"Стучкины дети" Галковский.
I
Однажды, лет 10 назад, я рылся в букинистическом магазине на Арбате, и нарыл "Вестник советской юстиции" за 27-36 гг. Открыл наугад номер. Номер был посвящён смерти Курского. Впереди некролог:
"Тов. Курский, народный комиссар юстиции в 1918-1928 гг., 5 декабря 1932 г. наколол ногтевую фалангу второго пальца правой руки. Впервые показался врачу 12 декабря. 13 декабря поступил в хирургическое отделение Кремлёвской больницы. В тот же день ему была сделана операция - множественные разрезы на пальце и кисти. 15 декабря были сделаны вторичные разрезы... больной скончался от общего заражения крови 20 декабря."
Я не поверил своим глазам. Эти сволочи говорят открытым текстом.
Неправдоподобно! Я открыл следующую страницу. Там шло уже прямое издевательство:
"Но не скорбеть по этому поводу, не заниматься бесплодными сетованиями должны большевики. Когда уходит из наших рядов товарищ, мы вспоминаем добрым словом то, что он сделал, минуты, которые были проведены вместе, успехи и победы, которые были завоёваны, и поражения, которые случалось пережить... и переходим к очередным делам. Ибо у нас нет времени слишком долго предаваться хотя бы дорогим воспоминаниям."
Я отдал все бывшие у меня деньги, принёс домой кипу пожелтевших журналов и стал читать. Никакой важной информации в журналах не было. Было большее: ход мысли, основа советской лексики, ещё не стерилизованная канцеляритом. Было то, что после 38 года перешло со страниц прессы в закрытые протоколы и, напоследок мелькнув в хамстве Хрущёва, исчезло вообще - при Брежневе на ничего не значащем государственном канцелярите уже ДУМАЛИ. До этого я прочёл Ленина, но он обладал горбачёвской способностью говорить ни о чём. В его "трудах" и переписке есть многое. Но это не "живая жизнь", а картавый фанатичный фальцет: токование, не передающее смысла происходящего. Не было НАИВНОСТИ. Сумасшедший не может быть искренним - он ИСКУШЁН своим безумием. А "Советская юстиция" наивно передавала ощущение эпохи. То, как этот мир представлял себя и, следовательно, каким он был на самом деле. Вдруг я, молодой человек, увидел советский мир. Весь МИР, целиком. "Советская юстиция" и ещё несколько сот книг советских поэтов, прочитанных из юношеского педантизма во время чистки отцовской библиотеки - это сформировало моё восприятие советского мира. Всё, что я узнал позже (а я не знал почти ничего), лишь удачно дополняло эти первичные впечатления. Сейчас нет хорошего учебника для школ по советской истории. Напишите его на основе советской поэзии и советской юстиции. Больше ничего не надо. Это суть. Всё остальное, будь то исследование об устройстве ГУЛАГа или статистические таблицы жертв коммунистического режима, - иллюстрации.
II
Как зародилась советская власть и что это такое? Лысенко кровь от крови и плоть от плоти её. Но не на биологии же строилось советское государство. И не на философии. И не на литературе. Оно строилось на идее советской законности, советского права. Здесь центр. Всё остальное - производное, следствие. В чём же суть советского права, о котором все так пекутся, на котором строят "демократическую Россию", с которым постоянно подчёркивают правопреемственность, которым доказывают законность своего существования? А вот в чём. Курский был человеком не последним, но первым наркомом юстиции, первым теоретиком советского права был Стучка. В поминальной статье о Стучке, который умер в том же 32 году, один из второстепенных советских душегубов Загорье (вскоре внезапно скончавшийся) писал:
"Стучка был автором первых октябрьских законов, законов, сломавших царскую судебную машину и упразднивших огромные своды законов российских. Он был автором октябрьских законов, положивших железобетонное основание по созданию советского суда. Неисчислимы заслуги Петра Ивановича в области создания марк- систско-ленинской теории права и государства." (Здесь и ниже цитаты из журнала "Советская юстиция" №9, 1932 г.)
На траурном заседании пленума Верховного суда РСФСР Вышинский уподобил Стучку роденовскому мыслителю, громадным интеллектуальным напряжением измыслившему советское право ИЗ НИЧЕГО. Мысль удачно иллюстрировалась цитатой из статьи самого Стучки:
"Да, на заре буржуазного общества судья творил новое буржуазное право путём рецепции, путём позаимствования, воспроизведения уже существовавшего (например, римского) права, тогда как народному суду нового коммунистического строя заимствовать неоткуда. Всякое позаимствование у него сводится к возврату к старому, к сознательной или бессознательной контрреволюции, и если меня спросили бы, какую эмблему я предлагаю для увековечения здания народного суда, то, конечно, не "столб, над ним корона", а также не богиню с мечом и с завязанными глазами, эту бестию буржуазной юстиции с гуманными фразами на губах, но рабочего мыслителя Родена."
За этой фразой стоит океан безумия. Основой современной цивилизации является римское право. Юридический гений римского народа создал совершеннейшее орудие организации человеческого общества. Рим создал Закон. Правила игры, находящиеся вне времени, вне истории, вне волений конкретных индивидуумов, - божественную юридическую сущность. Может быть, единственное, что позволило человечеству пока успешно преодолевать все трудности и преграды на пути исторического прогресса. Основой римского права являются три последовательно проведённые универсальные идеи:
Первая идея - это идея человеческой индивидуальности - личности правоспособного субъекта, поставленного лицом к лицу с суверенным началом государства. Римское право не признаёт никаких промежуточных союзов, групп, партий, образованных не волею индивида, а навязанных извне и ограничивающих свободу человеческого "я".
Во-вторых, римское право основано на идее космополитизма. Все национальные особенности игнорируются, и законодательство исходит из совершенно абстрактных общечеловеческих отношений. Римское право основано на идее jus gentium - праве народОВ, а не народА. Это превращает его в абстрактную формулу гражданских отношений, равно применимую для любого общества, находящегося на определённом этапе культурного развития.
И наконец, в-третьих, римское право построено на принципе аксиоматизации. Оно исходит из раз установленных начал, которые, оставаясь совершенно незыблемыми, ветвятся во времени огромным количеством строго согласованных и упорядоченных применений, что даёт возможность легко интерпретировать любое действие юридического субъекта. На частных примерах юридическое правило совершенно объяснено самой реальностью, а общее начало настолько ёмко и отточено в своей формулировке, что даёт готовый инструментарий для классификации реально произошедших действий. Такое устройство римского права позволило императору Юстиниану объединить все "конституции", "институции", "пандекты" и "новеллы" в единый Corpus juris - грандиозное здание кодифицированных (то есть полностью согласованных друг с другом) законов.
Несомненно, что в этих чертах римского права сказался национальный характер римлян: стремление к организации и чёткой последовательности в действиях (римский "прогресс" - постоянное и упорядоченное расширение границ Империи), а также ярко выраженный эгоизм (человек человеку - благородный и священный для Рима волк, а не отвратительный азиатский "друг, товарищ и брат" - вездесущий "дядюшка Хо" с бамбуковой дубинкой). Гибель Римской империи означала и гибель римского права, но варвары, постоянно сталкиваясь с более высоким уровнем социальной жизни покорённого населения, неизбежно попадали под его влияние. Относительно уцелели две части римской цивилизации - христианство и право (через lex Romana Wisigothorum вестготского короля Алариха II). В XII веке началась эпоха упомянутой Стучкой "рецепции", то есть буквально "принятия" римского права, становящегося всё более актуальным по мере развития хозяйственной и культурной жизни Западной Европы. В средние века европейцы жили в удивительно отзывчивом мире. Пошарив в валявшихся под ногами обломках античной сверхцивилизации, они то и дело находили непонятные вещи, вроди телефона, компьютера или вертолёта. Для того, чтобы пользоваться чем-то, им часто было необходимо не СДЕЛАТЬ, а только ПОНЯТЬ. Что касается права, то европейцы имели готовые юридические формы для только зарождающихся общественных отношений. Необходимо было только понять написанное на пергаментах монастырских библиотек. Понимали же тогда, когда приходило время. Вся средневековая юриспруденция основана на припоминании и применении юридических норм тысячелетней давности к вновь возникшим социальным отношениям. Римское право было настолько совершенным, что вплоть до начала ХХ века вполне удовлетворяло потребности современного европейского государства. В Германии так называемое пандектное римское право (то есть римское право, соотнесённое с современной юридической реальностью) действовало до 1 января 1900 г.
Таким образом, римские юристы смотрели на два тысячелетия вперёд. Все последующие системы европейского права, включая знаменитый кодекс Наполеона, есть в конечном счёте модификации римского права. До сих пор во всём цивилизованном мире преподавание юридической науки основано на изучении наследия римских юристов. Так же обстояло дело и в дореволюционной России. Уже гимназический курс с преподаванием латыни - языка юристов - создавал предпосылки для юридического образования. Изучение римского права было основой основ русской юридической школы. Римское право читали три первых курса по 3-4 лекции в неделю. Начиная с петровских реформ, русские правоведы прилежно и благодарно учились у Европы. Все знают конституционные прожекты Сперанского. Но основная работа Сперанского приходится на царствование не Александра, а Николая I. Николай вызвал его из ссылки в Петербург и назначил главой II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, которая занималась кодификацией законов Российской империи. Кодификация была успешно Сперанским проведена, что заложило основы для правильной эволюции всего корпуса законов российского государства. К началу ХХ века русское судопроизводство было одним из наиболее разработанных и совершенных судопроизводств мира. Это было судопроизводство современного, белого государства.
И вот, после того, как две тысячи лет воздвигалось огромное, стройное и совершенное здание юриспруденции, после того, как русские двести лет учились пользоваться благами законов цивилизованного общества, вдруг появилась какая-то Стучка, махнула хвостом, и всё повалилось в тартарары.
III
Кто же такой был этот Стучка, и в чём заключалась юридическая деятельность роденовского мыслителя из Прибалтики?
Во-первых, Стучка отменил САМО ПОНЯТИЕ ПРЕСТУПНОСТИ.
Преступников НЕТ. Стучка писал: "Наука уголовного права ставит себе задачей - бороться за изжитие явления, обозначаемого историческим словом "преступление"... Слово "преступность" не что иное, как вредная отрыжка буржуазной науки."
"Возьмём пьяницу, даже не пьяницу, а просто крестьянина, который напился "вдрызг" и в драке убил случайно того или другого... Если крестьянин совершил убийство по бытовым побуждениям, мы этого убийцу могли бы отпустить на свободу с предупреждением, ибо мы, по данным дела, уверены, что во второй раз он не совершит убийства. И наоборот, кулак, эксплуататор, даже если он формально и не совершал никаких преступлений, уже самим фактом своего существования в социалистическом обществе является социально вредным элементом и подлежит изоляции."
(Загорье вспоминал: "При упоминании слова "преступность" Пётр Иванович всегда недовольно морщился и обычно прибавлял "так называемая".)
Вот так. Уже этого достаточно, чтобы любой правовед упал в обморок. Да и трудно вообще найти человека, который в здравом уме и твёрдой памяти мог бы спокойно прочесть ТАКОЕ. Но это ещё не всё. Далеко не всё.
Во-вторых, гениальный Стучка отменил САМО ПОНЯТИЕ ЗАКОНА в европейском смысле этого слова (а вслед за этим и юриспруденцию как таковую):
"Нет ничего менее производительного, чем спор о законности закона, которому пора в печку".
"Мы получили проклятое наследство от буржуазной законности вообще, ибо она превращает суд в нечто окаменелое и укрепляет то, что написано в законе..."
"Так называемая юриспруденция есть последняя крепость буржуазного мира.
Необходимо освободиться от юридического сора, который всё ещё засоряет наши головы, и беспощадно бороться против протаскивания элементов юридического мировоззрения в нашу практику, бороться со всякого рода формалистикой и формальным подходом к букве закона, исключающим возможность применения революционной марксо-ленинской методологии."
Между прочим, с таким умонастроением Стучка был руководителем научного коллектива советской "Энциклопедии государства и права", профессором МГУ и первым ректором Института советского права. Легко представить, чему он учил студентов:
"Наше намерение вовсе не заключается в том, чтобы сделать из студентов законников, а, наоборот, в том, чтобы сделать людей, свободных от фетишизма закона." Полное отрицание законности, конечно, только и может быть основой марксистской философии права, ведь марксизм есть система сознательного обмана, призванного обеспечить бесперебойное функционирование тела "марксиста". Это ложь, обеспечивающая в данный момент наиболее выгодный и лёгкий доступ к чистому воздуху, продуктам питания, помещениям для рекреации, особям противоположного пола и т.д. Стучка здесь действовал очень последовательно и просто. Как удачно сказал один из его соратников А.Блауберг:
"Стучка ставил задачу, чтобы Институт советского права давал не "книжного- юриста, а советски образованного трудящегося правовика-лениниста, умеющего гибко разбираться в сложнейших вопросах, но не в целях усложнения жизни, а в целях её упрощения."
Для упрощения жизни Стучке, конечно, была нужна знаменитая марксистская "диалектика". ("Формальной логике, как основе буржуазно-юридического мышления, мы противопоставляем последовательно применяемую революционную диалектику".) "Диалектика" позволяла врать совершенно свободно и завтра говорить противоположное тому, что было сказано вчера. Вчера необходимо было, опираясь на подонков общества, перерезать европейскую верхушку, обречённо сопротивляющуюся азиатизации России. Появилась на свет изложенная выше "теория" Стучки о невинных убийцах, жертвах капиталистической эксплуатации. Но враги перерезаны, и, вместо чесания пяток урчащим от удовольствия уголовникам, советское право начинает миллионами швырять пролетариев в тюрьмы за малейшее нарушение трудовой дисциплины.
Стучка тут как тут:
"Новые обстоятельства - изжитие безработицы и недостаток рабсилы, необходимость резко поднять социалистическую труддисциплину, усилить борьбу с рваческими тенденциями, летунством и т.п. - были быстро учтены Петром Ивановичем, проведшим крутой перелом в судебной практике по трудделам, что явилось громадным плюсом для социалистического строительства, для обеспечения большевистских темпов работы."
И наконец, неизбежное "в-третьих". Наплевав на элементарнейшие нормы человеческого общежития (ну убил чувак, ну и что; убили мы невинного, а чего такого- то?) и швырнув в печь законы человеческого общества, Стучка неизбежно "показал себя в деле", став одним из зачинщиков коммунистического террора - бессудной массовой расправы над населением "доставшейся" большевикам страны. Один из соратников Стучки, К.Гайлис, захлёбываясь от восторга, повествует о дебюте большевистского наркома юстиции:
"Проект Стучки о создании революционного трибунала в его первоначальном виде был гораздо шире и недвусмысленно подчёривал его неограниченное право, не стеснённое никакими формальными рамками, превращая его в действительно боевой орган диктатуры пролетариата. Такая постановка вопроса не только вызвала бурю протестов у левых эсеров, не допускавших мысли о возможности суда без законов, но и вызвало недоумение и сомнение у многих революционно настроенных большевиков, не могших никак освоиться с мыслью, что революционный трибунал по любому делу сможет назначить наказание "какое захочет", как выражались некоторые. Несмотря на враждебное отношение к проекту левых эсеров и скептицизм некоторых большевиков, Пётр Иванович со свойственной ему настойчивостью в принципиальных вопросах провёл этот декрет при активной поддержке Ленина... Сам Пётр Иванович вспоминает, что декрет о национализации всемогущего банковского капитала прошёл легче, чем декрет о суде, и восклицает: "Нам нынче непонятна та робость, какую тогда вдруг смелые наши товарищи почувствовали перед бутафорным престолом буржуазной фемиды".
Дикое постановление Стучки, от которого стало не по себе даже соратникам и союзникам Ленина, вызвало бурю негодования в России. Собственно последнее, что успела сделать уже искореняемая большевиками свободная пресса, это плюнуть в лицо латышскому палачу. Керенский воскликнул: "Всё пропало - Россией правят стучкины." Один из стучкиных вспоминал на траурном заседании (вслушайтесь также в сам строй речи оратора - это стоит многого):
"Работа Петра Ивановича с бешеной злобой была встречена в декабрьские дни 1917 года буржуазной печатью, которая хотела нас оскорбить, напечатав статью под названием "Стучкины дети". Этот человек, который написал эту статью, оказался прав только в одном, в самом заголовке "Стучкины дети". Этот человек прав в том отношении, что действительно у тов. Стучка были дети и Стучкиными детьми является то поколение, которое вместе с ним работало и которое многому у него научилось. Стучкиными детьми являются некоторые из присутствующих здесь, и действительно надо гордиться тем, которые имели возможность с ним работать, что некоторые действительно вправе себя назвать Стучкиными детьми." "Некоторые которые стучкины дети" живут. Когда смотришь заседания советского парламента, трудно отделаться от впечатления, что перед нами третья серия талантливой экранизации "Собачьего сердца". Любимая ария советского парламентария:
Подходи буржуй, глазик выколю,
Глазик выколю, другой останется,
Чтобы знал, говно, кому кланяться.
Вот развивайте ЭТО, стройте законность на ЭТОМ. На наследии Муция Сцеволы, Цицерона, Ульпиана, Трибониана развивать русскую юриспруденцию? Зачем? Взять дебилов, назначить их докторами наук, и "от простого к сложному" развивать. Главное - преемственность, сохранение традиций. Чтобы без революций всё. Глядишь, через поколение-другое из частушки Гомер появится.
Продолжение в следующем посте.....
Отличный комментарий!