух лет провел на стажировке в Германии, где сблизился со многими военными. Его не раз упрекали в слишком хорошем отношении к немцам. И неизвестно как бы повела себя Япония сохрани он премьерское кресло и реализуй до конца военно-морскую программу.
Место немцев и англичан заняли американцы. Виккерс простили, и с началом войны она вновь начала участвовать в контрактах и поставках. Япония приняла участие в Первой мировой на стороне Антанты, и не смогла реализовать военно-морскую программу Ямомото. Ей подарили Циндао, бывшую немецкую колонию, еще сильней втянув в китайские дела. Япония захватила, а после войны получила контроль над Каролинскими,Маршалловыми и Марианскими островами. Немецкий флот лишился баз. А через двадцать с лишним лет пришел настоящий Хозяин.
В ходе расследования скандала выяснилось, что Сименс не только выплачивал взятки, но и делал особо ценные подарки. В нескольких франко-швейцарских фирмах были приобретены дорогие часы, один из образцов даже получил приз на международной выставоке. Не все из заказанных часов попали в Японию, и позже, в качестве награды, всплыли во времена Третьего Рейха. Самый дорогой экземпляр оценивался в 10 тысяч фунтов стерлингов.
В этом мире меняется все - лидеры, технологии, люди. Не меняются только методы корпораций и любовь некоторых чиновников к дорогим часам.
Сименс. Одна из первых транснациональных компаний. А может даже и первая. После того, как закон электромагнитной индукции обрел форму в виде электродвигателя,а электричество побежало по кабелям и проводам,все что было с ним связано, стало превращаться в деньги. А для Сименс в очень большие деньги. Во время «войны токов» отцы-основатели заняли нужную сторону. Совместно с созданной в Англии дочкой, Сименс завоевывал мир. В 1867 году фирма получает контракт на прокладку телеграфного кабеля из Лондона в Бомбей. Кабель должен пройти через Россию. Наладив связи с властями Российской империи, Сименс строят на ее территории кабельный завод. Так начался персональный „Drang nach Osten“, конечной точкой которого стала Япония.
В Сименс хорошо знали как вести дела на Востоке. Не подмажешь, не поедешь. В Японии фирма работала с 80-х годов девятнадцатого века. На место простых взяток пришла куда более изощренная система. В японском филиале работал человек, родственница которого была замужем за высокопоставленным чиновником военного ведомства, так удачно занимавшегося военными заказами.«Друзья» в правительстве и адмиралтействе обеспечивали Сименс стабильное развитие бизнеса. К этому времени в цену товара сразу закладывалось 3-5% на взятки. Ко времени скандала обязательные откаты доходили до 15% стоимости контрактов. Нужные чиновники находились практически на содержании фирмы, получая «вторую зарплату». В деловой переписки их так и называли- «наши сотрудники». Игра стоила свеч. Став фактически монополистам крупных заказов, Сименс мог устанавливать цену которую считал целесообразной. Без оглядки на дышащих в спину конкурентов. Какой бы не была сумма отката, она в любом случае ложилась на плечи японского налогоплательщика.
Работавший в японском отделении Сименс Карл Рихтер,понимал, что перспектив для карьерного роста у него нет. Зато был доступ к секретной информации. Рихтер был стенографистом и тем, что у нас назвали бы «машинисткой». Когда в очередной раз на него пало подозрение в продаже конкурентам секретов фирмы, он решил пойти va banque. Пробравшись в кабинет одного из менеджеров японского филиала, Рихтер выкрал секретную переписку, касающуюся переговоров по сумме откатов и взяткам за электрооборудование строившегося в Англии японского линкора. Ничего не подозревающее руководство, за совершенные им ранее грехи, перевело его в начале в Китай, а после на родину, где и объявило об увольнении.
Рихтер вернулся в Японию и угрожая опубликовать переписку, потребовал от руководителя японского филиала Херрмана пятьдесят тысяч марок. Посоветовавшись с руководством в Берлине, Херрман отказал. Он прекрасно понимал, что ждет Рихтера, задействуй он свои связи в правительственных кругах. А тому, за кражу и вымогательство (статьи 235, 249, 250 Уголовного кодекса Японии), светило не меньше десяти лет тюрьмы. Не добившись успеха, Рихтер поскорее покинул Японию. Но затею свою не оставил. Он обратился к журналисту агенства Рейтер Эндрю Пулли и тот согласился купить досье Рихтера.
Пулли не стал публиковать материал, а отправился туда, где Рихтер потерпел фиаско- в японское отделение Сименс. Журналист известного агенства, это совсем не то, что мелкий клерк. В итоге сошлись на цене в 50 тысяч йенн(5 тысяч фунтов). Сделка прошла в немецком консульстве в Йокогамме. После обмена, бумаги были сожжены в присутствии всех участников сделки. Теперь главной целью руководства Сименс стал сам Рихтер. Никто не знал сколько еще документов ему удалось похитить.
Рихтера арестовали в Германии. Видимо он пошел на сделку и в итоге получил лишь два года тюрьмы. Руководство Сименс на вопросы о действиях японского филиала, отвечало, что в этом нет ничего такого. «Cosi fan tutte»- так поступают все. Дело прошло бы тихо, не разнюхай подробностей левые. Попытка прокурора засекретить документы, провалилась. Газеты раздували скандал, а Либнехт громил проклятых капиталистов с трибуны Рейхстага. Страшнее было то, что в публикациях всплыли имена японцев. Непростых японцев. А «доброжелатели» доставили немецкие газеты в «Страну Восходящего Солнца». Дело шло к международному скандалу, учитывая роль консула в Йокогамме.
Противники премьера Ямомото опубликовали немецкие материалы в Асахи Симбун. В ответ Japan Weekly Chronicle сообщила, что адмирал Фудзи брал взятки у фирмы Виккерс. Началась прокурорская проверка. Так всплыли подробности этого скандала.
Премьер Ямомото задумал и начал осуществлять грандиозную программу по перевооружению флота. Частью этой программы были линкоры типа «Конго». Строить их должна была в Англии фирма Виккерс. За откат в 25% Виккерс удалось добиться права самостоятельно выбирать подрядчиков. А значит Сименс, главный поставщик электрооборудования терял возможность договариваться на прямую с японцами и задирать цену. Из офиса в Берлине полетели в токийский филиал гневные письма- за что мы платим и почему такой заказ прошел мимо нас? Филиал в Японии попытался оправдаться. Эти-то документы и украл Рихтер.
Прокуратура Японии не только завела дела на своих граждан, но и угрожала Сименс и Виккерс, которые подпадали под «Закон о борьбе с коррупцией» принятый в Великобритании 1906 году. Обеим фирмам запретили участвовать в получении заказов и наложили большие штрафы. Линкор «Конго» стал последним военным кораблем Японии построенным за границей. Японских участников скандала ждало позорное увольнение из флота, тюремные сроки и большие штрафы. Несколько человек покончили с собой. Премьер Ямомото еще до ареста сам уволил крупных взяточников и доказать его причастность к скандалу не удалось. Он наотрез отказывался уходить в отставку. Тогда оппозиция опубликовала готовившиеся законы о повышении налогов. Они должны были закрыть бюджетную дыру, образовавшуюся от реализации военно-морской программы. На улицы столицы вышло пятьдесят тысяч протестующих. Начались столкновения с полицией.Демонстрантов с трудом остановили на подступах к парламенту. Депутаты зарубили бюджет ВМС на следующий год и Ямомото пришлось уйти в отставку.
Конечно это был не рядовой скандал. Под фактурой коррупционных сделок скрывалась жесткая внешнеполитическая борьба. Ни в Германии, ни в Англии, не смотря на законодательство, не наказали участников скандала. «Cosi fan tutte»- главный принцип подобных дел. Линкор «Конго» был построен в 1912 году. Скандал в Германии разразился в 1913. Кризис в Японии начался в январе 1914, а в середине февраля уже были вынесены приговоры. О их мягкости громче всех кричала американская пресса. И вот в марте 1914 года кабинет Ямомото пал. А уже в августе Япония объявила войну Германии. В свое время Ямомото больше двух лет провел на стажировке в Германии, где сблизился со многими военными. Его не раз упрекали в слишком хорошем отношении к немцам. И неизвестно как бы повела себя Япония сохрани он премьерское кресло и реализуй до конца военно-морскую программу.
Место немцев и англичан заняли американцы. Виккерс простили, и с началом войны она вновь начала участвовать в контрактах и поставках. Япония приняла участие в Первой мировой на стороне Антанты, и не смогла реализовать военно-морскую программу Ямомото. Ей подарили Циндао, бывшую немецкую колонию, еще сильней втянув в китайские дела. Япония захватила, а после войны получила контроль над Каролинскими,Маршалловыми и Марианскими островами. Немецкий флот лишился баз. А через двадцать с лишним лет пришел настоящий Хозяин.
В ходе расследования скандала выяснилось, что Сименс не только выплачивал взятки, но и делал особо ценные подарки. В нескольких франко-швейцарских фирмах были приобретены дорогие часы, один из образцов даже получил приз на международной выставоке. Не все из заказанных часов попали в Японию, и позже, в качестве награды, всплыли во времена Третьего Рейха. Самый дорогой экземпляр оценивался в 10 тысяч фунтов стерлингов.
В этом мире меняется все - лидеры, технологии, люди. Не меняются только методы корпораций и любовь некоторых чиновников к дорогим часам.
__________________________________
Автор: Владимир Вольф
25 лвл, какую профу качать?
25 уровень застал меня одного на съемной хате в далеке от друзей и родственников. Но я не отчаиваюсь ведь со мной мой ноутбук, графический планшет и свич с новой зельдой.
Закинул в рюкзак и рванул куда глаза глядят!
Спасибо реактору за положительные эмоции, ежедневные смешнявочки и удивительно теплый отклик на мои каляки. Всем хорошей субботы!
Закинул в рюкзак и рванул куда глаза глядят!
Спасибо реактору за положительные эмоции, ежедневные смешнявочки и удивительно теплый отклик на мои каляки. Всем хорошей субботы!
2107 год, 11 июля
— Алло, это NASA, бюро космических тел?
— Да, по какому поводу вы звоните?
— Скорее всего, я что-то обнаружил. Я понятия не имею что это, но судя по всему,оно движется на нас.
— Опишите найденное вами тело.
— Ну это что-то чёрное, вокруг него звезды как-будто искажаются. Вы извините если я что-то не так описываю, я только вчера купил телескоп.
— Эммм, вы наверное ошибаетесь.
— Почему?
— Описываемые вами признаки - признаки чёрной дыры...
12 июля, NASA.
... вы хотите сказать, что к нам летит чёрная дыра?
— Да.
— И каким же образом новичок, посмотревший в обычный телескоп смог найти её, а мы - нет?
— Дыра очень мала, она имеет массу лишь трёх солнц, и при этом, находится довольно далеко от нас, полтора световых года. Короче говоря, то что любитель увидел чёрную дыру в свой телескоп - чистое совпадение, которое нас и спасло. Кстати, она будет тут через два года.
— До дыры же полтора световых года, рейсу Земля-Луна лететь пятьсот лет!
— Она движется быстрее, гораздо быстрее, около сорока процентов скорости света, предположительно, чёрная дыра разогналась используя гравитацию другой чёрной дыры, которая находится центре нашей галактики.
— И что же нам теперь делать?...
14 июля. NASA.
...Суть вам ясна. Вы - лучшие инженеры Агенства. Ваша задача - придумать способ спасти всех нас...
21 июля.
— Какие паруса? Вы ебанулись?
— Солнечные паруса. Они были придуманы полтора века назад, и были протестированы сотню лет назад.
— Использовать свет как ветер. И этим вы хотите спасти человеческую расу?
— Да. К сожалению, межзвездные перелеты были признаны бесперспективными, и исследования по ним не проводилась. Единственная технология, которую мы можем воссоздать - солнечные паруса.
— И как вы это собираетесь сделать?
— Мы используем пять главных искусственных спутников Земли - базы ВКС России, США и Китая - их власти уже дали согласие, двенадцатую платформу МКС, и элитный космический отель "У Гагарина". В сумме они вместят пять миллионов человек, при условии наличия замкнутого цикла жизнеобеспечения. По нашим подсчетам, этого достаточно, что бы поддерживать чистоту генофонда человечества.
— Так, это понятно. А что с парусами?
— Они будут огромны, ведь мы планируем полететь к ближайшей звезде с перспективной планетой, да? Она называется Glize 581. Это около двадцати световых лет. Ковчег, так мы называем этот корабль, разгонится до скорости в тридцать процентов скорости света, и преодолеет это расстояние за шестьдесят лет...
— Я это и так знаю, говорите уже размеры паруса.
— Квадрат со сторонами тысячу на тысячу километров.
— Сколько?! Это миллионы тонн!
— Вот в этом и вся загвоздка, нам нужна вся промышленность Земли.
— Придётся рассказать людям...
24 июня
По всем каналам мира шла трансляция. Директор НАСА объяснял что к нам летит чёрная дыра. Что человечеству нужен каждый, чтобы спастись. Что лучших работников заберут на Ковчег.
Это был страшный день. Мародёрство, убийства и самоубийства.
Тогда, двадцать четвёртого июня, погибло восемнадцать миллионов человек. Из них - девять миллионов самоубийц.
Все производства мира перешли на создание сверхтяжёлых носителей и сверхтонкой фольги, которая должна была служить парусом. Еды не хватало. Все развлекательные учреждения были закрыты. Школы учили только до шестого класса, после которого дети шли на работу.
И только перед лицом тотальной угрозы человечество отложило оружие в сторону. Все носители ядерного оружия пределывались в транспортные ракеты. Министерства обороны были упразднены во всех странах. Очередной кризис между США и Россией из-за Брестской Народной Республики был прекращен.
2108 год, 30 мая.
...после завершения строительства, и раскрытия паруса, у нас будет два месяца чтобы уйти от горизонта событий, хотя Земля сойдёт с орбиты Солнца уже в марте две тысячи сто девятого.
— А сколько нужно времени, чтобы уйти с орбиты Земли?
— Четыре дня...
2109 год, 2 мая
...Парус полностью готов, и трижды перепроверен, можно его раскрывать!
До раскрытия один час!
...тридцать минут...
...десять...
...пять...
...две...
...одна...
...десять секунд...
...5, 4, 3, 2, 1. Начать раскрытие!
Ничего не произошло. Из-за солнечного ветра фольга наэлектризовалась и слиплась с огромной силой. Гигантские приводы, ответственные за раскрытие паруса, не выдержали и сломались.
Опять паника.
1 июня, месяц до входа в горизонт событий.
Из-за гигантской гравитации чёрной дыры, на Земле начались двадцатибальные землетрясения. Двенадцать миллиардов человек, вынужденных остаться там, умирали в горниле Армагеддона. Землю просто медленно рвало на куски.
К счастью, все необходимое для ремонта Ковчега было в космосе.
3 июня.
...Раскрытие успешно! До завершения процесса три часа...
Два часа спустя.
— Капитан, первые признаки ускорения! Скорость возрастает на 0.2 метра в секунду...
7 июня.
Достигнута третья космическая скорость! Мы улетаем!
... Значит, мы все ещё не спасены, да?
— Ага. Нам нужно быть быстрее чёрной дыры, чтобы спастись. Теоретически, месяца хватит, главное чтобы выдержал Ковчег.
1 июля. Сто тысяч километров до горизонта событий.
ВНИМАНИЕ, КРИТИЧЕСКАЯ ПЕРЕГРУЗКА КОРПУСА. ДЛИНА КОРАБЛЯ УВЕЛИЧЕНА НА 5 ПРОЦЕНТОВ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ СРОЧНО СМЕНИТЬ ТОЧКУ ДИСЛОКАЦИИ ДЛЯ ИЗБЕЖАНИЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАСТЯГИВАНИЯ КОРПУСА.
— Вот же чёрт, уже восьмая разгерметизация в части гостиницы.
— А сколько всего?
— Двадцать, и ещё, парус порван в трёх местах, но мы работаем над этим.
2109 год, 2 июля. Шестьсот тысяч километров до горизонта событий.
...Поздравляю, мы уже два часа назад превысили скорость чёрной дыры, и удаляемся от неё!
2171 год.
Прошло шестьдесят лет. Сменилось два поколения. Но, не смотря на это, население Ковчега было меньше начальных пяти миллионов. Посередине пути самая густонаселённая часть - бывшая гостиница, столкнулась с астероидом диаметром десять сантиметров. Из-за колоссальной скорости столкновения почти вся гостиница была уничтожена. Человечество никогда не было так близко к вымиранию, даже во время Третьей мировой 2054 года.
Из всего рода людей оставалось два миллиона.
2171 год, 13 октября.
...есть пять планет. Из них целых три планеты перспективны! На трёх может существовать жидкая вода!
— Будем надеяться на это. Другого межзвездного перелета Ковчег не перенесет...
21 декабря.
Первая, ближайшая к звезде планета оказалась подобием Венеры. Сверхплотная атмосфера нагрела её до температуры в пятьсот градусов.
2 февраля.
Для экономии ресурсов, Ковчег, используя гравитацию звезды, полетел к третьей переспективной планете.
Которая оказалась ледяным миром.
24 апреля.
Вторая планета уже была видна в телескопы. К сожалению, Ковчег приближался к ней сзади, из-за чего нельзя было определить что на ней происходит.
28 апреля.
— Выход на орбиту завершен, через полчаса выйдем на дневную сторону.
Два миллиона глаз с затаённым дыханием смотрели на обзорные экраны. И вот, планета развернулась. По всему кораблю не раздалось ни звука.
Планета была вторым подобием Венеры.
— Алло, это NASA, бюро космических тел?
— Да, по какому поводу вы звоните?
— Скорее всего, я что-то обнаружил. Я понятия не имею что это, но судя по всему,оно движется на нас.
— Опишите найденное вами тело.
— Ну это что-то чёрное, вокруг него звезды как-будто искажаются. Вы извините если я что-то не так описываю, я только вчера купил телескоп.
— Эммм, вы наверное ошибаетесь.
— Почему?
— Описываемые вами признаки - признаки чёрной дыры...
12 июля, NASA.
... вы хотите сказать, что к нам летит чёрная дыра?
— Да.
— И каким же образом новичок, посмотревший в обычный телескоп смог найти её, а мы - нет?
— Дыра очень мала, она имеет массу лишь трёх солнц, и при этом, находится довольно далеко от нас, полтора световых года. Короче говоря, то что любитель увидел чёрную дыру в свой телескоп - чистое совпадение, которое нас и спасло. Кстати, она будет тут через два года.
— До дыры же полтора световых года, рейсу Земля-Луна лететь пятьсот лет!
— Она движется быстрее, гораздо быстрее, около сорока процентов скорости света, предположительно, чёрная дыра разогналась используя гравитацию другой чёрной дыры, которая находится центре нашей галактики.
— И что же нам теперь делать?...
14 июля. NASA.
...Суть вам ясна. Вы - лучшие инженеры Агенства. Ваша задача - придумать способ спасти всех нас...
21 июля.
— Какие паруса? Вы ебанулись?
— Солнечные паруса. Они были придуманы полтора века назад, и были протестированы сотню лет назад.
— Использовать свет как ветер. И этим вы хотите спасти человеческую расу?
— Да. К сожалению, межзвездные перелеты были признаны бесперспективными, и исследования по ним не проводилась. Единственная технология, которую мы можем воссоздать - солнечные паруса.
— И как вы это собираетесь сделать?
— Мы используем пять главных искусственных спутников Земли - базы ВКС России, США и Китая - их власти уже дали согласие, двенадцатую платформу МКС, и элитный космический отель "У Гагарина". В сумме они вместят пять миллионов человек, при условии наличия замкнутого цикла жизнеобеспечения. По нашим подсчетам, этого достаточно, что бы поддерживать чистоту генофонда человечества.
— Так, это понятно. А что с парусами?
— Они будут огромны, ведь мы планируем полететь к ближайшей звезде с перспективной планетой, да? Она называется Glize 581. Это около двадцати световых лет. Ковчег, так мы называем этот корабль, разгонится до скорости в тридцать процентов скорости света, и преодолеет это расстояние за шестьдесят лет...
— Я это и так знаю, говорите уже размеры паруса.
— Квадрат со сторонами тысячу на тысячу километров.
— Сколько?! Это миллионы тонн!
— Вот в этом и вся загвоздка, нам нужна вся промышленность Земли.
— Придётся рассказать людям...
24 июня
По всем каналам мира шла трансляция. Директор НАСА объяснял что к нам летит чёрная дыра. Что человечеству нужен каждый, чтобы спастись. Что лучших работников заберут на Ковчег.
Это был страшный день. Мародёрство, убийства и самоубийства.
Тогда, двадцать четвёртого июня, погибло восемнадцать миллионов человек. Из них - девять миллионов самоубийц.
Все производства мира перешли на создание сверхтяжёлых носителей и сверхтонкой фольги, которая должна была служить парусом. Еды не хватало. Все развлекательные учреждения были закрыты. Школы учили только до шестого класса, после которого дети шли на работу.
И только перед лицом тотальной угрозы человечество отложило оружие в сторону. Все носители ядерного оружия пределывались в транспортные ракеты. Министерства обороны были упразднены во всех странах. Очередной кризис между США и Россией из-за Брестской Народной Республики был прекращен.
2108 год, 30 мая.
...после завершения строительства, и раскрытия паруса, у нас будет два месяца чтобы уйти от горизонта событий, хотя Земля сойдёт с орбиты Солнца уже в марте две тысячи сто девятого.
— А сколько нужно времени, чтобы уйти с орбиты Земли?
— Четыре дня...
2109 год, 2 мая
...Парус полностью готов, и трижды перепроверен, можно его раскрывать!
До раскрытия один час!
...тридцать минут...
...десять...
...пять...
...две...
...одна...
...десять секунд...
...5, 4, 3, 2, 1. Начать раскрытие!
Ничего не произошло. Из-за солнечного ветра фольга наэлектризовалась и слиплась с огромной силой. Гигантские приводы, ответственные за раскрытие паруса, не выдержали и сломались.
Опять паника.
1 июня, месяц до входа в горизонт событий.
Из-за гигантской гравитации чёрной дыры, на Земле начались двадцатибальные землетрясения. Двенадцать миллиардов человек, вынужденных остаться там, умирали в горниле Армагеддона. Землю просто медленно рвало на куски.
К счастью, все необходимое для ремонта Ковчега было в космосе.
3 июня.
...Раскрытие успешно! До завершения процесса три часа...
Два часа спустя.
— Капитан, первые признаки ускорения! Скорость возрастает на 0.2 метра в секунду...
7 июня.
Достигнута третья космическая скорость! Мы улетаем!
... Значит, мы все ещё не спасены, да?
— Ага. Нам нужно быть быстрее чёрной дыры, чтобы спастись. Теоретически, месяца хватит, главное чтобы выдержал Ковчег.
1 июля. Сто тысяч километров до горизонта событий.
ВНИМАНИЕ, КРИТИЧЕСКАЯ ПЕРЕГРУЗКА КОРПУСА. ДЛИНА КОРАБЛЯ УВЕЛИЧЕНА НА 5 ПРОЦЕНТОВ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ СРОЧНО СМЕНИТЬ ТОЧКУ ДИСЛОКАЦИИ ДЛЯ ИЗБЕЖАНИЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАСТЯГИВАНИЯ КОРПУСА.
— Вот же чёрт, уже восьмая разгерметизация в части гостиницы.
— А сколько всего?
— Двадцать, и ещё, парус порван в трёх местах, но мы работаем над этим.
2109 год, 2 июля. Шестьсот тысяч километров до горизонта событий.
...Поздравляю, мы уже два часа назад превысили скорость чёрной дыры, и удаляемся от неё!
2171 год.
Прошло шестьдесят лет. Сменилось два поколения. Но, не смотря на это, население Ковчега было меньше начальных пяти миллионов. Посередине пути самая густонаселённая часть - бывшая гостиница, столкнулась с астероидом диаметром десять сантиметров. Из-за колоссальной скорости столкновения почти вся гостиница была уничтожена. Человечество никогда не было так близко к вымиранию, даже во время Третьей мировой 2054 года.
Из всего рода людей оставалось два миллиона.
2171 год, 13 октября.
...есть пять планет. Из них целых три планеты перспективны! На трёх может существовать жидкая вода!
— Будем надеяться на это. Другого межзвездного перелета Ковчег не перенесет...
21 декабря.
Первая, ближайшая к звезде планета оказалась подобием Венеры. Сверхплотная атмосфера нагрела её до температуры в пятьсот градусов.
2 февраля.
Для экономии ресурсов, Ковчег, используя гравитацию звезды, полетел к третьей переспективной планете.
Которая оказалась ледяным миром.
24 апреля.
Вторая планета уже была видна в телескопы. К сожалению, Ковчег приближался к ней сзади, из-за чего нельзя было определить что на ней происходит.
28 апреля.
— Выход на орбиту завершен, через полчаса выйдем на дневную сторону.
Два миллиона глаз с затаённым дыханием смотрели на обзорные экраны. И вот, планета развернулась. По всему кораблю не раздалось ни звука.
Планета была вторым подобием Венеры.
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме надеюсь будет третья мировая и будет самой худшей за всю историю (+1000 постов - надеюсь будет третья мировая и будет самой худшей за всю историю)
Наши любимые теги
Топ комментов
А бывает, комменты лучше постов. Смотрим топ тредов и вникаем!
Отличный комментарий!