Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
XI
Мое поколение
Пятница, через час обед, я прислушиваюсь к своему настроению и оглядываюсь вокруг: и то, и то соответствуют друг-другу – мерзость. Насколько хороши были вчерашний вечер и сегодняшнее утро, настолько же сейчас – мерзость. А вся причина в том, что передо мной сидит Пионер и что-то мне говорит и говорит. А я даже коснуться его не могу, не то что избить за Сашку, остается только игнорировать – это его бесит. Если просто встану и уйду это будет слишком демонстративно, это будет как знак внимания. Поэтому я сижу за своим столом и читаю инструкцию к выключателю, параллельно вспоминая хорошее, благо Пионер говорит достаточно тихо.
Октябрята мои играли прекрасно, захватило даже меня, да что там меня, даже доктор пришла по болеть. Я бы тоже посидел на трибуне, но приходилось бегать по полю со свистком в зубах, поэтому половины впечатлений я лишился. И все-таки, совершенно другое отношение к игре, когда лично знаешь каждого, отлично знаешь, на что это «каждый» способен и как удивляешься, когда этот «каждый» прилично так перепрыгивает свой потолок. «Золотые», во главе с Серегой проиграли, но я болел не за команды, я тайно болел за двоих: за Гришку, который, кажется, присутствовал во всех местах поля одновременно, как клещ вцепившись в мяч, даром что самый маленький, и за Артема, ворота которого никто так ни разу и не смог пробить.
На трибунах было отдельное представление: Ульянка, комментирующая матч, пару раз даже на поле выскакивающая с радиомикрофоном, эмоции обеих русалок, болеющих, каждая за своих, доктор, персонально болеющая за Гришку и Алиса – за Гришку же и обоих зайцев. Я же говорю, жаль, что мне было не до того – все мое внимание было на поле и если уж мелкие выкладывались по полной, то и мне пришлось так же.
Артем вот еще меня тронул после матча. Когда я возвращал ему монетку, ту – на шнурке, он сказал.
– Возьми себе, пожалуйста. На память.
А ведь это, явно, единственная, по настоящему, личная вещь у парня. Не одежда в которой он приезжает сюда, не пионерская форма, а вот эта двадцатикопеечная монета, которую он таскает на шее на черном капроновом шнурке. Что-то с ней связано у Артема, пусть даже здешний Артем и не помнит ничего. У Алисы – тетрадь с ее песнями, из которых она так и не показала мне ни одной, у Ульяны – медведь, у Лены… А мне и подарить, в ответ, Артему нечего: телефон давно сгинул, будильник, украденный у вожатой, это не то, все не то. А как вообще вещи становятся личными? Связанными с чем-то или с кем-то, подумал я. Подумал и сам себе ответил – наверное так и становятся, и потащил с шеи свисток. Все теперь и свисток перешел в категорию личных вещей, пусть теперь система ему замену ищет.
– Держи! А это тебе.
– ...свойственно болеть, стареть и умирать, в том числе и очень… Уважаемым, что ли. Что делать, человеческое тело несовершенно. – Это Пионер вклинился в мои вспоминашки.
Он еще здесь – хорошо, то есть, конечно, плохо. Ну так я пока повспоминаю дальше.
Утром меня опять разбудила привычная пикировка Сашки и Ульяны. Судя по напору Сашка явно оправилась от стресса, чем меня очень порадовала.
– Девочки, я вам бесконечно благодарен хотя бы за то, что вы не опускаетесь до уровня трамвайного хамства. – Пристыдил.
Пристыдил – замолчали. А потом обе на меня накинулись и чуть не съели. И что никто никому не хамил, и что незачем лезть в чужие дела, и что вообще они, вроде как подруги, поэтому и могут себе позволить друг-другу сказать резкое слово. Ну да, ну да. Я мудрый, как удав, я не отвечал. А потом девушки обнаружили, что в унисон выступают и замолчали, чтобы через полминуты рассмеяться вдвоем. А потом я подумал, что неизвестно – удастся ли мне завтра искупаться и, сделав пару кругов по стадиону, чуть повисел на перекладине и убег на пляж. И сам убег и девиц увел, благо девушки уже знают, чем все обычно заканчивается и купальники одели заранее. Перед душевой вспомнили вчерашний конфуз и засмеялись уже все впятером. А я погрозил пальцем и привычно остался стоять на крыльце.
Линейка. Внешне – ничего особенного, правда, в кои то веки, вожатая говорила на линейке коротко и по делу. Или устала за смену? Про меня только и сказала, что в половину одиннадцатого отчетная игра футбольной секции и приглашаются болельщики. А еще, это последняя линейка за смену и завтра отъезд, ну это все и так знали. Казалось бы, все, но я, вдруг, осознав, что сегодня, действительно, последняя линейка, почувствовал лагерь, весь, как единый организм. Всех и всё: от Гришки и до Глафиры Денисовны, от малышового отряда и до персонала, от Генды и до лодочной пристани. И у этого организма были кости, были различные органы, были отдельные клетки и каждая клетка, при этом оставалась, не смотря на всю свою искалеченную душу, самостоятельной единицей. Как там Сашка воскликнула: «Я хожу, я дышу, я сплю, я мечтаю. Я думаю и чувствую, наконец!». А где-то за горизонтом имелись и другие такие-же организмы, и все они были частью здешнего, все-таки бесконечного мира. Вожатая проводила линейку, а я стоял и уже не подглядывал за отдельными томящимися пионерами, как раньше, а видел весь лагерь целиком: я знал, что надо-бы подкрасить хозяйственные ворота, знал, что завтрак будет готов через семнадцать минут, знал, что Васька прогулялся молотком себе по пальцу и к вечеру у него начнет чернеть ноготь, что у Второго, против Леночки, таки, никаких шансов, но уже не в этом цикле. И занозы, как их назвала Лена: у некоторых уже воспалились, у некоторых вот-вот нарыв лопнет, у кого-то сидит маленькая и жить не мешает. И что-то еще, и многое, что сейчас ушло из доступной мне части памяти. И стали, вдруг понятны и мои приступы интуиции, и сновидения, и общая память с двойниками – система приглашает, она готова принять меня в себя и, кстати, отпустить по первому моему желанию, вот только я, наверное, не готов стать частью системы. Этот приступ всеведения продолжался до конца линейки и закончился с командой вожатой «Разойтись!». Клетки организма, под названием «пионерский лагерь Совенок» или, иначе, «Узел №1», побежали в столовую, а я остался стоять, пытаясь если не сохранить в себе, то хотя-бы запомнить эти ощущения и полученную информацию, но все расплывалось и забывалось, как последний просмотренный сон. И, прощальным подарком, пришло знание, что Икарус завтра опоздает на час, а маршрутного ЛиАЗа вообще не будет. Поняла меня, как ни странно, Ольга, или не Ольга? Я совсем запутался: я знаю Ольгу, я знаю Олю – две ипостаси одного и того-же, все-таки, человека, что бы она о себе не думала, а тут на меня, глазами вожатой, смотрел кто-то третий, смотрел сочувственно и чуть снисходительно.
– Ну что, получил свою порцию откровения?
– Ольга, что это было?
– Я говорю – к игре у тебя все готово?
Вот теперь передо мной точно была Ольга.
Завтрак…
– ...здесь их колоссальный резерв, причем самовозобновляющийся, плюс отсутствие моральных и правовых проблем, плюс есть технология перезаписи, сырая технология конечно, но это же вопрос времени – ее довести.
Опять Пионер пробился. Перелистываю страницу в инструкции, прокручиваю ленту памяти еще чуть назад.
Костер, ну, костер можно считать моей неудачей, так не все же мне всех удивлять. Большинство красоты места просто не заметило, большинство подходило к обрыву просто, чтобы плюнуть, а не будь здесь администрации, то и не только плюнуть, я мальчиков имею в виду, если что. Хотя… пока не село солнце и было достаточно светло, кое-кто из тех, на кого я рассчитывал, плюс Ольга с докторицей, ее, кстати, тоже Виола зовут, отметились на краю обрыва – подойдут посмотреть, и зависают на несколько минут. Да, пейзаж, действительно, того стоит. А так: есть площадка для костра и даже удобная, ветерок с реки гнус отгоняет – спасибо администрации лагеря за это. Попекли картошку, попили чай из котла, поиграли в города (Ольга! Чтоб ее!), традиционных бардовских песен попели и расползлись на узкие компании – все, как всегда. Ну и мы, расползлись: втроем с Алисой и примкнувшей к нам Ульяной отошли подальше и попели. Только интересно, кто и когда принес в этот, практически, мир Полудня «Все идет по плану»? «Свободу» Алиса, оказывается, не знала – я горжусь, этот мир узнал, благодаря мне, еще одну песню, дальше были Цой, еще кто-то. Но афганские песни откуда здесь? «По дорогам крутым, сквозь огонь и туман»? Кто-то из охраны притащил? Ну а закончили все мы опять дуэтом с Алисой про долгую счастливую жизнь. И пока мы так сидели втроем и драли глотки я еще раз подумал, что как бы я не старался ровно относиться к девочкам, эти две мои амазонки – самые близкие мне люди. Так что, не смотря на неудачу с лагерным костром, вечер, лично для меня, прошел замечательно.
И тут замечаю, как изменилась речь Пионера. Вместо яда, вместо презрения к окружающим, вместо заговорщицких интонаций, причем все это приправленное безразличием, там появилось что-то еще, для начала – какая-то страсть. Это настолько удивляет, что я начинаю вслушиваться в слова.
– Юбилей, … твою мать! Год послезавтра, по нормальному счету исполняется! А по вашему – пятнадцать лет. Если бы я убил кого, то меня послезавтра выпустили бы уже. А я год хожу к девяти на службу, там меня колют наркотой, и я просыпаюсь в Имитаторе, в теле этого чмыря, чтобы прожить за него неделю, сесть на автобус и проснуться уже здесь, семнадцатилетним молокососом. Я за день старею на две недели, ты понимаешь это? Потом пишу очередной рапорт, начальство меня имеет очередной раз и всегда без вазелина и домой до завтра. Ладно бы был я профессионалом, те люди привычные, а я, когда-то романтики захотел. А завтра – такой же день, и все без выходных и отпусков: «Зачем тебе выходные, все равно на службе спишь.» А я ночью уснуть не могу, потому что днем выспался, а без сна не отдыхается. Я из-за вас всех в таком же цикле, как и все вы. А каждый переход я боюсь – вдруг сам себя потеряю!
Пионер перегибается через стол и нависает надо мной. Кажется, если бы мог – схватил бы меня за грудки и начал трясти.
– Да я, иногда, не помню своего настоящего имени! «Семен!» Как мне это погоняло надоело! К черту этих психологов: «Разговаривайте отстранено, давая понять, что только вы с объектом принадлежите к касте избранных.» Не работает! Вернее работает только вот с такими…
На мгновение мне кажется, что за спиной пионера возникает ряд полупрозрачных двойников. Возникает и опять исчезает.
– … два года перед эвакуацией выжигали у этого придурка Персунова мозги, каждый цикл. Довели до состояния овоща. Специально, чтобы подсадить сотрудника, чтобы мы знали – что тут происходит, могли им управлять и могли открыть дверь отсюда, когда нужно. И вот я попадаю сюда, но вместо нужного узла – куда-то в середину сети, а все потому, что повариха с медсестрой заняли ближайшие к шлюзу узлы и запустили систему защиты. И я ничего не могу сделать, а те, кого мне присылают на помощь: либо теряют личность, как вот эти, – и опять мелькает полупрозрачный ряд двойников, либо не могут вернуться между циклами назад, в настоящий мир и, без контакта с ним, сходят с ума буйно, и начинают все крушить, либо сходят с ума по тихому – влюбляются в здешних обитателей, или, как ты, начинают думать не по теме и, в итоге, все оказываются в Имитаторе, который внешним миром и считают. А там, снаружи, за готовые к подсадке личности тушки весь мир на коленях готов ползать и кошельки протягивать! От дряхлости ни один сильный мира сего не застрахован! А тут – второй шанс. И что? Повариха меня просто послала, сказала, что норму гадостей в своей жизни она выполнила, а все, кто ей дорог или умерли, или здесь, а медсестра заявила, что неуверенна, что миллиардер или генеральный секретарь стоят дороже пионера. Специально выращенного для этой цели пионера!… И ведь не достать мне их из моего узла никак.
Я, на секунду, опять отключаюсь и вспоминаю окончание своей вчерашней беседы с Глафирой Денисовной.
– Баба Глаша, а ты ведь мудрая женщина, ты же знала мой ответ.
– Семен, мудрость – это интеллект отравленный совестью, это не ко мне, но предложить тебе выбор я посчитала себя обязанной.
Бабуля грустно вздыхает и продолжает разговор.
– Но я еще спрошу, если ты не против. Ты сказал, что остаешься. Можно узнать почему?
– Вот знал бы я, когда убегал, в первый раз, на своей лодке, сразу бы в этот твой шлюз занырнул и не задумывался бы ни разу. А сейчас вдруг оказалось, что я тут дома, ты тут в эмиграции, а я дома, прости за грубость, не хочу тебя обижать. Потому что все мое здесь, все что мне дорого и все кто мне дорог, и кому я дорог, я надеюсь, тоже здесь. И если я что-то и сделал, то это здесь, и если и смогу еще сделать в следующий раз, то только здесь. Может там меня что-то и ждет, но для меня нынешнего существует только здесь и сейчас. Но почему то я думаю, что ты и на этот вопрос ответ знаешь.
Однако слушаю Пионера дальше.
– …почти добрался до этого гения, создавшего Имитатор, но он старательно, каждый первый день цикла, сбрасывает сам себя на нуль и две недели потом, пуская слюни, мастерит роботов – четырехглазка херов, а я не могу этому помешать – я появляюсь на неделю позже.
Пионер делает паузу, чтобы передохнуть, а я беру из ящика стола шарик для пинг-понга и начинаю вертеть его в руках.
– Если ты думаешь, что я пришел сюда, чтобы опять уговаривать тебя, или просто поорать, то ты ошибаешься. – Пионер успокоился и продолжает уже обычным ровным тоном. Можешь считать это ультиматумом, пусть я заработаю еще одно взыскание, но мне плевать. Я уже вижу, что все у меня получится – с физруком повариха навредила сама себе. В общем так: или ты помогаешь мне напрямую, тогда мы с тобой завтра сделаем все, что нужно, или ты помогаешь мне руками этого гения, тогда ты, в ночь с субботы на воскресение пойдешь к нему в кружок и кое-что сделаешь, по моему списку, и можешь, с началом следующего цикла, уходить в пассивное состояние, с очкариком я справлюсь сам, а тебя смогу реактивировать и вернуть наружу – что ты выберешь, мне все равно. И поверь, Родина умеет быть благодарной и ей наплевать – патриот ты, романтик, прагматик или хочешь славы – все у тебя будет и еще чуть-чуть сверху. А хочешь покоя – сможешь остаться здесь, со всем своим гаремом. Ну а в случае отказа – welcome to club.
И в третий раз появляется полупрозрачный ряд двойников, а Пионер мотает головой в его сторону.
– Я попробовал позавчера управлять твоими – у меня получилось, и с тобой получится, а помешать уже некому будет – твоя нынешняя личность будет спать, а твои активированные креатуры мне не помеха. А когда у меня будет физрук, появляющийся в первый день цикла, очкарик будет мой с потрохами. Потеряю еще пару циклов, получу еще пару взысканий, но дело я сделаю. Ну и поверь, когда все закончится, я сделаю все, чтобы эта твоя тушка и тушки твоих баб первыми в очереди на подсадку стояли, а ты – настоящий, чтобы смотрел на все это. До завтра, физрук.
Визави ощутимо расслабляется и собирается исчезнуть. Щелк! Шарик для пинг-понга звонко отскакивает от лба Пионера. Я не вижу глаз, но чувствую, как Пионер моргает.
– Спасибо, что не чернильницей. На прощание – один момент, ты, только что, уменьшил свои шансы на хороший для тебя исход, сильно уменьшил.
Легкое движение воздуха и никого, кроме меня, в тренерской уже нет.
Значит, можно было чернильницей, – думаю я, направляясь в столовую. Вот идиот! На кровать он мою садится, предметы в руки берет, мы только лично коснуться друг-друга не можем. Приложил его пару раз кирпичом по голове, и, до конца цикла, свободен. Почему я раньше не догадался?
– Сем. Ты чего скучный такой? – меня встречает Ульяна. То есть, не скучный, а напряженный.
– Да так, – говорю, незваных гостей выпроваживал.
Ульянка внимательно смотрит на меня – откуда тут гости? Но не переспрашивает, и я тоже не уточняю. Но мысль о знакомстве головы Пионера с кирпичом не дает мне покоя. Поднимаю глаза от тарелки и смотрю на Ульяну с Алисой.
– Девочки, у меня серьезный вопрос, и, пожалуйста, не обижайтесь на меня. Вы бы смогли сознательно выстрелить в человека?
Пионер, это, прежде всего, моя проблема, но, может статься, что решать ее придется уже не мне.
– Нет! – резко и решительно говорит Алиса. После того случая – нет.
Ульяна думает, какое-то время, что-то прикидывает и пожимает плечами.
– Наверное нет.
– А есть за что? И смотря что за человек.
Я даже вздрогнул. Лена с подносом в руках подошла ко мне из-за спины, намереваясь сесть на свободное место, и с ходу включилась в разговор. Угу, но уж Лену я точно впутывать сюда не намерен. Не намерен, но придется – Лена тоже под ударом. Придется, но позже, в автобусе.
Девочки ждут моих слов, а я пока не готов, из-за Лены, поэтому комкаю ответ.
– А я вот тоже, наверное нет. Может быть, если он будет непосредственно угрожать кому-то из близких. И то…
Стоим на крыльце столовой, Ульянке скучно, она убегает куда-то махнув, на прощание, рукой, Лена и Алиса облокотились о перила справа и слева от меня и мы бездумно смотрим куда-то в сторону Алисиного домика. День жаркий и солнечный, впрочем, как и всегда здесь, и марево поднимающееся от раскаленного на солнце асфальта совершенно не дает что-либо разглядеть дальше ста метров.
– Алиса, Семен. А что за тот случай? – Вдруг спрашивает Лена.
Мы с Алисой только переглядываемся, Лена не разболтает, но девочки так и живут с чувством вины, и теребить его еще раз мне совершенно не хочется. Наконец Алиса пожимает плечами и покраснев отворачивается.
– Понимаешь Лена, мое с девочками знакомство, началось со стрельбы. А девочки теперь переживают, что стреляли в такого красивого парня.
– Ну ведь не попали же! Вот же ты, здесь!
– Вот и я о том же. Я уже забыл, а девочки каждую невинную фразу, как намек воспринимают.
– Попали мы! Я попала! – Алиса резко хлопает ладонью по перилам и поворачивается к нам. И, Семен, я врала тебе и Ульяне, я специально в тебя целилась и выстрелила на секунду раньше, чем меня Ульяна толкнула! Я считала, что поступаю правильно! А Уля мне помешать хотела, а теперь себя считает виноватой. И мы каждый вечер об этом думаем, лежим у себя в домике, молчим и думаем. – И, переходя на шепот. Семен, прости меня, пожалуйста.
А я, что я могу сделать? Только обнять эту рыжую долговязую бестолковушку, наплевав на зрителей. Но удивляет Лена, Лена, обойдя меня, подходит к Алисе и обнимает ее с другой стороны, а Алиса стоит уткнувшись, куда-то в промежуток между нами, и всхлипывая, пока наше единение грубо не прерывается вожатой.
– Какая идиллия! «Физрук утешающий пионерку не сдавшую нормативы ГТО», – картина маслом. Семен, если бы в лагере вас: тебя и девочек не знали, как облупленных, если бы на моем месте был кто-то другой, то ты бы уже собирал чемодан, Алиса сидела бы под домашним арестом, а докладные, в районо и райком, об аморалке уже летели бы почтовыми голубями.
Сразу-же пищит и собирается убежать Лена, но я успеваю поймать ее за руку и развернуть нашу скульптурную композицию так, чтобы оказаться между девочками и Ольгой, а Ольга, на мгновение показав улыбку из под маски гнева, подходит вплотную и спрашивает одними губами.
– Все в порядке?
– Теперь уже да. Одну проблему решили.
– Да, – подтверждает Алиса.
И опять Ольга и снова громко.
– А ну марш отсюда, все трое. И в разные стороны!
Ладно, на волейболе еще встретимся, а я с бабушкой прощаться иду – завтра-то некогда будет. По дороге ко мне пристраивается Ульяна. И надо бы как-то дать ей понять, что нет у ней вины передо мной, но как? Надо подумать, время до завтра есть.
– Уля, ты во вчерашней книжке точно прочитала, что можно пешком из лагеря в лагерь попасть?
– Да! И я хочу путешествовать! А на лодке я так не выгребу, как ты.
Хорошо, Рыжик, значит, тоже не пропадет.
– Только, знаешь что, Ульяныч, ходи куда хочешь, но обязательно возвращайся. А то, вот я уже считаю этот лагерь своим домом, но тот, мой первый, из которого я сбежал. В общем, он висит на моей совести теперь, как брошенный старый пес.
И опять кольнуло – какая жалость, что я не увижу как Ульяна уходит пешком в соседний лагерь и как довольная возвращается оттуда. Я бы гордился ею, а еще лучше – составил бы ей компанию.
И вдруг – чужое воспоминание, не знаю чье: того Семена, который проник сюда первым, того, до которого пытается достучаться Пионер, того, что зашит в Имитаторе – я ведь и знаю о нем только несколько недель его биографии, чье то еще…
Бабье лето, конец сентября, гнус уже убит ночными заморозками, и, по утрам, на лужах уже корочка льда, но днем прогревает градусов до двадцати и, если утром влез в куртку и прикрыл прическу кепкой, то часам к десяти утра уже очень хочется раздеться. Общая цветовая гамма: желто-серо-зеленая на уровне земли, желто-бурая выше человеческого роста и светло-голубое прозрачное небо, с легкими перистыми облаками над головой. Вспугнутая из дренажной канавы пара уток уходит вдоль просеки не поднимаясь выше деревьев. Вокруг осинник с примесью березы и подлеском из калины, рябины и кустов акации. По дороге попадаются заболоченные поляны – места бывших деревень и поселков лесорубов на которых, кое где еще видны остатки каких-то сараев, но, в большинстве случаев, на месте жилищ остались одни ямы. Почему-то, в здешней сырой местности, брошенные дома умирают именно так – проваливаясь внутрь себя. Это южная окраина самого большого в мире болота и я иду по насыпи старой железки, которая уже порядком заросла травой, шиповником и дикой смородиной и приходится смотреть, куда поставить ногу, чтобы не наступить на торчащий острием вверх костыль. Последний житель ушел отсюда пятнадцать лет назад, потом железнодорожники централизованно вывезли рельсы, потом добытчики металла вывезли все, что не было вывезено централизованно. Лес вокруг обрывается и я выхожу на очередную поляну – бывшая станция Медведь, строго посередине этой бывшей ветки. Надо же, сохранились семафоры. Крыло входного семафора в горизонтальном положении – «Закрыто», а на крыло выходного какой-то не ленивый юморист еще и привязал крест-накрест две палки – «Закрыто навсегда». И полный сюр – в полусотне метров от насыпи вижу, посреди пустоши, оранжевое полуяйцо телефонной будки вполне современного вида, между прочим, и с аппаратом внутри, и очень хочется подойти и позвонить куда-нибудь – вдруг он еще и работает, но для этого надо перебираться через полную воды дренажную канаву, а я уже успел сегодня промочить ноги и запасных сухих носков у меня нет. И тут, на чужую память я плавно накладываю свою личную фантазию: выросшая Ульяна из моего сна обгоняет меня, а я кричу в ее спину, обтянутую голубой ветровкой: «Рыжик, поворот в лагерь скоро, не отрывайся далеко!», «Да помню я, зануда», – и оглянувшаяся Рыжик показывает мне язык. А я скидываю со спины рюкзак с почтой, снимаю и прячу в рюкзак куртку, снимаю с плеча и убираю в чехол «Смерть председателя». Скоро будет цивилизация и надо соответствовать и не надо пугать народ.
– Сём, ты чего?
А мы, оказывается, стоим на крыльце у бабы Глаши, я занес руку, чтобы постучаться и замер в таком положении.
– Нет, ничего, задумался просто.
Секунду улыбаемся с Рыжиком друг-другу, а потом я спрашиваю.
– Со мной?
– Не, она ругается, сказала – в следующую смену, значит так и будет. Пока!
И Ульяна убегает, а я, наконец-то, стучусь в дверь и вхожу.
– Баба Глаша, ты так весь кофе на меня изведешь.
– А на кого еще изводить-то? Хочешь, в завещание тебя впишу, по части кофе? Стой, не трогай чашку.
Баба Глаша лезет в тумбочку, достает оттуда две микроскопические рюмочки, достает химическую склянку коричневого стекла и капает ее содержимое в рюмочки...
– А вот это не проси, это – Виоле. Завтра не до тебя будет, мне еще отчет писать. Так только, кивну на прощание. Ну, удачи тебе. Здесь, конечно, стареют медленнее, но я могу и не дожить.
Так и выпиваем: баба Глаша за мою удачу, а я – за то, чтобы еще встретится.
– Все хочу спросить, а кому эти отчеты сдались? Что ты, что Ольга, что доктор все пишете и пишете. А Ольга еще и Планом мероприятий меня достает. Кому это надо вообще?
– Ты кушать хочешь в следующий цикл? Вот я и ввожу информацию в систему: чего и сколько съедено и количество едоков. У Ольги своё, у доктора своё, и ты не отлынивай. Пишешь и сдаешь Ольге, и свои потребности там указываешь. Еще вопросы?
Ну как же, главный вопрос, с самого начала меня мучает.
– А кто такой Генда? Просветите напоследок.
Баба Глаша усмехается.
– Да Ленин там должен был стоять, Ленин! Но, ты вот СССР, почти не помнишь, а там, во-первых, Ленина изобразить не всякий скульптор имел право, а, во-вторых, это же такой выгодный заказ, что весь Союз Художников перегрызся между собой. Вот они грызутся, а нам бронзовая болванка нужна, не меньше двадцати тонн массой, для создания реперной точки узла. Можно было бы там просто слиток бронзы кинуть, но памятник на этом месте уже утвержден, и проще там памятник волку из «Ну погоди» поставить, чем что-то еще, бюрократия – это не искоренимо. Вот мы и заказали этого орла одному молодому скульптору, с тем расчетом, что когда корифеи, наконец, Ильича сваяют, мы истуканов, одних на других, поменяем. Ну а потом не до того стало.
Еще час беседуем о всякой ерунде, а под конец бабушка обнимает меня, а я неловко тычусь ей в щеку.
– Ну вот и все, и не подходи ко мне завтра, а то разревусь еще, а я же строгая. – У бабули и сейчас глаза на мокром месте. И, Семен, возвращайся пораньше, а то не застанешь меня.
– Я Ульяну за себя оставляю. Будете друг-другу рассказывать – какой я хороший.
Результаты поиска по запросу "девочка 7 лет в купальнике"
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
XVI
Ожидание
— Как думаешь, до чего Семен с Ульяной додумались?
— Придут — узнаем, Толя. Боюсь до того же, до чего и мы. Но, может найдут какую-нибудь другую возможность.
— Страшно, Вилка?
— Давно ты меня так не звал, значит тоже боишься. Очень страшно. Главное, чтобы пионеры об этом не догадались.
— Можно, хозяева?
Семен осторожно приоткрыл дверь медпункта и просочился вовнутрь, ведя за собой Ульяну. Та не боялась, нет, но лишний раз высовываться тоже не хотелось. Тем более Семен был здесь почти свой, а она так и ощущала себя гостьей.
— Заходите… молодожены. Устраивайтесь… на кушеточке.
— Виола, Виола. Жаль, что я вас с Анатолием почти не помню.
— Семен, вы же не за этим пришли…
Лена искала Семена. Про медпункт, почему-то, она вспомнила в последнюю очередь. Знала, конечно, что гости туда захаживают, но делают это всегда после ужина, а днем, обычно, ходят где-то по территории или за территорией. Они взрослые — им можно. Лена почувствовала что-то вроде раздражения: ей шестнадцать, Славе семнадцать, — а Ульяна-большая всего на два года старше Слави, а уже взрослая.
Дома, в спортзале, пришельцев не оказалось. Ну и где их теперь искать? Спортплощадка, пляж, площадь, клубы, остановка, Старый лагерь? Чтобы сходить в Старый лагерь надо просить разрешение у Ольги Дмитриевны, которая, конечно, откажет. Ульяна-маленькая, правда, говорят, бегает туда как к себе домой, но на то она и Ульяна. Лагерь, он, конечно, маленький, но пока все обойдешь. А Семена надо до обеда найти, чтобы он хоть одну репетицию да провел.
К счастью долго ходить не пришлось, где-то между площадью и лодочной станцией, Лена встретила Славю, а та сразу отправила Лену в медпункт.
— Там они. Ушли вдвоем после завтрака, заперлись с Виолой и Толиком и о чем-то спорят непонятном. Только… — Славя замолчала, — ты не подумай, что я подслушивала. Я сама Семена искала. Спросить у него об одной вещи хотела. — Славя ухватилась за то место, где должна была находиться ее коса. А косы не было. Помощник вожатой вздрогнула, посмотрела удивленно на свою руку и продолжила. — А они там так кричат, а окно открыто. Только непонятно ничего. Я и ушла сразу, чтобы не подумали, что я подслушиваю.
— Спасибо, Славя…
Без кос Славя смотрелась… непривычно, но очень неплохо. В голову пришло неизвестно когда услышанное: «Эта девушка будет прекрасно выглядеть и в дворницком тулупе, и в купальнике, и в космическом скафандре».
— … я передам Семену, что ты его искала.
— Спасибо, Лена.
Славя благодарно улыбнулась, посмотрела Лене вслед, и вернулась к привычной работе. Конечно, можно было бы выловить пару пионеров из среднего отряда, дать им задание и, ближе к обеду, проверить исполнение. Но, во-первых, работа была не тяжелая, а Славе нравилось работать самой; во-вторых, «хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сам»; а, в-третьих, простая работа отвлекала от ненужных мыслей. Поэтому она продолжила обустраивать цветочные клумбы вокруг памятника сама, только попросила пробегавшего мимо Сыроежкина принести ей воды в двух ведрах, которые стояли тут-же, около постамента. Сыроежкин, тихий, безотказный и исполнительный, вернулся с полными ведрами через десять минут. Какое-то время постоял, глядя на Славину прическу, пошевелил губами, но, так и не решившись спросить про косы, попрощался и ушел к себе — недоделанный робот ждал. «Хорошо, что Сережа ничего не стал спрашивать. А то, устала уже отвечать всем. От октябрят до Ольги Дмитриевны!» С Ольгой Дмитриевной пришлось разговор выдержать отдельный и обстоятельный. Нет, она не ругалась, не возмущалась, она даже сразу сказала, что ей нравится Славина прическа. Но она, вцепившись клещами, все пыталась вытянуть ответ на вопрос: «Что? Что заставило примерную пионерку, отличницу, мамину радость, гордость школы и лагеря совершить такой резкий, внезапный и в чём-то даже вызывающий поступок?» Если бы Славя могла ответить…
Просто, как будто давило что-то. Начиная от встречи с Семеном на пляже, и до вчерашнего вечера. А вот когда Женя лязгнула ножницами и две косы упали на пол, так сразу стало понятно, что все будет… нормально. Правильно все будет. А Женя все ходила вокруг с расческой и ножницами, все ровняла волосы и ворчала себе под нос.
— Тебе не нравится?
— Это твои косы а не мои. Но ворчать ты мне не запретишь. Думаешь я сюда приехала, чтобы парикмахером работать?
А Славя была благодарна Жене за то, что выполнила ее просьбу без лишних вопросов. Потом был непонятный сон, от которого сохранились в памяти только отрывки лишенные смысла. И пробуждение утром, с тем чувством, что скоро все будет по другому. Правильно будет.
Славя тогда, проснувшись, еще раз подошла к зеркалу, посмотрела на себя, улыбнулась своему отражению. Не согласна она была отказываться от своих улыбок, шедших, действительно, от души, ради строгого выражения, соответствующего новому образу. Опять примерила к себе полное имя, прислушалась к ощущениям, всплыли при этом и обрывки сна. Сказала сама себе: «Нет. Я — Славя!» — отодвинув «Славяну» в глубины памяти. И пошла на утреннюю линейку, навстречу неизбежным вопросам о новой прическе.
Виола глянула в окно и сказала, обращаясь больше к самой себе, чем к Ульяне, старательно переписывающей что-то из тетради Виолы.
— Лет ему было побольше тридцати, носил он бороду, одевал свитер, играл на гитаре… Вообще был похож на геолога из старого кино.
— Вы о чём? То есть, о ком, Виола?
— Да о Сёмке твоём, то есть об оригинале его. И давай на ты.
Спор уже давно закончился, Семен ушел с Леной в музыкальный кружок, Анатолий тоже скрылся где-то на территории лагеря. Ульяна-большая с Виолой остались одни в медпункте.
— Виола, а расскажи о нем.
— О ком? О дубликате или об оригинале?
— О моём Сёмке. Я же не знаю о нем почти ничего. И он не помнит.
— А никто почти ничего не знает о твоем Сёмке. Он особо не мелькал, ну и для нас в поселке был одним из многих. А потом, когда все случилось, оказалось, что он единственный из вас в активной фазе. Да еще и, каким-то чудом, оказался в Шлюзе на тот момент. Ну и каждый человек был тогда нужен. Люди, люди-оригиналы, я имею в виду, уехали, а он вписался в нашу компанию. А, когда все устаканилось, вдруг заявил, что пионером был и пионером останется. И, оказалось, что был прав.
Виола заглянула в тетрадь через плечо Ульяны, провела дужкой очков по строчке, прокомментировала: «Отсюда и до конца страницы можешь не переписывать, это полная чушь оказалась». И продолжила.
— Деление это, на оригиналов, подлинников и так далее, это, кстати, его оригинал придумал. Потому что миксы, это его лаборатории дело…
— Тётя Виола, это вы с кем сейчас разговаривали? — Ульяна смотрела на Виолу широко распахнутыми глазищами, и если бы не мелькающие в них озорные огоньки…
— Да что это такое? Один Церновной обзывается, другая тётей дразнит. Совсем меня в старуху превратить хотите?
Наступила пауза в разговоре, прерываемая только шелестом страниц и шуршанием шариковой ручки. Виола, уступив Ульяне место за столом, устроилась на кушетке, подобрав под себя ноги, и изучала Ульянины записки.
— Кстати, про Систему. Ты уверена в том, что здесь написала? Я биолог и врач, я твои формулы понимаю плохо.
— То что Система это мы сами? Да. Глафира Денисовна это доказала, сама испугалась, не поверила и почти ничего записывать не стала, только намеки, а мне их двое суток расшифровывать пришлось. Между циклами у Системы сессии, и промежуточные сессии во время сна. И даже вы с Анатолием в этом участвуете, хоть вы в Шлюз и не ездите, а... Вы же в бомбоубежище отсиживаетесь, да? Потому и противоречие, потому система и разваливается, что те, кто уже проснулся тянут систему в одну сторону, а вы привязаны к прошлой жизни. Вот и разваливается все. Потому Сёмка и предложил вам уйти через теплообменник.
— Есть ведь еще и Выключатель. Чтобы привести всё к одному вектору.
— Виола, ты о чем? Я не согласна, имей в виду. А Выключатель и у Сёмки есть.
— Да не переживай ты. Это я о своём.
Разговор прервался, Ульяна-большая еще успела переписать пару страниц, иногда задавая технические вопросы Виоле, когда протрубили обед.
Ольга Дмитриевна вздохнула с облегчением. Пол дня прошло без происшествий. Не считать же происшествием обрезанные косы у помощницы вожатой. Славя так и не созналась — зачем она это сделала, но выглядело не плохо. Хуже точно не стало, а Славя стала казаться… серьезнее(?), нет, взрослее и солиднее. И вести себя начала чуть иначе. Да хоть с косами этими-же. Не оправдывалась перед вожатой, не извинялась, вообще, о мотивах своего поступка ничего не сказала. Просто, когда вожатая, второй раз за день, захотела пристрастно побеседовать со Славей на эту тему, та улыбнулась Ольге Дмитриевне, глядя в глаза, и спросила, есть ли к ней претензии. Как отсекла дальнейшую дискуссию. «Вот так, внезапно, взяла и повзрослела. Интересно, кем она станет? — подумала Ольга, — вот отправить ее в педагогический, а, лет через пять, я бы с удовольствием ей свое место отдала». Но сказала совсем о другом.
— Очень твои косы всем нравились, Славя, теперь привыкай обходиться без них. Я не только об этом. — И осторожно коснулась Славиной руки шарящей по тому месту, где должна быть коса, когда ее перекидывают через плечо. — Держишься хорошо, но заметно, что нервничаешь.
Пионеры, кто здороваясь, а кто старясь незаметно прошмыгнуть, проходили мимо нее в столовую. Прошла Славя, улыбнулась, поздоровалась и пошла к столику своего отряда. Прошел театральный кружок и Семен вместе с ними, Мику о чем-то спрашивала Семена, о какой то отдаче, Лена шла рядом, молчала, но слушала очень внимательно, Алиса замыкала процессию, улыбаясь чему-то своему и смотрела вокруг как в первые три дня смены: весело и нахально.
— Мику, как подготовка? Не сорвете?
— Все замечательно, Ольга Дмитриевна. Еще и Семен согласился нам помочь!
— Тогда я делаю объявление.
Прошли Виола с Ульяной-большой, Ольга услышала реплику Виолы: «А насчет Системы, ты думаешь правильно, но не полно». Следом, с идиотской улыбкой и мыча какую-то песенку плелся Толик. Последней на крыльцо влетела запыхавшаяся Ульяна-маленькая. «Отчитать ее, за то что опаздывает, а заодно напомнить про запрет выхода за территорию?» — вяло подумала Ольга, но только отправила Ульянку мыть руки.
Ольга зашла в зал, оглядела пионеров, перехватила взгляд Мику, дождалась ее утвердительного кивка и сделала объявление.
— Внимание, пионеры, персонал и гости лагеря! Сегодня, после ужина, на концертной площадке, наш театральный кружок покажет пьесу сочиненную нашей Мику. В общем, будет двойная, нет тройная премьера: премьера автора, премьера спектакля и премьера труппы.
Что-то еще беспокоило Ольгу Дмитриевну. То же самое, неясное предчувствие непонятных перемен, что и утром. И поэтому известие о том, что Толика нужно везти в город, поэтому Виола покидает лагерь, а вместо нее, на завтрашнем автобусе, приедет замена, вожатая восприняла, даже с облегчением. Жалко было расставаться с Виолой, но ничего не поделаешь: это не эпидемия дизентерии, не побег пионера на лодке, не беременность одной из пионерок, — это не ЧП, а нормальное течение жизни.
Ольга Дмитриевна не видела, что лагерь сейчас напоминает котел с перегретой водой, в который попало несколько пылинок, вокруг этих пылинок уже начали образовываться первые пузырьки пара, и вода в котле вот-вот вскипит, сразу и во всем объеме. Следующий цикл обещал быть очень интересным. Система это фиксировала и Ольга, как человек связанный с Системой эту фиксацию подсознательно воспринимала, а уже сознание Ольги трактовало полученную информацию, как ожидание перемен. Нервное, но не тоскливо-безнадежное, кстати, ожидание.
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
XVI
Ожидание
— Как думаешь, до чего Семен с Ульяной додумались?
— Придут — узнаем, Толя. Боюсь до того же, до чего и мы. Но, может найдут какую-нибудь другую возможность.
— Страшно, Вилка?
— Давно ты меня так не звал, значит тоже боишься. Очень страшно. Главное, чтобы пионеры об этом не догадались.
— Можно, хозяева?
Семен осторожно приоткрыл дверь медпункта и просочился вовнутрь, ведя за собой Ульяну. Та не боялась, нет, но лишний раз высовываться тоже не хотелось. Тем более Семен был здесь почти свой, а она так и ощущала себя гостьей.
— Заходите… молодожены. Устраивайтесь… на кушеточке.
— Виола, Виола. Жаль, что я вас с Анатолием почти не помню.
— Семен, вы же не за этим пришли…
Лена искала Семена. Про медпункт, почему-то, она вспомнила в последнюю очередь. Знала, конечно, что гости туда захаживают, но делают это всегда после ужина, а днем, обычно, ходят где-то по территории или за территорией. Они взрослые — им можно. Лена почувствовала что-то вроде раздражения: ей шестнадцать, Славе семнадцать, — а Ульяна-большая всего на два года старше Слави, а уже взрослая.
Дома, в спортзале, пришельцев не оказалось. Ну и где их теперь искать? Спортплощадка, пляж, площадь, клубы, остановка, Старый лагерь? Чтобы сходить в Старый лагерь надо просить разрешение у Ольги Дмитриевны, которая, конечно, откажет. Ульяна-маленькая, правда, говорят, бегает туда как к себе домой, но на то она и Ульяна. Лагерь, он, конечно, маленький, но пока все обойдешь. А Семена надо до обеда найти, чтобы он хоть одну репетицию да провел.
К счастью долго ходить не пришлось, где-то между площадью и лодочной станцией, Лена встретила Славю, а та сразу отправила Лену в медпункт.
— Там они. Ушли вдвоем после завтрака, заперлись с Виолой и Толиком и о чем-то спорят непонятном. Только… — Славя замолчала, — ты не подумай, что я подслушивала. Я сама Семена искала. Спросить у него об одной вещи хотела. — Славя ухватилась за то место, где должна была находиться ее коса. А косы не было. Помощник вожатой вздрогнула, посмотрела удивленно на свою руку и продолжила. — А они там так кричат, а окно открыто. Только непонятно ничего. Я и ушла сразу, чтобы не подумали, что я подслушиваю.
— Спасибо, Славя…
Без кос Славя смотрелась… непривычно, но очень неплохо. В голову пришло неизвестно когда услышанное: «Эта девушка будет прекрасно выглядеть и в дворницком тулупе, и в купальнике, и в космическом скафандре».
— … я передам Семену, что ты его искала.
— Спасибо, Лена.
Славя благодарно улыбнулась, посмотрела Лене вслед, и вернулась к привычной работе. Конечно, можно было бы выловить пару пионеров из среднего отряда, дать им задание и, ближе к обеду, проверить исполнение. Но, во-первых, работа была не тяжелая, а Славе нравилось работать самой; во-вторых, «хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сам»; а, в-третьих, простая работа отвлекала от ненужных мыслей. Поэтому она продолжила обустраивать цветочные клумбы вокруг памятника сама, только попросила пробегавшего мимо Сыроежкина принести ей воды в двух ведрах, которые стояли тут-же, около постамента. Сыроежкин, тихий, безотказный и исполнительный, вернулся с полными ведрами через десять минут. Какое-то время постоял, глядя на Славину прическу, пошевелил губами, но, так и не решившись спросить про косы, попрощался и ушел к себе — недоделанный робот ждал. «Хорошо, что Сережа ничего не стал спрашивать. А то, устала уже отвечать всем. От октябрят до Ольги Дмитриевны!» С Ольгой Дмитриевной пришлось разговор выдержать отдельный и обстоятельный. Нет, она не ругалась, не возмущалась, она даже сразу сказала, что ей нравится Славина прическа. Но она, вцепившись клещами, все пыталась вытянуть ответ на вопрос: «Что? Что заставило примерную пионерку, отличницу, мамину радость, гордость школы и лагеря совершить такой резкий, внезапный и в чём-то даже вызывающий поступок?» Если бы Славя могла ответить…
Просто, как будто давило что-то. Начиная от встречи с Семеном на пляже, и до вчерашнего вечера. А вот когда Женя лязгнула ножницами и две косы упали на пол, так сразу стало понятно, что все будет… нормально. Правильно все будет. А Женя все ходила вокруг с расческой и ножницами, все ровняла волосы и ворчала себе под нос.
— Тебе не нравится?
— Это твои косы а не мои. Но ворчать ты мне не запретишь. Думаешь я сюда приехала, чтобы парикмахером работать?
А Славя была благодарна Жене за то, что выполнила ее просьбу без лишних вопросов. Потом был непонятный сон, от которого сохранились в памяти только отрывки лишенные смысла. И пробуждение утром, с тем чувством, что скоро все будет по другому. Правильно будет.
Славя тогда, проснувшись, еще раз подошла к зеркалу, посмотрела на себя, улыбнулась своему отражению. Не согласна она была отказываться от своих улыбок, шедших, действительно, от души, ради строгого выражения, соответствующего новому образу. Опять примерила к себе полное имя, прислушалась к ощущениям, всплыли при этом и обрывки сна. Сказала сама себе: «Нет. Я — Славя!» — отодвинув «Славяну» в глубины памяти. И пошла на утреннюю линейку, навстречу неизбежным вопросам о новой прическе.
Виола глянула в окно и сказала, обращаясь больше к самой себе, чем к Ульяне, старательно переписывающей что-то из тетради Виолы.
— Лет ему было побольше тридцати, носил он бороду, одевал свитер, играл на гитаре… Вообще был похож на геолога из старого кино.
— Вы о чём? То есть, о ком, Виола?
— Да о Сёмке твоём, то есть об оригинале его. И давай на ты.
Спор уже давно закончился, Семен ушел с Леной в музыкальный кружок, Анатолий тоже скрылся где-то на территории лагеря. Ульяна-большая с Виолой остались одни в медпункте.
— Виола, а расскажи о нем.
— О ком? О дубликате или об оригинале?
— О моём Сёмке. Я же не знаю о нем почти ничего. И он не помнит.
— А никто почти ничего не знает о твоем Сёмке. Он особо не мелькал, ну и для нас в поселке был одним из многих. А потом, когда все случилось, оказалось, что он единственный из вас в активной фазе. Да еще и, каким-то чудом, оказался в Шлюзе на тот момент. Ну и каждый человек был тогда нужен. Люди, люди-оригиналы, я имею в виду, уехали, а он вписался в нашу компанию. А, когда все устаканилось, вдруг заявил, что пионером был и пионером останется. И, оказалось, что был прав.
Виола заглянула в тетрадь через плечо Ульяны, провела дужкой очков по строчке, прокомментировала: «Отсюда и до конца страницы можешь не переписывать, это полная чушь оказалась». И продолжила.
— Деление это, на оригиналов, подлинников и так далее, это, кстати, его оригинал придумал. Потому что миксы, это его лаборатории дело…
— Тётя Виола, это вы с кем сейчас разговаривали? — Ульяна смотрела на Виолу широко распахнутыми глазищами, и если бы не мелькающие в них озорные огоньки…
— Да что это такое? Один Церновной обзывается, другая тётей дразнит. Совсем меня в старуху превратить хотите?
Наступила пауза в разговоре, прерываемая только шелестом страниц и шуршанием шариковой ручки. Виола, уступив Ульяне место за столом, устроилась на кушетке, подобрав под себя ноги, и изучала Ульянины записки.
— Кстати, про Систему. Ты уверена в том, что здесь написала? Я биолог и врач, я твои формулы понимаю плохо.
— То что Система это мы сами? Да. Глафира Денисовна это доказала, сама испугалась, не поверила и почти ничего записывать не стала, только намеки, а мне их двое суток расшифровывать пришлось. Между циклами у Системы сессии, и промежуточные сессии во время сна. И даже вы с Анатолием в этом участвуете, хоть вы в Шлюз и не ездите, а... Вы же в бомбоубежище отсиживаетесь, да? Потому и противоречие, потому система и разваливается, что те, кто уже проснулся тянут систему в одну сторону, а вы привязаны к прошлой жизни. Вот и разваливается все. Потому Сёмка и предложил вам уйти через теплообменник.
— Есть ведь еще и Выключатель. Чтобы привести всё к одному вектору.
— Виола, ты о чем? Я не согласна, имей в виду. А Выключатель и у Сёмки есть.
— Да не переживай ты. Это я о своём.
Разговор прервался, Ульяна-большая еще успела переписать пару страниц, иногда задавая технические вопросы Виоле, когда протрубили обед.
Ольга Дмитриевна вздохнула с облегчением. Пол дня прошло без происшествий. Не считать же происшествием обрезанные косы у помощницы вожатой. Славя так и не созналась — зачем она это сделала, но выглядело не плохо. Хуже точно не стало, а Славя стала казаться… серьезнее(?), нет, взрослее и солиднее. И вести себя начала чуть иначе. Да хоть с косами этими-же. Не оправдывалась перед вожатой, не извинялась, вообще, о мотивах своего поступка ничего не сказала. Просто, когда вожатая, второй раз за день, захотела пристрастно побеседовать со Славей на эту тему, та улыбнулась Ольге Дмитриевне, глядя в глаза, и спросила, есть ли к ней претензии. Как отсекла дальнейшую дискуссию. «Вот так, внезапно, взяла и повзрослела. Интересно, кем она станет? — подумала Ольга, — вот отправить ее в педагогический, а, лет через пять, я бы с удовольствием ей свое место отдала». Но сказала совсем о другом.
— Очень твои косы всем нравились, Славя, теперь привыкай обходиться без них. Я не только об этом. — И осторожно коснулась Славиной руки шарящей по тому месту, где должна быть коса, когда ее перекидывают через плечо. — Держишься хорошо, но заметно, что нервничаешь.
Пионеры, кто здороваясь, а кто старясь незаметно прошмыгнуть, проходили мимо нее в столовую. Прошла Славя, улыбнулась, поздоровалась и пошла к столику своего отряда. Прошел театральный кружок и Семен вместе с ними, Мику о чем-то спрашивала Семена, о какой то отдаче, Лена шла рядом, молчала, но слушала очень внимательно, Алиса замыкала процессию, улыбаясь чему-то своему и смотрела вокруг как в первые три дня смены: весело и нахально.
— Мику, как подготовка? Не сорвете?
— Все замечательно, Ольга Дмитриевна. Еще и Семен согласился нам помочь!
— Тогда я делаю объявление.
Прошли Виола с Ульяной-большой, Ольга услышала реплику Виолы: «А насчет Системы, ты думаешь правильно, но не полно». Следом, с идиотской улыбкой и мыча какую-то песенку плелся Толик. Последней на крыльцо влетела запыхавшаяся Ульяна-маленькая. «Отчитать ее, за то что опаздывает, а заодно напомнить про запрет выхода за территорию?» — вяло подумала Ольга, но только отправила Ульянку мыть руки.
Ольга зашла в зал, оглядела пионеров, перехватила взгляд Мику, дождалась ее утвердительного кивка и сделала объявление.
— Внимание, пионеры, персонал и гости лагеря! Сегодня, после ужина, на концертной площадке, наш театральный кружок покажет пьесу сочиненную нашей Мику. В общем, будет двойная, нет тройная премьера: премьера автора, премьера спектакля и премьера труппы.
Что-то еще беспокоило Ольгу Дмитриевну. То же самое, неясное предчувствие непонятных перемен, что и утром. И поэтому известие о том, что Толика нужно везти в город, поэтому Виола покидает лагерь, а вместо нее, на завтрашнем автобусе, приедет замена, вожатая восприняла, даже с облегчением. Жалко было расставаться с Виолой, но ничего не поделаешь: это не эпидемия дизентерии, не побег пионера на лодке, не беременность одной из пионерок, — это не ЧП, а нормальное течение жизни.
Ольга Дмитриевна не видела, что лагерь сейчас напоминает котел с перегретой водой, в который попало несколько пылинок, вокруг этих пылинок уже начали образовываться первые пузырьки пара, и вода в котле вот-вот вскипит, сразу и во всем объеме. Следующий цикл обещал быть очень интересным. Система это фиксировала и Ольга, как человек связанный с Системой эту фиксацию подсознательно воспринимала, а уже сознание Ольги трактовало полученную информацию, как ожидание перемен. Нервное, но не тоскливо-безнадежное, кстати, ожидание.
Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
X
Запрещенная зона
Просыпаюсь утром от того, что в тренерской кто-то есть. И, не открывая глаз, уже знаю – кто. По звукам дыхания, по запахам, по поскрипыванию стула.
– Привет Рыжик.
– Доброе утро Сёма.
Открываю один глаз и, вывернув шею, удостоверяюсь – действительно Ульяна. Сидит и читает одну из тех книжек, что я так и не вернул бабе Глаше. Чуть опустила книжку и точно так-же, одним глазом, смотрит на меня.
– Если позволишь – я хочу встать и одеться.
– Ладно, уговорил.
Ульяна кладет раскрытую книжку корешком вверх, встает и уже собирается выйти, когда я ее останавливаю.
– Имей в виду, в этом лагере привилегия на мысленные пошлые шуточки только у меня.
– Ты… телепат?
– У тебя вздрогнули губы, в удержанной улыбке, и ты очень хитро прищурилась, но промолчала. Все, а теперь свободна.
Быстро натягиваю шорты, расправляю одеяло на кровати, беру умывальные причиндалы и, перед тем как выйти, гляжу одним глазом на книгу: мягкий переплет из белого картона, бумага, по качеству чуть лучше газетной, и называется фолиант сей «Горизонтальный транспорт в многомерной сети», за авторством неких Г. Д. Андрейко и М. Н. Колокольцева. На обложке штамп: «Для служебного пользования». Заинтересовавшись, открываю последнюю страницу книги, там, где печатают выходные данные, – так и есть: Глафира Денисовна Андрейко. Ну вот и познакомились. Смотрю на даты: сдано в набор и подписано в печать в 1985 году. Тираж 200 экземпляров. Аккуратно кладу книгу, где взял, и тут в дверь заглядывает Ульяна.
– Ну, ты уже встал?
– Ага, заходи, а я – умываться.
Выхожу в спортзал и направляюсь в душевую.
– Не ходи, там девочки в душе, после пробежки. – Ульяна кричит мне в след.
Действительно, дверь в душевую открывается и оттуда выходят все трое. Я только ворчу.
– Между прочим, могли бы предупредить. Я бы на крыльце подождал.
– А что такого-то? Дверь же закрыта на шпингалет, да и Ульяна проследила, чтобы ты к нам не ломился. – На последней фразе Саша улыбается.
– Ты хочешь сказать, что я, как дурак, две недели топтался каждое утро на крыльце, а мог бы спокойно и со вкусом валяться на кровати, пока вы там плещетесь?
– А мы все эти две недели удивлялись, что ты там топчешься на крыльце, а не валяешься на кровати.
– Девки, когда-нибудь я вас отшлепаю.
И улыбки до ушей у всех. Улыбки хорошие, но глаза Саши, мне все же не нравятся, похоже – плохо спала. Жаль, я не могу угадать ее настроение, как с Ульяной и разговор на языке мимики и жестов, как с Леной, у нас тоже не получается. На всякий случай пробую вопросительно поднять брови, нет – меня не поняли. Ладно, шутила, действительно, искренне, поэтому пусть живет.
Проспал я сегодня приход Ульяны с Сашей, поэтому быстро-быстро умываюсь, запираем с Ульяной спортзал и идем на линейку.
А Ульяна в спортзале капитально обустроилась, пользуясь служебным положением. Я так и не понял – где, но где-то здесь у нее хранится комплект пионерской формы, в который она, выгнав меня, и переоделась, подозреваю, что и купальник, где-то здесь же. Так пойдет дальше и из тренерской меня выживет. В домике Ольги живет Второй, а я пойду в домик к Алисе. М-м-м, вспоминаю эротический волейбол, заманчивый вариант, кстати...
– Ты чего улыбаешься?
– Да так, мысленной пошлой шутке, которую я никогда не озвучу.
– Чтобы не стала правдой? Я понимаю.
Хочу еще спросить Ульяну про книгу, но уже некогда, уже подошла Ольга и пионеры образовали привычное подобие строя. Опять я засыпаю стоя, под голос вожатой, опять, чтобы не заснуть и не свалиться ко всеобщему веселью, начинаю разглядывать пионеров, пока не натыкаюсь взглядом на Второго. Вот аккуратный парень – ни разу, в отличие от меня-пионера, линейку не пропустил, а еще стоит в строю так, как будто это ему знакомо и привычно, снисходительно поглядывая на томящихся пионеров. Интересно, где он такому выучился? А сейчас еще интереснее – Второй, оказывается, столь же, чуть иронично и снисходительно, поглядывает и на нас с Ольгой. Впрочем, не обидно поглядывает, а потом наши взгляды пересекаются, он понимает, что попался и коротко улыбается извиняющейся улыбкой. Я даже подумал, что он тоже проснувшийся, как и я, но только умело это скрывает, как и я же, но нет, это я бы почувствовал. Очень интересный двойник. Наконец, доходит очередь и до меня: быстро сообщаю о тренировке, о вечернем походе, о том, что мальчиков из среднего отряда ждет костровая площадка. Всё, линейка закончена.
До завтрака есть немного времени – присаживаюсь на скамейку. Наблюдаю за Вторым, а Второй застыл посреди площади и ищет кого-то взглядом, наконец, кивает и отправляется с площади в сторону главных ворот. Ищу глазами Лену, нет, Лена здесь, вон она у памятника Генде, и тоже смотрит вслед Второму, потом оглядывается, почувствовав мой взгляд, улыбается, но тут же прячет улыбку и подходит.
– Привет.
– Привет.
И всё. Я уже начал забывать, как Лена может отстраняться от окружающих, так вот она мне сейчас это напомнила. Стоит и разглядывает пряжки на своих босоножках, а мне гадай, то ли это демарш Второго ее сейчас расстроил, то ли это я где накосячил.
– Лен, садись, или на завтрак уже пойдем?
Лена просит меня прогуляться с ней до домика, а уже оттуда идти в столовую. Ну как просит, в своей обычной манере старой Лены скажет два слова, а мне догадывайся. Будет всю дорогу молчать, а потом, у домика, спросит, что я хочу ей сказать, раз напросился к ней в компанию. А я сам, в свою очередь, скажу ей, что это она меня сама в свою компанию пригласила, на эту мою реплику Лена обидится, виду не покажет, но еще больше уйдет в себя. Вот так незаметно отношения и портятся.
– Лена, только не заставляй меня догадываться, я человек не чуткий и в таких вещах плаваю. Попробуй вспомнить, как мы до сих пор общались.
– Хорошо, я попробую.
А я, оказывается, под подозрение попал после вчерашнего ЧП с Сашкой. Плакала Александра ночью, когда Лена в домик вернулась, за слезами было ничего не понять, Александра объяснять категорически отказывалась, только некоего Семена упомянула, что он, Семен, знает. Поскольку Семенов в лагере два, и Семен-второй с Сашей практически не общается, а вчера весь день был на глазах, остается только ваш покорный слуга. А памятуя про откровенность Лены о чувствах Саши к этому Семену, картина выстраивается совершенно в духе любовного романа. Так-как на роль казановы я, по общему мнению женской половины лагеря, не гожусь, то Лена, прежде всего, решила, что я, где-то допустил грубость, по отношению к Саше.
– До вечера Саша держалась, значит, а ночью проняло. Лен, в общем-то, это, прежде всего, Сашкина тайна, ну, раз уж она ко мне тебя отправила…
Ну и посоветоваться мне с кем-то надо. Не с вожатой же.
– ...тебе никогда не хотелось встретиться с собой? То есть со своим двойником из другого лагеря?
– А при чем тут…? Ну ладно, я, до сих пор, не верю, что лагерей больше одного. То есть, тебе я верю, и вас Семенов я вижу, но в голове не укладывается. Наверное хотелось бы.
– Вот. А я двух своих двойников лично знаю, но с одним, хоть и живем в одном лагере, но никак поговорить не получается, а второму, как вижу, так хочется по лицу ударить, а после вчерашнего боюсь, что, при встрече, лицом не ограничится. Но вот беда: видеть его – каждый цикл вижу, а встретиться не могу.
Рассказываю Лене о встрече Саши с Пионером, о своей вчерашней встрече с Сашей, о том как Саша плакала без слез, о ее шоке. Лена, какое-то время обдумывает мои слова.
– Знаешь Семен, наверное это как заноза.
– В смысле?
– Ну вот ты предложил нам, две недели назад, оставить записку на банке с вареньем. И сказал, что это для тех, кого поселят после нас. А мы приехали и я эту записку сама же и прочитала. – Лена молчит какое-то время, а потом добавляет. И посадила занозу, куда-то сюда.
И показывает на себя, неопределенно водя рукой, где-то между галстуком и босоножками.
– … а потом эта заноза болела, болела и вот, закончилось тем, что я… В общем, закончилось со мной тем, что я изменилась и вот такая стала, как сейчас. И ты, наверное, тоже себе такую занозу когда-то посадил. Ну и ты был готов, и я, получается, была готова, и сил нам хватило, чтобы измениться. А Саша – еще нет, потому она измениться пока не может, а от этого ей и больно так. И этот твой «двойник», он еще и нарочно хотел сделать Саше больнее. Может он, только того и хотел, чтоб ей больнее было. Или хотел, чтобы она исчезла, а ты помешал.
Лена, безусловно, или права, или близко к истине подобралась, но что нам теперь делать?
– Лен, и что нам теперь с Сашей делать.
– Не знаю, мы и так о ней заботимся, вот как сейчас.
– Ага, заботимся, прямо как папа с мамой.
На «папу с мамой» Лена улыбается.
– Скажешь тоже, папа с мамой. Я шестнадцатилетняя пионерка.
Пока так беседовали, естественно, опоздали в столовую. Ну что же, кто приходит поздно – тому кости. В данном случае костями считаются: каша гречневая без подливы, хлеб без масла и жидкая составляющая от вчерашнего вечернего компота – последнее, скорее, плюс, не знаю, как для Лены, но для меня-то точно. Садимся за один столик, пока дежурные протирают остальные и я спрашиваю Лену.
– Как там мой двойник? Книгу то похвалил вчера?
– Нет, мы сидели и звезды рассматривали.
Ну, тоже хорошее занятие.
– А сейчас он куда?
– Его вожатая в помощь Алисе отправила.
– Устанет, как будет сахар таскать?
– Какой еще сахар?
Рассказываю про свое отношение к мешкам с сахаром, Лена улыбается.
– Пиво, говоришь, в медпункте, в левом ящике стола? Надо Алисе сказать, а то вдруг пить захочет после костровой площадки.
Смотрю на время – через пятнадцать минут уже тренировка. Быстро доедаю, прощаюсь с Леной и прошу, чтобы она ко мне Сашу отправила. Переживания переживаниями, но завтра отчетная игра у моих мелких, вот и надо же кому-то грамоты надписать, ну а кому подписывать, кроме обладательницы лучшего почерка в лагере?
Выхожу из столовой и быстро-быстро на площадку. Так, вся команда уже здесь, стоят у крыльца меня дожидаются. Время? Нет, еще не опоздал, но все-же… неудобно.
– Простите ребятушки, задержался я.
Ребятушки аплодируют моему финишному рывку – лоботрясы, никакого почтения! Так и заявляю им об этом, а Серега-заяц мне отвечает в том духе, что я сам их так воспитал. И, мол, умных к умным, а меня к тебе. Да, на секунду пробивает грусть, этих оболтусов мне тоже будет не хватать.
– Все помнят, что послезавтра отъезд?
Хор: «Д-а-а-а-а!»
– Все догадались, что завтра отчетная игра?
Ну, уже не хор, а так – отдельные голоса.
– Поэтому, сегодня, после разминки попробуем полчаса поиграть, а потом ошибки разберем. Разбивайтесь на команды и Гриш, ты как себя чувствуешь?
Гришка уже и забыл про медпункт, и это радует. Отправляю его провести разминку, а сам присаживаюсь на лавочку рядом с Васей, наконец то я подгляжу, что он там читает. Вася, при моем появлении, переворачивает записями вниз какие-то листики, а журнал «Катера и Яхты» не спрятать, поразительно знакомый журнал. Настолько знакомый, что знаю я его наизусть. «Катера и Яхты», номер двадцать пять, за семидесятый год. Статья: «Вспомогательные паруса на моторной лодке».
Вот так, еще кто-то встал на мою скользкую дорожку. Есть, правда, одна проблема – Васе не перетащить в одиночку лодку через заграждение, я вот, большенький мальчик, и то чуть не умер прямо там, пока перетаскивал. А еще я понимаю, что можно было и не убегать. Правда, я тогда много хороших людей не встретил бы, но и те, кого я оставил – ничуть не хуже, я уверен. Начни я сейчас об этом говорить, Вася, все равно, меня не услышит. Но единственное, что я говорю Васе по этому поводу…
– Вась, с инструментом работать умеешь?
– Немножко.
– Вась, я ничего этого не видел, пока ты сам не дозреешь. – Киваю на листики. Но, сначала, запишись в кружок к кибернетикам. Делают они всякую ерунду, но Электроник тебя научит работать «множко». И освой технику гребли.
А сам беру у Васи карандаш и на обратной стороне его записей схематически рисую мачту с рейковым парусом, потом, подумав, проставляю все размеры. Выражение ошалелых глаз Васьки бесценно! Но я к Васе не за этим, сейчас Сашка придет, собственно, вон она уже идет.
– … сейчас Саша придет, будет в тренерской грамоты для участников завтрашней игры надписывать. У меня к тебе просьба, побыть с ней, пока она не закончит. Скажешь, да хоть то, что тебе голову на солнце напекло и я отправил тебя на кровати полежать. Понимаешь, она одна сейчас оставаться очень боится, но гордая – никому об этом не говорит. Так что я рассчитываю на твою деликатность и молчаливость.
Васька деликатно и молчаливо утекает в тренерскую, а я перехватываю заинтересованный взгляд зайца-Оксаны. Любофф? Ну, как минимум, обоюдный интерес, а то – зачем Ваське сюда ходить каждое утро? Я, помнится, журналы в библиотеке читал.
Пока не закончилась разминка быстро объясняю Саше ее задачу, объясняю, где найти грамоты и отправляю следом за Васькой.
– Найдешь?
– Да, найду?
– Все в порядке?
– Лена беспокоилась? Да, все в порядке.
Ну, я, правда, по паузе, улавливаю, что не совсем в порядке, но отпускаю Сашку работать, а сам переключаюсь на тренировку.
Мелкие делятся на команды, я, наконец, достаю из под футболки свисток.
– Обратите внимание на исторический момент! Впервые за смену физрук взялся за свисток. Монетка есть у кого?
Монетка находится у Артема – советский двугривенный. Она висела у Артема под футболкой на шнурке, продетом в просверленное в монете отверстие. На несколько секунд замираю и пытаюсь вспомнить тогдашнюю неформальную детскую моду – нет, не помню я монет на шнурках: куртки от школьной формы с отпоротыми рукавами помню, октябрятские звездочки, с которых сошлифован весь рельеф, так, что остается белая гладкая звезда, помню, резистор в петлице помню, а монету на шее не помню, видимо – личная Артемова заморочка. Двадцать копеек: буханка хлеба, два билет на детский сеанс в кино, обед в школьной столовой, стаканчик пломбира, молочный коктейль в буфете кинотеатра и еще сдача останется. Хватит ностальгировать, снимаю монету со шнурка и спрашиваю Артема
– Орел, решка?
– Орел!
Боже, как давно я этого не делал! Кладу монету на сгиб указательного пальца и подбрасываю ее щелчком ногтя. И… орел.
– Угадал, выбирай ворота.
– Спасибо. И, пусть монета у вас до завтра останется, завтра же все равно еще раз кидать.
– За что спасибо то, чудак-человек?
Пока есть еще чуть времени до свистка цепляю монету обратно на шнурок и пытаюсь одеть ее себе на шею – не лезет. Моя голова несколько больше, чем у десятилетнего Артема и в петлю шнурка не лезет никак: нос и уши мешают – тогда связываю шнурки монеты и свистка вместе.
– Все готовы?
Все готовы.
– Первый тайм!
Свисток, и можно не путаться у октябрят под ногами. Два тайма по пятнадцать минут не получилось, получилось два по двадцать. Счет – по нулям. И разбор полетов после игры, в итоге: «Все всё поняли? Все свободны, кто хочет еще поиграть – могут остаться. Завтра не осрамитесь.» Черт, с соседним лагерем бы сыграть, но как?
В тренерской сюрприз – Васька не подвел, не подвел, а просто уснул у меня на кровати. Саша сидит, подперев подбородок кулачком и этак, по матерински, смотрит на Василия. Хорошо, что без шума зашел.
– Все сделала? – шепчу.
Александра кивает и показывает на стопку грамот. Я беру надписанные грамоты, читаю одну, улыбаюсь и киваю Сашке. Прячу грамоты в шкаф и показываю на чайник: «Ты как?», – кивает. Показываю на Васю – тоже кивает. Ставлю чайник на плитку, полчаса у нас есть, как закипит – мы услышим, показываю головой на спортзал и выходим.
– Ф-фу. Теперь можно нормально разговаривать.
Садимся на ближайшую к тренерской скамью.
– Ты решила не выделять завтрашних победителей?
Текст на всех грамотах одинаковый: «Самой лучшей футбольной команде от пионеров «Совенка»
– Нет конечно. Они, с самого мокрого праздника, итак делятся между собой на золотых и серебряных. Зачем их еще искусственно делить.
Так и делятся вот, а я не замечал, но ладно.
– А русалки Саша и Мику тоже в этом разделении участвуют?
– А то! Мику, кстати, тебе благодарна. У нее теперь настоящий кружок, в котором целых два человека, кроме нее.
– И которые могут вытерпеть ее болтовню.
– Смешно. Но зачем ты так, знаешь же, что чем человек ей ближе, тем она больше молчит.
Знаю, прости Мику, я совсем не хочу тебя обидеть. Но все равно, первый момент общения с тобой нужно перетерпеть. Как и со мной, впрочем, и с другими, кроме, может быть, той же Александры.
– Знаю, и то, что она со мной перестала трещать, как сорока, мне очень приятно.
Тут происходит два события: начинает петь чайник и выходит из тренерской заспанный Васька.
– Я заснул! – сообщает он, адресуясь, в основном, ко мне.
Угу, а то я не понял.
– Вась, я заметил. Чай будешь пить?
Вася почти соглашается, но в спортзал заглядывают зайцы и Ваське становится не до нас.
– Прихожу, а он спит на твоей кровати, журналом прикрылся еще. Ну я и не стала его будить. А то они вчера допоздна домик вылизывали.
– Я так и подумал, вся четверка сегодня сонная.
Чайник, наконец, перестает петь и начинает призывно бренчать крышкой.
– Пошли, нас зовут, – реагирует Саша.
Чай, варенье, последние сухари из бомбоубежища, так и не пополнил запас. Чай и варенье, кстати, тоже кончаются. Ну, вареньем меня, я надеюсь, обеспечат, а вот за чаем придется в столовую самому идти. Смотрю на пачку, нет, до конца цикла, даже на всю ораву хватит с запасом, а что будет потом – пусть система сама беспокоится.
Сашка уже хозяйничает: заварила чай, достала сахар, открыла банку с вареньем, распечатала упаковку с сухарями и сидит ждет меня. Я разливаю заварку по кружкам, доливаю их кипятком
– Тебе полную, Саша?
– Да, конечно.
Ну вот, сели, попиваем чаек и молчим. Надо бы поговорить о важном, а я боюсь и черт бы побрал эту репутацию психотерапевта. Физрук я, а в прошлой жизни – пионер, а до того – эникейщик, если верить памяти.
– Все так плохо, Саш?
– Я, я не знаю, иногда нормально, а иногда пробирает, кажется, что вот-вот опять начну исчезать.
– То-то ты Лену вчера напугала, а она на меня черти-что подумала. Но ты держишься?
– Держусь. И, пожалуйста, давай больше не будем об этом.
– Если обещаешь не исчезать, то не будем.
– Уговорил. Честное пионерское, я никуда не исчезну!
Допили чай, и я понимаю, что до вечера мне делать совершенно нечего. Сходить помочь Алисе? Но нет, еще решит, что я ей не доверяю и обидится.
– Саша, вы за ягодой не собираетесь?
Ну кто тянет меня за язык? Ягода, потом мука с сахаром. Вот только пива в медпункте, скорее всего, нет – здешняя докторица это не Виола.
– Все ты знаешь! Лена тебя позвать просила, как освободишься.
– Ну, тогда на пристани встречаемся.
Кстати, почему меня? Почему не Второго? Он, правда, на другой работе занят, но можно же договориться.
В этом цикле я очень много гребу. Раз в пять больше, чем обычно – надоело. Поэтому работаю веслами, смотрю на Лену с Сашей, сидящих на корме, и мечтаю: а не посадить ли девочек на весла, сразу обеих, а не развалиться ли самому на кормовой банке. И представляю себе, как футболки обтягивают девочек, при каждом гребке… Тьфу, срамота! Тем более они и не в футболках вовсе.
– Ты чему улыбаешься? – Лена выдергивает меня из грез.
– Честно? Приятной компании.
Лена, без выражения, смотрит на меня, опускает глаза себе на грудь, а потом опять поднимает взгляд, чуть приподняв левую бровь, но я успеваю заметить мелькнувшее, на доли секунды, лукавство в ее глазах: «Ну-да, ну-да… А в каком смысле «приятной»?» Я и забыл, что мы можем читать друг-друга. На секунду опускаю веки и потом улыбаюсь: «Именно в этом».
– Лена, Семен, прекратите загадочно перемигиваться!
– Саш, присоединяйся.
Но Саша только вздыхает.
– Вы знаете, я не верю вашим рассказам, что все повторяется, каждые две недели, но когда вы сговорились? Как Лена знала, что ты согласишься на остров поплыть? Откуда ты знал, что мы за ягодой собрались.
– А вот так, поперемигивались в столовой и договорились на языке мимики.
– Да врете вы все. Утром перед завтраком и договорились.
– Ну, считай так, если тебе так легче.
Остров Ближний и земляника. Есть вещи, которые не меняются.
– Лен, вы ведь вдвоем с ягодой справитесь? А я так, похожу.
Девочки разбегаются на разные концы острова и я остаюсь, условно, один, правда это «условно» мне не мешает. Хожу между березами, клюю землянику, я почти не бывал на острове, гораздо меньше, чем в той же шахте, но вот под землю меня не тянет, а здесь, на Ближнем, память, сволочь, что-ж ты делаешь? Все события всех циклов всей моей здешней биографии: вот у этой березы Славя дарила мне платок, а Лена спала у меня на плече, а вот там я ночью объяснялся с той же Леной, здесь мы высаживались на берег с Алисой. Выхожу на противоположную сторону острова: вот кривая береза, на которой мы сидели с Леной две недели назад, и где, еще не доверявшая мне Лена, пыталась вызвать меня на откровенность, а вот тут мы купались с Мику. Стоп! Мы не купались с Мику, я уверен, но… Привет из заблокированной части памяти? Из предыдущих пробуждений? От кого-то из двойников? Я не знаю, но воспоминания, вот они, хорошие такие воспоминания, не мои, но все равно, теперь и мои. Иду на восточную оконечность острова, мимо Саши, к бетонному блоку. Саша работает с целеустремленностью комбайна и не замечает меня вовсе, ну и я, не мешая ей, осторожно прохожу мимо. Вот он бетонный блок, вот тут я перетаскивал лодку, один и с Славяной. Представляю – каково будет Васе повторять мой подвиг, но захочет – придумает что-нибудь. Сажусь на песок вытянув ноги и прислонившись спиной к теплому блоку. Вода блестит на солнце и приходится щуриться, чтобы что-то рассмотреть. Остров Дальний, знал бы – обязательно сплавал бы туда, в один из «пионерских» циклов, и вообще – за Дальний, на тот, материковый берег. Интересно, периметр там продолжается или можно уйти пешком? И куда попадешь в этом случае? В параллельный лагерь? Или будешь идти бесконечно?
– Прощаешься?
Лена тихо подошла ко мне и присела рядом, поставив корзинку между нами.
– Прощаюсь.
– Грустно?
– Грустно, что столько вещей, людей и событий прошло мимо меня. А уходить, оказывается, не грустно, я ведь надеюсь вернуться. Да, кого я обманываю? Грустно конечно, Лен, обещай, что не будете дальше ко мне относиться, как к убогому.
– В этом-то можешь не сомневаться. Мы готовы, поплыли назад?
Да, амазонки предложили бы искупаться, а Лена с Сашей, те нет, они на это пойтить не могут. Дисциплина, самодисциплина у Саши и больше показная у Лены, но дисциплина. Размышляю о Саше, о том, что если бы не ее доброта – получился бы страшный человек, и надо сделать все, чтобы эту доброту сохранить, хотя бы в целях безопасности окружающих.
– Поплыли.
– Семен, я вот думаю. А вот то, что мы сейчас с тобой на острове? И две недели назад были на острове. Значит циклы нами все равно управляют?
– Лена, не парься, главное, что ты осознаешь все происходящее. А если для нас удобно пользоваться циклами, то почему нет?
Причаливаем, привязываю лодку, отношу весла в сарай, отношу корзинки девочкам в домик и идем на обед все втроем.
Обеденное меню – стандартное для этого дня цикла: суп гороховый, картофельное пюре с зеленым горошком и минтай жареный и какао. Даже баба Глаша не парится по поводу повторяемости циклов, о чем и говорю Лене, в продолжение нашего разговора.
Вот не пойму я здешних поваров во главе с бабулей. Одни и те же люди, из одних и тех же продуктов, в одних и тех же котлах иногда готовят едва съедобную бурду, иногда кулинарные шедевры, такие, что хочется проглотить их вместе с тарелкой, а иногда – стандартные блюда казенного общепита, которые съедаешь без удовольствия, хотя и без отвращения, а исключительно с целью насытить организм. Или это гребля мой аппетит так подстегнула, или сегодняшний обед находится, где-то между второй и третьей категориями, но я даже половину минтаины съел. Обедаю с Ульяной, Алиса с помощниками еще не пришла с поляны и надо бы предупредить кухню, чтоб обед на шестерых оставили. Гляжу в окно раздачи, встречаюсь взглядом с бабой Глашей, киваю ей и тут вспоминаю про утреннее чтение Ульянки.
– Уля, ты утром у меня книжку читала, это от скуки, или понравилось?
– Объяснил бы мне кто, что там написано. А то интересно – про путешествия между лагерями, как перемещаться между ними и не потеряться в циклах, а столько формул, что я понять не могу. Хочется разобраться, но мне же только тринадцать лет, я и знаков то таких не видела никогда.
Ульяна проводит рукой в воздухе зигзаг.
– Хочешь, с автором познакомлю? Она, конечно, бабушка сложная, но если общий язык найдете, то всему научит. Только, если согласишься, то не прогуливай, иначе обидится и вся наука закончится.
– Ы?
Рыжик мотает головой в сторону кухни.
– Она самая. Думай до послезавтра.
Потому что потом я помочь уже не смогу, и придется тебе самой договариваться.
– А что думать? Веди, я научиться хочу, а то я, я, в общем, сейчас я понимаю, почему ты убежать хотел. Вот только… Все равно веди.
– Что только?
– Это тебе рано знать, ты еще маленький!
Как скажешь. Рано, значит рано.
– Тогда, через полчаса, у заднего входа в столовую.
Встаем, чтобы разбежаться, я направляюсь на кухню – предупредить об опозданцах, и тут, как раз и заходят все шестеро: потные, грязные, съеденные паутами и уставшие. Судя по гордому и довольному виду Алисы – все хорошо и даже более чем.
– Все сделали?
– В лучшем виде! Вечером посмотришь.
Но взгляд с хитринкой, значит есть еще какая-то опция, сверх программы.
– Ох Алиска, надеюсь, что в лучшем.
Все, теперь добежать до тренерской, поправить постель, а то, как Васька на ней заснул, так и не расправил за собой, взять книжку «Горизонтальный транспорт...» и к автору в гости.
Ульяна уже там. Топчется у входа, зайти не решается, увидела меня – обрадовалась. А ведь следующее твое решение, Рыжик, определит твою судьбу.
– Ну что, готова? Пошли?
– Ох. Пошли.
И вцепляется в меня обеими руками.
Глафира Денисовна удивления не высказывает, только нацепляет маску препода. Ну и я ей чуть подыгрываю.
– Здравствуйте, Глафира Денисовна, а я вам Ульяну привел.
– Вместо себя что-ли, Семен? Это называется «заместительная жертва». Но я не ем маленьких девочек, Виола запретила.
И уже обращаясь к Ульяне.
– Ульяна, зачем пожаловала? За конфетами вход с другой стороны, а с этого входа тебя ждут одни неприятности.
Ульяна, наконец, справляется с собой, отпускает мою руку, вытаскивает из другой моей руки книгу, кладет ее на стол и пищит.
– Вот! Там написано, что за два-три дня можно дойти пешком до любого лагеря! Я хочу знать, как это делать!
Баба Глаша разглядывает Ульяну и бормочет про себя
– Математика, физика, спецкурс, оборудование, организм крепкий…
При слове «организм» я демонстративно рычу и скалю зубы, баба Глаша это видит, но не обращает на меня внимания и продолжает.
– ...второй цикл – времени полно, ну, этим сеть не разрушить.
Наконец, вердикт вынесен.
– Со следующего цикла приходи заниматься, каждый день, в это же время. Хоть одно опоздание и мы расстаемся. А сейчас забирай эту писанину и выметайся.
Ульянка что-то опять пищит, хватает книжку и исчезает.
– Баба Глаша, ну тебе же удовольствие доставляет – учить тому, что знаешь, я же вижу.
– Много ты видишь. У меня, вообще, к тебе разговор. Хочешь выбраться отсюда?
– Отсюда это куда? В другой лагерь? Так я там уже был и тем более в моих обстоятельствах смысла не вижу.
– Отсюда – это отсюда, это наружу.
Оказывается все эти годы контакт с внешним миром поддерживался. Оказывается эта река, на которой стоит Совенок, это не просто река. Оказывается это теплообменник, через который во внешний мир сбрасывается избыточное тепло. Пять больших рек СССР: Днепр, Дон, Волга, Нева и Обь – остальные реки слишком холодные и появление там больших масс относительно теплой воды может быть замечено со спутников. На несколько секунд открываются шлюзы и происходит замещение части нашей нагревшейся воды, водой одной из этих рек. Снаружи никакого оборудования нет, все стоит здесь, река выбирается случайно, место открытия шлюзов тоже не имеет жесткой привязки – плюс-минус два километра от базовой точки. Все, что мне нужно, это сесть в лодку, уйти в протоку за остров Дальний и плыть по течению, кстати Дальний так и называется, а перед этим принять снотворное, с таким расчетом, чтобы перед выходом из этой протоки я спал. Риски есть: я могу на выходе попасть под пароход, я могу перевернуться и утонуть, у меня не будет никаких документов, я могу просто потерять память или впасть в кому или сразу, или в процессе акклиматизации, но в последнее баба Глаша не верит – уж слишком я независимо себя веду. Причем уходить нужно завтра или послезавтра, именно в последние два дня моей активной фазы, почему так – вопрос к Виоле.
– Получается и к нам сюда можно так же проникнуть?
– Если угадаешь время и место открытия шлюзов, если не боишься, как минимум частичной, потери памяти. Не боишься наплодить здесь своих двойников, которые, как минимум, не слабее тебя, со своей, а частично с твоей памятью и сознанием, и неизвестно, кто из них окажется главным. Так что, только случайно, с вероятностью… Ну, метеориты тоже людей убивают. Хотя, именно ты, с твоими двойниками у меня под подозрением. Потому и предлагаю вернуться обратно, потому и надеюсь, что с тобой там все будет хорошо.
– А ты почему здесь тогда, баба Глаша?
– А я здесь в эмиграции, как и Виола, кстати. А остальные о теплообменниках не знают – здешние энергетики эвакуировались одними из первых, а больше никому по должности знать было не положено. А от таких любопытных, как ты – я, пока моложе была, всю литературу собрала и уничтожила.
– А я ведь находил себя в журналах, да и сны бывают.
– Вот потому ты только под подозрением, Семен. Потому и уверенности нет. Ну, что ты решил? Хотя, не важно. Все, что тебе нужно, я рассказала, а дальше сам. Снотворное возьмешь в медпункте. Да, когда пойдешь – скажи мне, я письмо напишу и несколько адресов дам. Письмо личное, а адреса для тебя, может быть те люди и помогут, если живы еще.
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
X
Запрещенная зона
Просыпаюсь утром от того, что в тренерской кто-то есть. И, не открывая глаз, уже знаю – кто. По звукам дыхания, по запахам, по поскрипыванию стула.
– Привет Рыжик.
– Доброе утро Сёма.
Открываю один глаз и, вывернув шею, удостоверяюсь – действительно Ульяна. Сидит и читает одну из тех книжек, что я так и не вернул бабе Глаше. Чуть опустила книжку и точно так-же, одним глазом, смотрит на меня.
– Если позволишь – я хочу встать и одеться.
– Ладно, уговорил.
Ульяна кладет раскрытую книжку корешком вверх, встает и уже собирается выйти, когда я ее останавливаю.
– Имей в виду, в этом лагере привилегия на мысленные пошлые шуточки только у меня.
– Ты… телепат?
– У тебя вздрогнули губы, в удержанной улыбке, и ты очень хитро прищурилась, но промолчала. Все, а теперь свободна.
Быстро натягиваю шорты, расправляю одеяло на кровати, беру умывальные причиндалы и, перед тем как выйти, гляжу одним глазом на книгу: мягкий переплет из белого картона, бумага, по качеству чуть лучше газетной, и называется фолиант сей «Горизонтальный транспорт в многомерной сети», за авторством неких Г. Д. Андрейко и М. Н. Колокольцева. На обложке штамп: «Для служебного пользования». Заинтересовавшись, открываю последнюю страницу книги, там, где печатают выходные данные, – так и есть: Глафира Денисовна Андрейко. Ну вот и познакомились. Смотрю на даты: сдано в набор и подписано в печать в 1985 году. Тираж 200 экземпляров. Аккуратно кладу книгу, где взял, и тут в дверь заглядывает Ульяна.
– Ну, ты уже встал?
– Ага, заходи, а я – умываться.
Выхожу в спортзал и направляюсь в душевую.
– Не ходи, там девочки в душе, после пробежки. – Ульяна кричит мне в след.
Действительно, дверь в душевую открывается и оттуда выходят все трое. Я только ворчу.
– Между прочим, могли бы предупредить. Я бы на крыльце подождал.
– А что такого-то? Дверь же закрыта на шпингалет, да и Ульяна проследила, чтобы ты к нам не ломился. – На последней фразе Саша улыбается.
– Ты хочешь сказать, что я, как дурак, две недели топтался каждое утро на крыльце, а мог бы спокойно и со вкусом валяться на кровати, пока вы там плещетесь?
– А мы все эти две недели удивлялись, что ты там топчешься на крыльце, а не валяешься на кровати.
– Девки, когда-нибудь я вас отшлепаю.
И улыбки до ушей у всех. Улыбки хорошие, но глаза Саши, мне все же не нравятся, похоже – плохо спала. Жаль, я не могу угадать ее настроение, как с Ульяной и разговор на языке мимики и жестов, как с Леной, у нас тоже не получается. На всякий случай пробую вопросительно поднять брови, нет – меня не поняли. Ладно, шутила, действительно, искренне, поэтому пусть живет.
Проспал я сегодня приход Ульяны с Сашей, поэтому быстро-быстро умываюсь, запираем с Ульяной спортзал и идем на линейку.
А Ульяна в спортзале капитально обустроилась, пользуясь служебным положением. Я так и не понял – где, но где-то здесь у нее хранится комплект пионерской формы, в который она, выгнав меня, и переоделась, подозреваю, что и купальник, где-то здесь же. Так пойдет дальше и из тренерской меня выживет. В домике Ольги живет Второй, а я пойду в домик к Алисе. М-м-м, вспоминаю эротический волейбол, заманчивый вариант, кстати...
– Ты чего улыбаешься?
– Да так, мысленной пошлой шутке, которую я никогда не озвучу.
– Чтобы не стала правдой? Я понимаю.
Хочу еще спросить Ульяну про книгу, но уже некогда, уже подошла Ольга и пионеры образовали привычное подобие строя. Опять я засыпаю стоя, под голос вожатой, опять, чтобы не заснуть и не свалиться ко всеобщему веселью, начинаю разглядывать пионеров, пока не натыкаюсь взглядом на Второго. Вот аккуратный парень – ни разу, в отличие от меня-пионера, линейку не пропустил, а еще стоит в строю так, как будто это ему знакомо и привычно, снисходительно поглядывая на томящихся пионеров. Интересно, где он такому выучился? А сейчас еще интереснее – Второй, оказывается, столь же, чуть иронично и снисходительно, поглядывает и на нас с Ольгой. Впрочем, не обидно поглядывает, а потом наши взгляды пересекаются, он понимает, что попался и коротко улыбается извиняющейся улыбкой. Я даже подумал, что он тоже проснувшийся, как и я, но только умело это скрывает, как и я же, но нет, это я бы почувствовал. Очень интересный двойник. Наконец, доходит очередь и до меня: быстро сообщаю о тренировке, о вечернем походе, о том, что мальчиков из среднего отряда ждет костровая площадка. Всё, линейка закончена.
До завтрака есть немного времени – присаживаюсь на скамейку. Наблюдаю за Вторым, а Второй застыл посреди площади и ищет кого-то взглядом, наконец, кивает и отправляется с площади в сторону главных ворот. Ищу глазами Лену, нет, Лена здесь, вон она у памятника Генде, и тоже смотрит вслед Второму, потом оглядывается, почувствовав мой взгляд, улыбается, но тут же прячет улыбку и подходит.
– Привет.
– Привет.
И всё. Я уже начал забывать, как Лена может отстраняться от окружающих, так вот она мне сейчас это напомнила. Стоит и разглядывает пряжки на своих босоножках, а мне гадай, то ли это демарш Второго ее сейчас расстроил, то ли это я где накосячил.
– Лен, садись, или на завтрак уже пойдем?
Лена просит меня прогуляться с ней до домика, а уже оттуда идти в столовую. Ну как просит, в своей обычной манере старой Лены скажет два слова, а мне догадывайся. Будет всю дорогу молчать, а потом, у домика, спросит, что я хочу ей сказать, раз напросился к ней в компанию. А я сам, в свою очередь, скажу ей, что это она меня сама в свою компанию пригласила, на эту мою реплику Лена обидится, виду не покажет, но еще больше уйдет в себя. Вот так незаметно отношения и портятся.
– Лена, только не заставляй меня догадываться, я человек не чуткий и в таких вещах плаваю. Попробуй вспомнить, как мы до сих пор общались.
– Хорошо, я попробую.
А я, оказывается, под подозрение попал после вчерашнего ЧП с Сашкой. Плакала Александра ночью, когда Лена в домик вернулась, за слезами было ничего не понять, Александра объяснять категорически отказывалась, только некоего Семена упомянула, что он, Семен, знает. Поскольку Семенов в лагере два, и Семен-второй с Сашей практически не общается, а вчера весь день был на глазах, остается только ваш покорный слуга. А памятуя про откровенность Лены о чувствах Саши к этому Семену, картина выстраивается совершенно в духе любовного романа. Так-как на роль казановы я, по общему мнению женской половины лагеря, не гожусь, то Лена, прежде всего, решила, что я, где-то допустил грубость, по отношению к Саше.
– До вечера Саша держалась, значит, а ночью проняло. Лен, в общем-то, это, прежде всего, Сашкина тайна, ну, раз уж она ко мне тебя отправила…
Ну и посоветоваться мне с кем-то надо. Не с вожатой же.
– ...тебе никогда не хотелось встретиться с собой? То есть со своим двойником из другого лагеря?
– А при чем тут…? Ну ладно, я, до сих пор, не верю, что лагерей больше одного. То есть, тебе я верю, и вас Семенов я вижу, но в голове не укладывается. Наверное хотелось бы.
– Вот. А я двух своих двойников лично знаю, но с одним, хоть и живем в одном лагере, но никак поговорить не получается, а второму, как вижу, так хочется по лицу ударить, а после вчерашнего боюсь, что, при встрече, лицом не ограничится. Но вот беда: видеть его – каждый цикл вижу, а встретиться не могу.
Рассказываю Лене о встрече Саши с Пионером, о своей вчерашней встрече с Сашей, о том как Саша плакала без слез, о ее шоке. Лена, какое-то время обдумывает мои слова.
– Знаешь Семен, наверное это как заноза.
– В смысле?
– Ну вот ты предложил нам, две недели назад, оставить записку на банке с вареньем. И сказал, что это для тех, кого поселят после нас. А мы приехали и я эту записку сама же и прочитала. – Лена молчит какое-то время, а потом добавляет. И посадила занозу, куда-то сюда.
И показывает на себя, неопределенно водя рукой, где-то между галстуком и босоножками.
– … а потом эта заноза болела, болела и вот, закончилось тем, что я… В общем, закончилось со мной тем, что я изменилась и вот такая стала, как сейчас. И ты, наверное, тоже себе такую занозу когда-то посадил. Ну и ты был готов, и я, получается, была готова, и сил нам хватило, чтобы измениться. А Саша – еще нет, потому она измениться пока не может, а от этого ей и больно так. И этот твой «двойник», он еще и нарочно хотел сделать Саше больнее. Может он, только того и хотел, чтоб ей больнее было. Или хотел, чтобы она исчезла, а ты помешал.
Лена, безусловно, или права, или близко к истине подобралась, но что нам теперь делать?
– Лен, и что нам теперь с Сашей делать.
– Не знаю, мы и так о ней заботимся, вот как сейчас.
– Ага, заботимся, прямо как папа с мамой.
На «папу с мамой» Лена улыбается.
– Скажешь тоже, папа с мамой. Я шестнадцатилетняя пионерка.
Пока так беседовали, естественно, опоздали в столовую. Ну что же, кто приходит поздно – тому кости. В данном случае костями считаются: каша гречневая без подливы, хлеб без масла и жидкая составляющая от вчерашнего вечернего компота – последнее, скорее, плюс, не знаю, как для Лены, но для меня-то точно. Садимся за один столик, пока дежурные протирают остальные и я спрашиваю Лену.
– Как там мой двойник? Книгу то похвалил вчера?
– Нет, мы сидели и звезды рассматривали.
Ну, тоже хорошее занятие.
– А сейчас он куда?
– Его вожатая в помощь Алисе отправила.
– Устанет, как будет сахар таскать?
– Какой еще сахар?
Рассказываю про свое отношение к мешкам с сахаром, Лена улыбается.
– Пиво, говоришь, в медпункте, в левом ящике стола? Надо Алисе сказать, а то вдруг пить захочет после костровой площадки.
Смотрю на время – через пятнадцать минут уже тренировка. Быстро доедаю, прощаюсь с Леной и прошу, чтобы она ко мне Сашу отправила. Переживания переживаниями, но завтра отчетная игра у моих мелких, вот и надо же кому-то грамоты надписать, ну а кому подписывать, кроме обладательницы лучшего почерка в лагере?
Выхожу из столовой и быстро-быстро на площадку. Так, вся команда уже здесь, стоят у крыльца меня дожидаются. Время? Нет, еще не опоздал, но все-же… неудобно.
– Простите ребятушки, задержался я.
Ребятушки аплодируют моему финишному рывку – лоботрясы, никакого почтения! Так и заявляю им об этом, а Серега-заяц мне отвечает в том духе, что я сам их так воспитал. И, мол, умных к умным, а меня к тебе. Да, на секунду пробивает грусть, этих оболтусов мне тоже будет не хватать.
– Все помнят, что послезавтра отъезд?
Хор: «Д-а-а-а-а!»
– Все догадались, что завтра отчетная игра?
Ну, уже не хор, а так – отдельные голоса.
– Поэтому, сегодня, после разминки попробуем полчаса поиграть, а потом ошибки разберем. Разбивайтесь на команды и Гриш, ты как себя чувствуешь?
Гришка уже и забыл про медпункт, и это радует. Отправляю его провести разминку, а сам присаживаюсь на лавочку рядом с Васей, наконец то я подгляжу, что он там читает. Вася, при моем появлении, переворачивает записями вниз какие-то листики, а журнал «Катера и Яхты» не спрятать, поразительно знакомый журнал. Настолько знакомый, что знаю я его наизусть. «Катера и Яхты», номер двадцать пять, за семидесятый год. Статья: «Вспомогательные паруса на моторной лодке».
Вот так, еще кто-то встал на мою скользкую дорожку. Есть, правда, одна проблема – Васе не перетащить в одиночку лодку через заграждение, я вот, большенький мальчик, и то чуть не умер прямо там, пока перетаскивал. А еще я понимаю, что можно было и не убегать. Правда, я тогда много хороших людей не встретил бы, но и те, кого я оставил – ничуть не хуже, я уверен. Начни я сейчас об этом говорить, Вася, все равно, меня не услышит. Но единственное, что я говорю Васе по этому поводу…
– Вась, с инструментом работать умеешь?
– Немножко.
– Вась, я ничего этого не видел, пока ты сам не дозреешь. – Киваю на листики. Но, сначала, запишись в кружок к кибернетикам. Делают они всякую ерунду, но Электроник тебя научит работать «множко». И освой технику гребли.
А сам беру у Васи карандаш и на обратной стороне его записей схематически рисую мачту с рейковым парусом, потом, подумав, проставляю все размеры. Выражение ошалелых глаз Васьки бесценно! Но я к Васе не за этим, сейчас Сашка придет, собственно, вон она уже идет.
– … сейчас Саша придет, будет в тренерской грамоты для участников завтрашней игры надписывать. У меня к тебе просьба, побыть с ней, пока она не закончит. Скажешь, да хоть то, что тебе голову на солнце напекло и я отправил тебя на кровати полежать. Понимаешь, она одна сейчас оставаться очень боится, но гордая – никому об этом не говорит. Так что я рассчитываю на твою деликатность и молчаливость.
Васька деликатно и молчаливо утекает в тренерскую, а я перехватываю заинтересованный взгляд зайца-Оксаны. Любофф? Ну, как минимум, обоюдный интерес, а то – зачем Ваське сюда ходить каждое утро? Я, помнится, журналы в библиотеке читал.
Пока не закончилась разминка быстро объясняю Саше ее задачу, объясняю, где найти грамоты и отправляю следом за Васькой.
– Найдешь?
– Да, найду?
– Все в порядке?
– Лена беспокоилась? Да, все в порядке.
Ну, я, правда, по паузе, улавливаю, что не совсем в порядке, но отпускаю Сашку работать, а сам переключаюсь на тренировку.
Мелкие делятся на команды, я, наконец, достаю из под футболки свисток.
– Обратите внимание на исторический момент! Впервые за смену физрук взялся за свисток. Монетка есть у кого?
Монетка находится у Артема – советский двугривенный. Она висела у Артема под футболкой на шнурке, продетом в просверленное в монете отверстие. На несколько секунд замираю и пытаюсь вспомнить тогдашнюю неформальную детскую моду – нет, не помню я монет на шнурках: куртки от школьной формы с отпоротыми рукавами помню, октябрятские звездочки, с которых сошлифован весь рельеф, так, что остается белая гладкая звезда, помню, резистор в петлице помню, а монету на шее не помню, видимо – личная Артемова заморочка. Двадцать копеек: буханка хлеба, два билет на детский сеанс в кино, обед в школьной столовой, стаканчик пломбира, молочный коктейль в буфете кинотеатра и еще сдача останется. Хватит ностальгировать, снимаю монету со шнурка и спрашиваю Артема
– Орел, решка?
– Орел!
Боже, как давно я этого не делал! Кладу монету на сгиб указательного пальца и подбрасываю ее щелчком ногтя. И… орел.
– Угадал, выбирай ворота.
– Спасибо. И, пусть монета у вас до завтра останется, завтра же все равно еще раз кидать.
– За что спасибо то, чудак-человек?
Пока есть еще чуть времени до свистка цепляю монету обратно на шнурок и пытаюсь одеть ее себе на шею – не лезет. Моя голова несколько больше, чем у десятилетнего Артема и в петлю шнурка не лезет никак: нос и уши мешают – тогда связываю шнурки монеты и свистка вместе.
– Все готовы?
Все готовы.
– Первый тайм!
Свисток, и можно не путаться у октябрят под ногами. Два тайма по пятнадцать минут не получилось, получилось два по двадцать. Счет – по нулям. И разбор полетов после игры, в итоге: «Все всё поняли? Все свободны, кто хочет еще поиграть – могут остаться. Завтра не осрамитесь.» Черт, с соседним лагерем бы сыграть, но как?
В тренерской сюрприз – Васька не подвел, не подвел, а просто уснул у меня на кровати. Саша сидит, подперев подбородок кулачком и этак, по матерински, смотрит на Василия. Хорошо, что без шума зашел.
– Все сделала? – шепчу.
Александра кивает и показывает на стопку грамот. Я беру надписанные грамоты, читаю одну, улыбаюсь и киваю Сашке. Прячу грамоты в шкаф и показываю на чайник: «Ты как?», – кивает. Показываю на Васю – тоже кивает. Ставлю чайник на плитку, полчаса у нас есть, как закипит – мы услышим, показываю головой на спортзал и выходим.
– Ф-фу. Теперь можно нормально разговаривать.
Садимся на ближайшую к тренерской скамью.
– Ты решила не выделять завтрашних победителей?
Текст на всех грамотах одинаковый: «Самой лучшей футбольной команде от пионеров «Совенка»
– Нет конечно. Они, с самого мокрого праздника, итак делятся между собой на золотых и серебряных. Зачем их еще искусственно делить.
Так и делятся вот, а я не замечал, но ладно.
– А русалки Саша и Мику тоже в этом разделении участвуют?
– А то! Мику, кстати, тебе благодарна. У нее теперь настоящий кружок, в котором целых два человека, кроме нее.
– И которые могут вытерпеть ее болтовню.
– Смешно. Но зачем ты так, знаешь же, что чем человек ей ближе, тем она больше молчит.
Знаю, прости Мику, я совсем не хочу тебя обидеть. Но все равно, первый момент общения с тобой нужно перетерпеть. Как и со мной, впрочем, и с другими, кроме, может быть, той же Александры.
– Знаю, и то, что она со мной перестала трещать, как сорока, мне очень приятно.
Тут происходит два события: начинает петь чайник и выходит из тренерской заспанный Васька.
– Я заснул! – сообщает он, адресуясь, в основном, ко мне.
Угу, а то я не понял.
– Вась, я заметил. Чай будешь пить?
Вася почти соглашается, но в спортзал заглядывают зайцы и Ваське становится не до нас.
– Прихожу, а он спит на твоей кровати, журналом прикрылся еще. Ну я и не стала его будить. А то они вчера допоздна домик вылизывали.
– Я так и подумал, вся четверка сегодня сонная.
Чайник, наконец, перестает петь и начинает призывно бренчать крышкой.
– Пошли, нас зовут, – реагирует Саша.
Чай, варенье, последние сухари из бомбоубежища, так и не пополнил запас. Чай и варенье, кстати, тоже кончаются. Ну, вареньем меня, я надеюсь, обеспечат, а вот за чаем придется в столовую самому идти. Смотрю на пачку, нет, до конца цикла, даже на всю ораву хватит с запасом, а что будет потом – пусть система сама беспокоится.
Сашка уже хозяйничает: заварила чай, достала сахар, открыла банку с вареньем, распечатала упаковку с сухарями и сидит ждет меня. Я разливаю заварку по кружкам, доливаю их кипятком
– Тебе полную, Саша?
– Да, конечно.
Ну вот, сели, попиваем чаек и молчим. Надо бы поговорить о важном, а я боюсь и черт бы побрал эту репутацию психотерапевта. Физрук я, а в прошлой жизни – пионер, а до того – эникейщик, если верить памяти.
– Все так плохо, Саш?
– Я, я не знаю, иногда нормально, а иногда пробирает, кажется, что вот-вот опять начну исчезать.
– То-то ты Лену вчера напугала, а она на меня черти-что подумала. Но ты держишься?
– Держусь. И, пожалуйста, давай больше не будем об этом.
– Если обещаешь не исчезать, то не будем.
– Уговорил. Честное пионерское, я никуда не исчезну!
Допили чай, и я понимаю, что до вечера мне делать совершенно нечего. Сходить помочь Алисе? Но нет, еще решит, что я ей не доверяю и обидится.
– Саша, вы за ягодой не собираетесь?
Ну кто тянет меня за язык? Ягода, потом мука с сахаром. Вот только пива в медпункте, скорее всего, нет – здешняя докторица это не Виола.
– Все ты знаешь! Лена тебя позвать просила, как освободишься.
– Ну, тогда на пристани встречаемся.
Кстати, почему меня? Почему не Второго? Он, правда, на другой работе занят, но можно же договориться.
В этом цикле я очень много гребу. Раз в пять больше, чем обычно – надоело. Поэтому работаю веслами, смотрю на Лену с Сашей, сидящих на корме, и мечтаю: а не посадить ли девочек на весла, сразу обеих, а не развалиться ли самому на кормовой банке. И представляю себе, как футболки обтягивают девочек, при каждом гребке… Тьфу, срамота! Тем более они и не в футболках вовсе.
– Ты чему улыбаешься? – Лена выдергивает меня из грез.
– Честно? Приятной компании.
Лена, без выражения, смотрит на меня, опускает глаза себе на грудь, а потом опять поднимает взгляд, чуть приподняв левую бровь, но я успеваю заметить мелькнувшее, на доли секунды, лукавство в ее глазах: «Ну-да, ну-да… А в каком смысле «приятной»?» Я и забыл, что мы можем читать друг-друга. На секунду опускаю веки и потом улыбаюсь: «Именно в этом».
– Лена, Семен, прекратите загадочно перемигиваться!
– Саш, присоединяйся.
Но Саша только вздыхает.
– Вы знаете, я не верю вашим рассказам, что все повторяется, каждые две недели, но когда вы сговорились? Как Лена знала, что ты согласишься на остров поплыть? Откуда ты знал, что мы за ягодой собрались.
– А вот так, поперемигивались в столовой и договорились на языке мимики.
– Да врете вы все. Утром перед завтраком и договорились.
– Ну, считай так, если тебе так легче.
Остров Ближний и земляника. Есть вещи, которые не меняются.
– Лен, вы ведь вдвоем с ягодой справитесь? А я так, похожу.
Девочки разбегаются на разные концы острова и я остаюсь, условно, один, правда это «условно» мне не мешает. Хожу между березами, клюю землянику, я почти не бывал на острове, гораздо меньше, чем в той же шахте, но вот под землю меня не тянет, а здесь, на Ближнем, память, сволочь, что-ж ты делаешь? Все события всех циклов всей моей здешней биографии: вот у этой березы Славя дарила мне платок, а Лена спала у меня на плече, а вот там я ночью объяснялся с той же Леной, здесь мы высаживались на берег с Алисой. Выхожу на противоположную сторону острова: вот кривая береза, на которой мы сидели с Леной две недели назад, и где, еще не доверявшая мне Лена, пыталась вызвать меня на откровенность, а вот тут мы купались с Мику. Стоп! Мы не купались с Мику, я уверен, но… Привет из заблокированной части памяти? Из предыдущих пробуждений? От кого-то из двойников? Я не знаю, но воспоминания, вот они, хорошие такие воспоминания, не мои, но все равно, теперь и мои. Иду на восточную оконечность острова, мимо Саши, к бетонному блоку. Саша работает с целеустремленностью комбайна и не замечает меня вовсе, ну и я, не мешая ей, осторожно прохожу мимо. Вот он бетонный блок, вот тут я перетаскивал лодку, один и с Славяной. Представляю – каково будет Васе повторять мой подвиг, но захочет – придумает что-нибудь. Сажусь на песок вытянув ноги и прислонившись спиной к теплому блоку. Вода блестит на солнце и приходится щуриться, чтобы что-то рассмотреть. Остров Дальний, знал бы – обязательно сплавал бы туда, в один из «пионерских» циклов, и вообще – за Дальний, на тот, материковый берег. Интересно, периметр там продолжается или можно уйти пешком? И куда попадешь в этом случае? В параллельный лагерь? Или будешь идти бесконечно?
– Прощаешься?
Лена тихо подошла ко мне и присела рядом, поставив корзинку между нами.
– Прощаюсь.
– Грустно?
– Грустно, что столько вещей, людей и событий прошло мимо меня. А уходить, оказывается, не грустно, я ведь надеюсь вернуться. Да, кого я обманываю? Грустно конечно, Лен, обещай, что не будете дальше ко мне относиться, как к убогому.
– В этом-то можешь не сомневаться. Мы готовы, поплыли назад?
Да, амазонки предложили бы искупаться, а Лена с Сашей, те нет, они на это пойтить не могут. Дисциплина, самодисциплина у Саши и больше показная у Лены, но дисциплина. Размышляю о Саше, о том, что если бы не ее доброта – получился бы страшный человек, и надо сделать все, чтобы эту доброту сохранить, хотя бы в целях безопасности окружающих.
– Поплыли.
– Семен, я вот думаю. А вот то, что мы сейчас с тобой на острове? И две недели назад были на острове. Значит циклы нами все равно управляют?
– Лена, не парься, главное, что ты осознаешь все происходящее. А если для нас удобно пользоваться циклами, то почему нет?
Причаливаем, привязываю лодку, отношу весла в сарай, отношу корзинки девочкам в домик и идем на обед все втроем.
Обеденное меню – стандартное для этого дня цикла: суп гороховый, картофельное пюре с зеленым горошком и минтай жареный и какао. Даже баба Глаша не парится по поводу повторяемости циклов, о чем и говорю Лене, в продолжение нашего разговора.
Вот не пойму я здешних поваров во главе с бабулей. Одни и те же люди, из одних и тех же продуктов, в одних и тех же котлах иногда готовят едва съедобную бурду, иногда кулинарные шедевры, такие, что хочется проглотить их вместе с тарелкой, а иногда – стандартные блюда казенного общепита, которые съедаешь без удовольствия, хотя и без отвращения, а исключительно с целью насытить организм. Или это гребля мой аппетит так подстегнула, или сегодняшний обед находится, где-то между второй и третьей категориями, но я даже половину минтаины съел. Обедаю с Ульяной, Алиса с помощниками еще не пришла с поляны и надо бы предупредить кухню, чтоб обед на шестерых оставили. Гляжу в окно раздачи, встречаюсь взглядом с бабой Глашей, киваю ей и тут вспоминаю про утреннее чтение Ульянки.
– Уля, ты утром у меня книжку читала, это от скуки, или понравилось?
– Объяснил бы мне кто, что там написано. А то интересно – про путешествия между лагерями, как перемещаться между ними и не потеряться в циклах, а столько формул, что я понять не могу. Хочется разобраться, но мне же только тринадцать лет, я и знаков то таких не видела никогда.
Ульяна проводит рукой в воздухе зигзаг.
– Хочешь, с автором познакомлю? Она, конечно, бабушка сложная, но если общий язык найдете, то всему научит. Только, если согласишься, то не прогуливай, иначе обидится и вся наука закончится.
– Ы?
Рыжик мотает головой в сторону кухни.
– Она самая. Думай до послезавтра.
Потому что потом я помочь уже не смогу, и придется тебе самой договариваться.
– А что думать? Веди, я научиться хочу, а то я, я, в общем, сейчас я понимаю, почему ты убежать хотел. Вот только… Все равно веди.
– Что только?
– Это тебе рано знать, ты еще маленький!
Как скажешь. Рано, значит рано.
– Тогда, через полчаса, у заднего входа в столовую.
Встаем, чтобы разбежаться, я направляюсь на кухню – предупредить об опозданцах, и тут, как раз и заходят все шестеро: потные, грязные, съеденные паутами и уставшие. Судя по гордому и довольному виду Алисы – все хорошо и даже более чем.
– Все сделали?
– В лучшем виде! Вечером посмотришь.
Но взгляд с хитринкой, значит есть еще какая-то опция, сверх программы.
– Ох Алиска, надеюсь, что в лучшем.
Все, теперь добежать до тренерской, поправить постель, а то, как Васька на ней заснул, так и не расправил за собой, взять книжку «Горизонтальный транспорт...» и к автору в гости.
Ульяна уже там. Топчется у входа, зайти не решается, увидела меня – обрадовалась. А ведь следующее твое решение, Рыжик, определит твою судьбу.
– Ну что, готова? Пошли?
– Ох. Пошли.
И вцепляется в меня обеими руками.
Глафира Денисовна удивления не высказывает, только нацепляет маску препода. Ну и я ей чуть подыгрываю.
– Здравствуйте, Глафира Денисовна, а я вам Ульяну привел.
– Вместо себя что-ли, Семен? Это называется «заместительная жертва». Но я не ем маленьких девочек, Виола запретила.
И уже обращаясь к Ульяне.
– Ульяна, зачем пожаловала? За конфетами вход с другой стороны, а с этого входа тебя ждут одни неприятности.
Ульяна, наконец, справляется с собой, отпускает мою руку, вытаскивает из другой моей руки книгу, кладет ее на стол и пищит.
– Вот! Там написано, что за два-три дня можно дойти пешком до любого лагеря! Я хочу знать, как это делать!
Баба Глаша разглядывает Ульяну и бормочет про себя
– Математика, физика, спецкурс, оборудование, организм крепкий…
При слове «организм» я демонстративно рычу и скалю зубы, баба Глаша это видит, но не обращает на меня внимания и продолжает.
– ...второй цикл – времени полно, ну, этим сеть не разрушить.
Наконец, вердикт вынесен.
– Со следующего цикла приходи заниматься, каждый день, в это же время. Хоть одно опоздание и мы расстаемся. А сейчас забирай эту писанину и выметайся.
Ульянка что-то опять пищит, хватает книжку и исчезает.
– Баба Глаша, ну тебе же удовольствие доставляет – учить тому, что знаешь, я же вижу.
– Много ты видишь. У меня, вообще, к тебе разговор. Хочешь выбраться отсюда?
– Отсюда это куда? В другой лагерь? Так я там уже был и тем более в моих обстоятельствах смысла не вижу.
– Отсюда – это отсюда, это наружу.
Оказывается все эти годы контакт с внешним миром поддерживался. Оказывается эта река, на которой стоит Совенок, это не просто река. Оказывается это теплообменник, через который во внешний мир сбрасывается избыточное тепло. Пять больших рек СССР: Днепр, Дон, Волга, Нева и Обь – остальные реки слишком холодные и появление там больших масс относительно теплой воды может быть замечено со спутников. На несколько секунд открываются шлюзы и происходит замещение части нашей нагревшейся воды, водой одной из этих рек. Снаружи никакого оборудования нет, все стоит здесь, река выбирается случайно, место открытия шлюзов тоже не имеет жесткой привязки – плюс-минус два километра от базовой точки. Все, что мне нужно, это сесть в лодку, уйти в протоку за остров Дальний и плыть по течению, кстати Дальний так и называется, а перед этим принять снотворное, с таким расчетом, чтобы перед выходом из этой протоки я спал. Риски есть: я могу на выходе попасть под пароход, я могу перевернуться и утонуть, у меня не будет никаких документов, я могу просто потерять память или впасть в кому или сразу, или в процессе акклиматизации, но в последнее баба Глаша не верит – уж слишком я независимо себя веду. Причем уходить нужно завтра или послезавтра, именно в последние два дня моей активной фазы, почему так – вопрос к Виоле.
– Получается и к нам сюда можно так же проникнуть?
– Если угадаешь время и место открытия шлюзов, если не боишься, как минимум частичной, потери памяти. Не боишься наплодить здесь своих двойников, которые, как минимум, не слабее тебя, со своей, а частично с твоей памятью и сознанием, и неизвестно, кто из них окажется главным. Так что, только случайно, с вероятностью… Ну, метеориты тоже людей убивают. Хотя, именно ты, с твоими двойниками у меня под подозрением. Потому и предлагаю вернуться обратно, потому и надеюсь, что с тобой там все будет хорошо.
– А ты почему здесь тогда, баба Глаша?
– А я здесь в эмиграции, как и Виола, кстати. А остальные о теплообменниках не знают – здешние энергетики эвакуировались одними из первых, а больше никому по должности знать было не положено. А от таких любопытных, как ты – я, пока моложе была, всю литературу собрала и уничтожила.
– А я ведь находил себя в журналах, да и сны бывают.
– Вот потому ты только под подозрением, Семен. Потому и уверенности нет. Ну, что ты решил? Хотя, не важно. Все, что тебе нужно, я рассказала, а дальше сам. Снотворное возьмешь в медпункте. Да, когда пойдешь – скажи мне, я письмо напишу и несколько адресов дам. Письмо личное, а адреса для тебя, может быть те люди и помогут, если живы еще.
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
XII
Невостребованное откровение
– Ну как успехи? – Первое, что спросил Семен у Лены, столкнувшись с ней на выходе из столовой. – Много записалось.
– Не очень. – Лена коротко посмотрела на Семена и опять опустила глаза. – Но достаточно.
– Понятно всё. Когда репетиция?
– Через час.
– Ну, удачи вам тогда.
Делать Семену было решительно нечего, он без цели брел по лагерю, и решал куда ему податься. Запираться в медпункте с Виолой и Анатолием и размышлять о том, как поступить ему не хотелось. Все-таки чувствовалась разделявшая их дистанция. Тот, произошедший много лет назад, выстрел из Выключателя, сбросивший Семену память, не прошел бесследно. И дело даже не в потеряных воспоминаниях, а именно в установившейся дистанции.
Как ни странно, но у бабы Глаши, в обеих ее ипостасях, такой дистанции не чувствовалось: ни у бабы Глаши, ни у Глафиры Денисовны. Баба Глаша, хоть и осталась человеком по происхождению, безоговорочно считала себя частью здешнего мира. Эти же обитатели медпункта, как сейчас начал понимать Семен, всегда занимали позицию внешней силы. Доброжелательно-пристрастной, охраняющей мир бесконечного лета от внешних воздействий, но внешней. Даже, не смотря на то, что они оба были, как выразилась в письме баба Глаша, «детьми тумана», они оба сохраняли память и личности своих оригиналов-людей, и, даже сами себя, ощущали здесь инородными телами. И сексуальность Виолы, и олигофрения Анатолия были, в том числе, и способами сохранения дистанции с обитателями лагерей. «Не повезло», – мысленно посочувствовал Семен, – «хотеть вернуться и не мочь. А могли бы уплыть через теплообменник. Но что-то держит. Может обязательства, может что-то еще». «Так, я опять завис, вернемся к реальности.»
Медпункт отпадал.
Идти к себе в спортзал, значило мешаться Ульяне-большой, которая надолго застряла за работой. Еще и пожаловалась: «У бабы Глаши был Мозг, вот она все, что мне нужно и прописала только в самом общем виде и успокоилась, мол, дальнейшее – очевидно. А мне теперь приходится пробираться сквозь ее мысли и искать решение конкретно нашей задачи. Голова пухнет. Так что ты не мешай мне Сёмк. Ты тоже мозг, но в этих вещах я лучше тебя разбираюсь».
Здешних пионеров тоже не хотелось смущать. Все-таки присутствие малознакомого постороннего взрослого их сковывало. Может, только, кроме самых старших и самых мелких...
Семен еще побродил по территории, посмотрел на шестерых пионеров, играющих в футбол в одни ворота, подслушал, через открытое окно музыкального кружка, как артисты пытаются читать «Костер» разобрав его по ролям, и, уже решительно, отправился на пляж.
Славя. Славя почему-то стеснялась Семена. Никогда и никого в жизни не стеснялась, а тут такое неудобство. Лежала себе на пляже, попутно купание части младшего отряда (не было только Артема, он наступил на острый сучок и доктор запретила ему сегодня лезть в воду) контролировала – сегодня Славина очередь. А тут пришел Семен, поздоровался, разделся и улегся на песок в самой верхней части пляжа, там где на него падает тень от берез. И вроде-бы и не смотрит в Славину сторону даже, больше за октябрятами следит, или вообще глаза прикроет и дремлет, и расстояние-то до него метров двадцать, никак не меньше. А такое чувство, будто руки и ноги эластичной лентой связали и каждое движение неловким, некрасивым получается, и ощущение, как-будто тебе спину сверлят взглядом. Хочется сходить и окунуться, а почему-то неловко. Если неловко окунуться, то может подойти и побеседовать о чем-нибудь, но тоже – неловко.
Вот у октябрят, у тех никаких комплексов не наблюдалось. Половина с визгом скатывается по горке в воду, а несколько человек подошли к Семену, присели рядом с ним на корточки и о чем-то с ним беседуют. Славя даже заревновала чуть-чуть. С малышней она обходиться умела и малыши ее чужой не считали, но чтобы сами, по собственной инициативе, посвящали в какие-то свои дела… А тут, сидят на корточках, что-то по очереди Семену объясняют, тот тоже приподнялся, сел по турецки, взял прутик в руки и что-то говорит в ответ, рисуя прутиком на песке непонятные схемы. А октябрята его не перебивают, а внимательно слушают. Вдруг Вася – самый тихий что-то сказал такое, что Семен аж замер на полуслове и вдруг разулыбался – рот до ушей, хлопнул ладонью по песку, ответил Васе так, что вся компания тоже заулыбалась, и пожал каждому руку. Тут Славя еще вспомнила, как Семен в первый же день пошел на стадион и два часа потратил на то, чтобы поиграть с малышней в футбол. На полном серьезе поиграть, и те его приняли, что интересно.
Славя все-таки пересилила себя – сходила и окунулась. Пока шла к воде – оглянулась и перехватила взгляд Семена, чувствуя, что краснеет. Тот улыбнулся извиняющейся улыбкой и пожал плечами. Как сигнал послал, что-то вроде: «Не хотел тебя смущать». Пока плавала, до буйков и обратно, пока учила Оксану плавать на спине, пока выгоняла посиневшего Серегу из воды, о Семене не вспоминала, но едва-едва на сухой песок вышла, как сразу невольно бросила взгляд на то место, где был Семен и вздохнула с облегчением – тот уже успел уйти.
Славя глянула на часы.
– Девочки и мальчики, младший отряд! Купание закончено! Всем из воды, всем вытереться, всем переодеться! В мокрых трусах никто в домики не пойдет!
– У-у-у-у… – хором протянул младший отряд. – Что попало!
Но, как бы то ни было, режим есть режим и, чаще добрым словом, а пару раз и мягким понуканием, но октябрята были выгнаны из воды, вытерты, переодеты и одеты, и отправлены по домикам. До площади всем: и малышам, и Славе, – было по пути, поэтому шли не разбредаясь.
– Вась, чем ты так гостя обрадовал? – Почему то Славя волновалась, задавая этот вопрос.
– А он не гость, Славя. Он же здесь жил! Я только спросил его –почему он сразу не подошел и не поздоровался?
– А вы разве знакомы были?
Вася вздохнул и повторил еще раз, медленно и терпеливо, как умственно-отсталой.
– Конечно, Славя, я же сказал, что он здесь жил. Вы, большие, иногда не понимаете самых простых вещей.
– Подожди…
Они стояли на площади. Остальные октябрята уже разбежались по своим домикам. И только Сережа с Оксаной маялись поодаль, ожидая, когда помощница вожатой закончит разговор с соседом Сергея по домику.
– … как вы могли быть знакомы, если ему двадцать пять, а тебе десять? Его даже вожатая не помнит, хотя тоже отдыхала в этом лагере, когда пионеркой была.
– Забыла. – Вася пожал плечами. – Мы то, маленькие, почти ничего не помним, а большие всегда вообще все забывают. Ты тоже забыла.
Славя облегченно выдохнула. Кажется, это были детские фантазии.
– И что же я забыла?
– Да всё. Ты встречала его каждую смену, а когда он уплыл от нас ты плакала. А потом каждое воскресенье ходила к автобусу. А потом стал приезжать другой пионер, тоже Семен, но не этот. Этот как все – ничего не помнит.
Славя любила детей и любила общаться с детьми. Слушать их истории, узнавать от них их секреты… Дети любили ее и доверяли ей и она никогда не обманывала их доверия.
– Вот как? А этот Семен, значит, помнит?
– Да, этот помнит. И Ульяна его тоже помнит, но еще не все.
– Вы, большие, иногда перестаете забывать и много смен все помните. А потом опять забываете.
– А этот Семен, он тоже все забудет?
Васины друзья устали ждать, Васиным друзьям стало интересно, и Васины друзья подошли и присоединились к беседе.
– Семен ничего не забудет! – Воскликнула, услышавшая последний вопрос, Оксана. – Он в том своем лагере, где он сейчас физрук, должен был все забыть, но ничего не забыл! Значит уже не забудет.
Два октябренка, пионер (Васе было уже десять и оказался он в малышовом отряде по той же причине, по которой Ульяна оказалась в отряде старшем – средний отряд был переполнен) и помощница вожатой отошли к ближайшей скамье. Малыши, кажется, обрадовались, что у них появился слушатель и фантазировали наперебой.
– Оксана, а откуда ты знаешь что он должен был все забыть в том лагере?
– А мы, маленькие, иногда меняемся лагерями и новости рассказываем. Переходим из лагеря в лагерь. Вот Артем, тот как раз из того самого лагеря, а наш Артем, тот сейчас там.
– Вы, большие, тоже иногда меняетесь, но ничего не помните. – Опять влез Вася со своим «не помните», видимо это его очень огорчало.
– Вася, не мешай, дай я еще расскажу. Жалко, что этот Семен уплыл от нас, потому что Артем рассказывал какая у них там футбольная команда. И какой праздник Нептуна там устраивают.
Славя улыбнулась про себя, стараясь, чтоб малыши не заметили. Обижать их совсем не хотелось – малыши были очень славные. Вася тот уже начинал потихоньку превращаться в подростка, а Сереже с Оксаной – двойняшкам оставалось до той поры еще года два. Они стояли напротив Слави и на лицах у них горела жажда поделиться знанием. Ну да, в таком возрасте охотно веришь в собственные фантазии. Славя не выдержала прилива нежности и запустила ладони в волосы близнецов, прихватила пряди и чуть подергала, не больно и не обидно, а именно так, чтобы близнецы почувствовали ласку.
– Артем говорит, что Семен очень хороший. Но ты Славя тоже хорошая. – Призналась ей Оксана.
А Сережа, тот смутился и отдернул голову.
– Оксана, ты сказала, тот Артем и наш Артем. А почему никто не заметил разницы?
– Потому что в каждом лагере мы одинаковые, как близнецы.
– И что, в каждом лагере есть своя Оксана?
– И Оксана и Вася, и все есть. И даже вожатая.
Пропел горн, зовущий на ужин. Жалко было отпускать ребят, но режим важен для малышей. Славя сделала себе зарубку в памяти – еще поговорить на эту тему с ребятами. Может быть со всеми малышами разом. Уж больно фантазия была интересная, даже Славя ей увлеклась и захотела представить, что где-то сейчас есть другая Славя, которая тоже сидит на лавочке и беседует с малышами.
– Так, мальчики и девочка. Мы с вами еще обязательно побеседуем, а сейчас дуйте в умывальник, и на ужин! Пять минут еще у вас есть – успеете, а иначе без сладкого останетесь – друзья съедят.
Встала сама и тоже пошла, для начала в домик – повесить на веревку купальник.
Если бы Славя видела сквозь деревья, то сейчас бы она смогла увидеть, как на Ульянкиной тропе столкнулись Семен, идущий из библиотеки к спортзалу, и Артем, бегущий с футбольного поля к себе в домик. Как они стояли друг напротив друга, как потом одинаковыми движениями полезли себе за воротники, и как достали оттуда, висевшие у каждого на шее: Артем свисток на кожаном ремешке, а Семен двадцатикопеечную монету на витом черном капроновом шнурке. Как оба расплылись в улыбках, как подошли друг к другу и пожали друг другу руки.
– Вот ты где! Я рад тебя видеть!
– Ага!
– Ладно, беги ужинать, после еще поговорим.
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
XII
Невостребованное откровение
– Ну как успехи? – Первое, что спросил Семен у Лены, столкнувшись с ней на выходе из столовой. – Много записалось.
– Не очень. – Лена коротко посмотрела на Семена и опять опустила глаза. – Но достаточно.
– Понятно всё. Когда репетиция?
– Через час.
– Ну, удачи вам тогда.
Делать Семену было решительно нечего, он без цели брел по лагерю, и решал куда ему податься. Запираться в медпункте с Виолой и Анатолием и размышлять о том, как поступить ему не хотелось. Все-таки чувствовалась разделявшая их дистанция. Тот, произошедший много лет назад, выстрел из Выключателя, сбросивший Семену память, не прошел бесследно. И дело даже не в потеряных воспоминаниях, а именно в установившейся дистанции.
Как ни странно, но у бабы Глаши, в обеих ее ипостасях, такой дистанции не чувствовалось: ни у бабы Глаши, ни у Глафиры Денисовны. Баба Глаша, хоть и осталась человеком по происхождению, безоговорочно считала себя частью здешнего мира. Эти же обитатели медпункта, как сейчас начал понимать Семен, всегда занимали позицию внешней силы. Доброжелательно-пристрастной, охраняющей мир бесконечного лета от внешних воздействий, но внешней. Даже, не смотря на то, что они оба были, как выразилась в письме баба Глаша, «детьми тумана», они оба сохраняли память и личности своих оригиналов-людей, и, даже сами себя, ощущали здесь инородными телами. И сексуальность Виолы, и олигофрения Анатолия были, в том числе, и способами сохранения дистанции с обитателями лагерей. «Не повезло», – мысленно посочувствовал Семен, – «хотеть вернуться и не мочь. А могли бы уплыть через теплообменник. Но что-то держит. Может обязательства, может что-то еще». «Так, я опять завис, вернемся к реальности.»
Медпункт отпадал.
Идти к себе в спортзал, значило мешаться Ульяне-большой, которая надолго застряла за работой. Еще и пожаловалась: «У бабы Глаши был Мозг, вот она все, что мне нужно и прописала только в самом общем виде и успокоилась, мол, дальнейшее – очевидно. А мне теперь приходится пробираться сквозь ее мысли и искать решение конкретно нашей задачи. Голова пухнет. Так что ты не мешай мне Сёмк. Ты тоже мозг, но в этих вещах я лучше тебя разбираюсь».
Здешних пионеров тоже не хотелось смущать. Все-таки присутствие малознакомого постороннего взрослого их сковывало. Может, только, кроме самых старших и самых мелких...
Семен еще побродил по территории, посмотрел на шестерых пионеров, играющих в футбол в одни ворота, подслушал, через открытое окно музыкального кружка, как артисты пытаются читать «Костер» разобрав его по ролям, и, уже решительно, отправился на пляж.
Славя. Славя почему-то стеснялась Семена. Никогда и никого в жизни не стеснялась, а тут такое неудобство. Лежала себе на пляже, попутно купание части младшего отряда (не было только Артема, он наступил на острый сучок и доктор запретила ему сегодня лезть в воду) контролировала – сегодня Славина очередь. А тут пришел Семен, поздоровался, разделся и улегся на песок в самой верхней части пляжа, там где на него падает тень от берез. И вроде-бы и не смотрит в Славину сторону даже, больше за октябрятами следит, или вообще глаза прикроет и дремлет, и расстояние-то до него метров двадцать, никак не меньше. А такое чувство, будто руки и ноги эластичной лентой связали и каждое движение неловким, некрасивым получается, и ощущение, как-будто тебе спину сверлят взглядом. Хочется сходить и окунуться, а почему-то неловко. Если неловко окунуться, то может подойти и побеседовать о чем-нибудь, но тоже – неловко.
Вот у октябрят, у тех никаких комплексов не наблюдалось. Половина с визгом скатывается по горке в воду, а несколько человек подошли к Семену, присели рядом с ним на корточки и о чем-то с ним беседуют. Славя даже заревновала чуть-чуть. С малышней она обходиться умела и малыши ее чужой не считали, но чтобы сами, по собственной инициативе, посвящали в какие-то свои дела… А тут, сидят на корточках, что-то по очереди Семену объясняют, тот тоже приподнялся, сел по турецки, взял прутик в руки и что-то говорит в ответ, рисуя прутиком на песке непонятные схемы. А октябрята его не перебивают, а внимательно слушают. Вдруг Вася – самый тихий что-то сказал такое, что Семен аж замер на полуслове и вдруг разулыбался – рот до ушей, хлопнул ладонью по песку, ответил Васе так, что вся компания тоже заулыбалась, и пожал каждому руку. Тут Славя еще вспомнила, как Семен в первый же день пошел на стадион и два часа потратил на то, чтобы поиграть с малышней в футбол. На полном серьезе поиграть, и те его приняли, что интересно.
Славя все-таки пересилила себя – сходила и окунулась. Пока шла к воде – оглянулась и перехватила взгляд Семена, чувствуя, что краснеет. Тот улыбнулся извиняющейся улыбкой и пожал плечами. Как сигнал послал, что-то вроде: «Не хотел тебя смущать». Пока плавала, до буйков и обратно, пока учила Оксану плавать на спине, пока выгоняла посиневшего Серегу из воды, о Семене не вспоминала, но едва-едва на сухой песок вышла, как сразу невольно бросила взгляд на то место, где был Семен и вздохнула с облегчением – тот уже успел уйти.
Славя глянула на часы.
– Девочки и мальчики, младший отряд! Купание закончено! Всем из воды, всем вытереться, всем переодеться! В мокрых трусах никто в домики не пойдет!
– У-у-у-у… – хором протянул младший отряд. – Что попало!
Но, как бы то ни было, режим есть режим и, чаще добрым словом, а пару раз и мягким понуканием, но октябрята были выгнаны из воды, вытерты, переодеты и одеты, и отправлены по домикам. До площади всем: и малышам, и Славе, – было по пути, поэтому шли не разбредаясь.
– Вась, чем ты так гостя обрадовал? – Почему то Славя волновалась, задавая этот вопрос.
– А он не гость, Славя. Он же здесь жил! Я только спросил его –почему он сразу не подошел и не поздоровался?
– А вы разве знакомы были?
Вася вздохнул и повторил еще раз, медленно и терпеливо, как умственно-отсталой.
– Конечно, Славя, я же сказал, что он здесь жил. Вы, большие, иногда не понимаете самых простых вещей.
– Подожди…
Они стояли на площади. Остальные октябрята уже разбежались по своим домикам. И только Сережа с Оксаной маялись поодаль, ожидая, когда помощница вожатой закончит разговор с соседом Сергея по домику.
– … как вы могли быть знакомы, если ему двадцать пять, а тебе десять? Его даже вожатая не помнит, хотя тоже отдыхала в этом лагере, когда пионеркой была.
– Забыла. – Вася пожал плечами. – Мы то, маленькие, почти ничего не помним, а большие всегда вообще все забывают. Ты тоже забыла.
Славя облегченно выдохнула. Кажется, это были детские фантазии.
– И что же я забыла?
– Да всё. Ты встречала его каждую смену, а когда он уплыл от нас ты плакала. А потом каждое воскресенье ходила к автобусу. А потом стал приезжать другой пионер, тоже Семен, но не этот. Этот как все – ничего не помнит.
Славя любила детей и любила общаться с детьми. Слушать их истории, узнавать от них их секреты… Дети любили ее и доверяли ей и она никогда не обманывала их доверия.
– Вот как? А этот Семен, значит, помнит?
– Да, этот помнит. И Ульяна его тоже помнит, но еще не все.
– Вы, большие, иногда перестаете забывать и много смен все помните. А потом опять забываете.
– А этот Семен, он тоже все забудет?
Васины друзья устали ждать, Васиным друзьям стало интересно, и Васины друзья подошли и присоединились к беседе.
– Семен ничего не забудет! – Воскликнула, услышавшая последний вопрос, Оксана. – Он в том своем лагере, где он сейчас физрук, должен был все забыть, но ничего не забыл! Значит уже не забудет.
Два октябренка, пионер (Васе было уже десять и оказался он в малышовом отряде по той же причине, по которой Ульяна оказалась в отряде старшем – средний отряд был переполнен) и помощница вожатой отошли к ближайшей скамье. Малыши, кажется, обрадовались, что у них появился слушатель и фантазировали наперебой.
– Оксана, а откуда ты знаешь что он должен был все забыть в том лагере?
– А мы, маленькие, иногда меняемся лагерями и новости рассказываем. Переходим из лагеря в лагерь. Вот Артем, тот как раз из того самого лагеря, а наш Артем, тот сейчас там.
– Вы, большие, тоже иногда меняетесь, но ничего не помните. – Опять влез Вася со своим «не помните», видимо это его очень огорчало.
– Вася, не мешай, дай я еще расскажу. Жалко, что этот Семен уплыл от нас, потому что Артем рассказывал какая у них там футбольная команда. И какой праздник Нептуна там устраивают.
Славя улыбнулась про себя, стараясь, чтоб малыши не заметили. Обижать их совсем не хотелось – малыши были очень славные. Вася тот уже начинал потихоньку превращаться в подростка, а Сереже с Оксаной – двойняшкам оставалось до той поры еще года два. Они стояли напротив Слави и на лицах у них горела жажда поделиться знанием. Ну да, в таком возрасте охотно веришь в собственные фантазии. Славя не выдержала прилива нежности и запустила ладони в волосы близнецов, прихватила пряди и чуть подергала, не больно и не обидно, а именно так, чтобы близнецы почувствовали ласку.
– Артем говорит, что Семен очень хороший. Но ты Славя тоже хорошая. – Призналась ей Оксана.
А Сережа, тот смутился и отдернул голову.
– Оксана, ты сказала, тот Артем и наш Артем. А почему никто не заметил разницы?
– Потому что в каждом лагере мы одинаковые, как близнецы.
– И что, в каждом лагере есть своя Оксана?
– И Оксана и Вася, и все есть. И даже вожатая.
Пропел горн, зовущий на ужин. Жалко было отпускать ребят, но режим важен для малышей. Славя сделала себе зарубку в памяти – еще поговорить на эту тему с ребятами. Может быть со всеми малышами разом. Уж больно фантазия была интересная, даже Славя ей увлеклась и захотела представить, что где-то сейчас есть другая Славя, которая тоже сидит на лавочке и беседует с малышами.
– Так, мальчики и девочка. Мы с вами еще обязательно побеседуем, а сейчас дуйте в умывальник, и на ужин! Пять минут еще у вас есть – успеете, а иначе без сладкого останетесь – друзья съедят.
Встала сама и тоже пошла, для начала в домик – повесить на веревку купальник.
Если бы Славя видела сквозь деревья, то сейчас бы она смогла увидеть, как на Ульянкиной тропе столкнулись Семен, идущий из библиотеки к спортзалу, и Артем, бегущий с футбольного поля к себе в домик. Как они стояли друг напротив друга, как потом одинаковыми движениями полезли себе за воротники, и как достали оттуда, висевшие у каждого на шее: Артем свисток на кожаном ремешке, а Семен двадцатикопеечную монету на витом черном капроновом шнурке. Как оба расплылись в улыбках, как подошли друг к другу и пожали друг другу руки.
– Вот ты где! Я рад тебя видеть!
– Ага!
– Ладно, беги ужинать, после еще поговорим.
Пролог
Звук взведенного мотора радовал отца Ильи. Маленький мальчик сидел на заднем сидении и наблюдал за тем, как его папа вел новенькую Мазду. Дорога была длинной и утомительной. И как бы Илья не пытался не засыпать, сон взял свое.Ему снилось, что он вдруг стал взрослым, и даже более того, он стал вожатым. Его все уважали. Но пришло время просыпаться. Папа и Илья приехали в деревушку к бабушке.
Кстати, рядом с ней был небольшой пионер лагерь. Маленькому Илье было интересно, почему деревушку построили рядом с пионер лагерем.
- Ну, я не знаю.
Ответила его бабушка. И принялась есть уху.
-А ты, папа, знаешь почему?
Илье все хотелось узнать, он даже не принялся за еду.
-Ну откуда мне знать? Наверное, чтобы детишки могли ходить гулять. Да и еду им откуда то брать?
Бабушка неодобрительно посмотрела на своего сына.
Надо вам немного рассказать о Лагере. Лагерь был построен в 80-ых годах прошлого века. И он был популярен. "Совенок ". Но, что-то пошло не так, в нем стали пропадать вожатые. Лагерь пришлось закрыть. С тех пор, это уже не лагерь, а мясозавод. Но Илье об этом не говорят.
Весь день Илья ходил по двору бабушки и гонял кур. Это было его любимое занятие. Он просто не мог сдерживаться, когда видел кур. Ну а каким еще может быть любимое занятие мальчика в 7 лет?
Ближе к вечеру, усталость начала проявлять себя. Илья сильно хотел спать. Но он сначала должен был поесть. На ужин бабушка приготовила гречневую кашу. Илья быстро съел её, и папа показал ему комнату, в которой мальчику нужно было спать.
Илья быстро уснул. И снова ему снилось что он вожатый. Но теперь он понимал где именно. В том самом Совенке. Ну, он так думал. Ведь лагерь изнутри он не видел. Но мальчик даже во сне надеялся, что он именно в нем.
ДЕНЬ 1.
Но вот звук будильника будит Илью. Стоп, какой будильник? Он же на отдыхе. Неужели ему и тут придется вставать по будильнику? Он выключил его с первого раза. Мальчик сам удивился.
Он протер глаза и осмотрелся. Комната была не его. Во всяком случае, во тьме вечера она смотрелась по другому. "Ну, может я сильно спать хотел и не разглядел, но разве у меня была треугольная крыша? " - первая мысль пришедшая в голову мальчика. Он ещё раз осмотрелся и увидел вторую кровать, а на ней непонятное белье. Розовые трусики и две розовых чашечки, соединенных небольшой розовой полоской с замочком. Он пошел к окну, и понял, наконец, что он не дома. Окно давало вид не на кур, а кучу других домиков. Затем дверь открылась и внутрь вошла девушка, лет двадцати.
-Илья, ты проспал линейку, завтрак, утреннее купание. Я уж думала что ты и на этот будильник не проснешься. Иди умойся, нам их еще на обед вести.Илья впал в ступор.
-Бесконечное-лето-Ru-VN-4933126.png "Вечерний костёр(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы")
Про девочек: хороших, плохих и умных :)
Хорошие девочки верят в рай, плохие – в ад, умные – в Дарвина;
Хорошиедевочки ждут принца на белом коне, плохие – миллионера на черном «Мерседесе», умные считают обоих персонажей вымышленными;
Хорошие девочки спят в пижаме, плохие – голыми, умные – по ситуации;
Хорошие девочки ищут свои эрогенные зоны, плохие знают их, умные считают, что неэрогенных зон не существует;
Хорошие девочки верны мужу, плохие – любовнику, умные – обоим;
Хорошие девочки любят всех детей, плохие – только совершеннолетних, умные – своих;
Хорошие девочки не носят мини, плохие – носят, но без белья, умные – не носят мини на работу;
Хорошие девочки загорают в купальнике, плохие – топлесс, умные – в тени;
Хорошие девочки имеют работу, плохие – спонсора, умные – свой бизнес;
Хорошие девочки верят в чистую любовь, плохие – в частую, умные – в качественную;
Хорошие девочки одеваются аккуратно, плохие – вызывающе, умные – быстро;
Хорошие девочки становятся заботливыми женами, плохие – феерическими любовницами, умные – верными друзьями.
Хорошие девочки лишаются девственности в первую брачную ночь, плохие - при первом удобном случае, умные - два-три раза;
Хорошие девочки лишаются девственности с мужем, плохие - с пьяным одноклассником, умные - с фаллоимитатором;
Хорошие девочки дают по любви, плохие - за деньги, умные - когда сами захотят;
Хорошие девочки читают сказки, плохие - Камасутру, умные - медицинскую энциклопедию;
Хорошие девочки верят мужчинам, плохие - не верят мужчинам, умные не верят никому;
Хорошие девочки от огорчения плачут, плохие - пьют, умные отправляются по магазинам;
Хорошие девочки комплексуют по поводу размера груди, плохие - закачивают силикон, умные гордятся тем, что имеют;
Хорошие девочки вышивают крестиком, плохие - колбасятся на дискотеках, умные - рыщут в Интернете;
Хорошие девочки умеют готовить, плохие - умеют сделать заказ, умные - сидят на диете;
Хорошие девочки владеют иностранными языками, плохие - матерным, умные - своим собственным;
Хорошие девочки относятся к сексу как к обязанности, плохие - как к развлечению, умные - как к части жизни;
Хорошие девочки берут в кино попкорн, плохие - презерватив, умные - губную помаду.
Хорошие девочки считают, что могут быть лучше, плохие - что не хуже других, умные - самоценны.
Хорошие девочки верят в рай, плохие – в ад, умные – в Дарвина;
Хорошиедевочки ждут принца на белом коне, плохие – миллионера на черном «Мерседесе», умные считают обоих персонажей вымышленными;
Хорошие девочки спят в пижаме, плохие – голыми, умные – по ситуации;
Хорошие девочки ищут свои эрогенные зоны, плохие знают их, умные считают, что неэрогенных зон не существует;
Хорошие девочки верны мужу, плохие – любовнику, умные – обоим;
Хорошие девочки любят всех детей, плохие – только совершеннолетних, умные – своих;
Хорошие девочки не носят мини, плохие – носят, но без белья, умные – не носят мини на работу;
Хорошие девочки загорают в купальнике, плохие – топлесс, умные – в тени;
Хорошие девочки имеют работу, плохие – спонсора, умные – свой бизнес;
Хорошие девочки верят в чистую любовь, плохие – в частую, умные – в качественную;
Хорошие девочки одеваются аккуратно, плохие – вызывающе, умные – быстро;
Хорошие девочки становятся заботливыми женами, плохие – феерическими любовницами, умные – верными друзьями.
Хорошие девочки лишаются девственности в первую брачную ночь, плохие - при первом удобном случае, умные - два-три раза;
Хорошие девочки лишаются девственности с мужем, плохие - с пьяным одноклассником, умные - с фаллоимитатором;
Хорошие девочки дают по любви, плохие - за деньги, умные - когда сами захотят;
Хорошие девочки читают сказки, плохие - Камасутру, умные - медицинскую энциклопедию;
Хорошие девочки верят мужчинам, плохие - не верят мужчинам, умные не верят никому;
Хорошие девочки от огорчения плачут, плохие - пьют, умные отправляются по магазинам;
Хорошие девочки комплексуют по поводу размера груди, плохие - закачивают силикон, умные гордятся тем, что имеют;
Хорошие девочки вышивают крестиком, плохие - колбасятся на дискотеках, умные - рыщут в Интернете;
Хорошие девочки умеют готовить, плохие - умеют сделать заказ, умные - сидят на диете;
Хорошие девочки владеют иностранными языками, плохие - матерным, умные - своим собственным;
Хорошие девочки относятся к сексу как к обязанности, плохие - как к развлечению, умные - как к части жизни;
Хорошие девочки берут в кино попкорн, плохие - презерватив, умные - губную помаду.
Хорошие девочки считают, что могут быть лучше, плохие - что не хуже других, умные - самоценны.
-Моды-для-Бесконечного-лета-8501566.jpeg "shwwma,7 Дней Лета(мод),7ДЛ,Моды для Бесконечного лета,Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Мику(БЛ),Алиса(БЛ),Самая ранимая и бунтарская девочка лета!,Ольга Дмитриевна(БЛ),Самая строгая девочка лета!,Семен(БЛ)")
-Моды-для-Бесконечного-лета-8501567.jpeg "shwwma,7 Дней Лета(мод),7ДЛ,Моды для Бесконечного лета,Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Мику(БЛ),Алиса(БЛ),Самая ранимая и бунтарская девочка лета!,Ольга Дмитриевна(БЛ),Самая строгая девочка лета!,Семен(БЛ)")
-Моды-для-Бесконечного-лета-8604332.jpeg "shwwma,7 Дней Лета(мод),7ДЛ,Моды для Бесконечного лета,Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Лена(БЛ),Самая любящая и скромная девочка лета!,Ульяна(БЛ),Самая весёлая и непоседливая девочка лета!")
-Моды-для-Бесконечного-лета-8604333.jpeg "shwwma,7 Дней Лета(мод),7ДЛ,Моды для Бесконечного лета,Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Лена(БЛ),Самая любящая и скромная девочка лета!,Ульяна(БЛ),Самая весёлая и непоседливая девочка лета!")
-Моды-для-Бесконечного-лета-8604334.jpeg "shwwma,7 Дней Лета(мод),7ДЛ,Моды для Бесконечного лета,Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Лена(БЛ),Самая любящая и скромная девочка лета!,Ульяна(БЛ),Самая весёлая и непоседливая девочка лета!")
-Бесконечное-лето-Ru-VN-4316751.jpeg "Вечерний костёр(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы")
Здесь мы собираем самые интересные картинки, арты, комиксы, мемасики по теме девочка 7 лет в купальнике (+1000 постов - девочка 7 лет в купальнике)
Наши любимые теги
Топ комментов
А бывает, комменты лучше постов. Смотрим топ тредов и вникаем!