«Имущество вывозят на «Камазах», насилуют даже девочек 11 лет». Исповедь жителей оккупированного Херсона

С начала марта Херсон находится под оккупацией российских войск. Из города выехали около половины жителей, а из области — каждый пятый. Те, кто остался, сначала выходили на митинги в поддержку Украины. Но затем оккупационные войска устроили террор. Местные жители рассказали The Insider о массовых похищениях, пытках, грабежах и изнасилованиях.

В Херсоне я работаю волонтером. Мы получаем много сообщений о кражах в квартирах. В одном из сел российские военные силой забирали у местных транспорт. Иногда машины возвращали, иногда нет. Были и случаи, когда подъезжал «Камаз» с солдатами, всю семью выставляли из дома на улицу, а бытовую технику выносили (стиральные машины, пылесосы, фены, чуть ли не вытяжки), дружно грузили в машину и вывозили. После этого в поселке начались избиения местных жителей. В селе на северо-востоке Херсонской области двух девчонок изнасиловали: одной 11 лет, второй — 14. Соседи их семьи говорят, что это сделали кадыровцы. В то же время мужчин и женщин в подвалах били. Их не допрашивали и не пытали, это был просто выплеск агрессии — били, чтобы бить.
Из-за этого жестокого обращения местные жители были вынуждены в ночь уходить из села, оставив все, что еще не успели вынести оккупанты. По правилам оккупационных властей передвигаться по городам и селам на захваченных территориях нельзя, но они, рискуя жизнью, решили бежать. Я знаю одну семью, которая так бежала: пожилые люди с детьми, внуками и вещами плашмя переползали через поля, чтобы их не заметили оккупанты. Только там, где росли деревья, они могли вставать и идти нормально. А потом снова на животах ползли до украинских блокпостов, где их встречали, обогревали, давали одежду, и дальше они уже ехали к родственникам и друзьям.
Неделю назад одного жителя Херсона, который выезжал из оккупированного города, на одном из российских блокпостов остановили и стали досматривать. В том числе осматривали содержимое рюкзаков и сумок. В одной из сумок они нашли забытые там с зимы перчатки и украинский флаг. Это была неосторожность этого человека. Он просто забыл заглянуть в этот карман. Этот флаг стал красной тряпкой для них. Они стали обыскивать машину, чуть ли не снимая обшивку, людей раздевали до трусов, постоянно избивали, причем били по внутренним органам, в районе почек. Задавали провокационные вопросы типа «Как относишься в Российской Федерации?» И любой не удовлетворяющий их ответ был поводом бить сильнее.
Еще в середине или начале марта в Херсоне беременную девушку на улице остановил российский патруль. По ее словам, в составе патруля была и женщина. Начали проверять карманы, в телефоне нашли ее переписку с другом, который служит в вооруженных силах Украины. Из-за того, что она общается с военным, ее затолкали в машину, отвезли с мешком на голове в какое-то здание, где долго допрашивали и пытали. Пытала и избивала именно женщина, что очень сильно удивляет. А мужчины угрожали изнасилованием. Потом ее просто выкинули из машины со словами «скажи спасибо, что жива осталась».
9 мая в Парке Славы в Херсоне был лжемитинг в честь дня победы, и в тот же парк выходили херсонцы с желтыми ленточками на груди как символ протеста против оккупации. Всех этих людей увезли в неопределенном направлении, некоторые из них до сих пор не вернулись домой.
Мой папа был на рынке, пытался найти продукты, потому что в Херсоне сейчас дефицит товаров. Дома была только моя мама Ирина и младший брат Саша. Мы живем в частном доме, у нас два забора – один из них легко сломали два российских солдата. Они подошли к окну, выходящему из спальни родителей, и постучали. Мама услышала стук и пошла на улицу узнать, что произошло.
Как только она открыла калитку, к ее голове приставили дуло автомата: «Руки вверх!» Спросили, где мой отец. Мама ответила, что он пошел на рынок. Потом спросили, кто еще есть в доме. Мой младший брат тоже вышел на улицу к матери. По словам мамы, они общались по принципу «добрый и плохой полицейский», один угрожал и кричал, другой вел светскую беседу: «Где вы работаете? А где ты учишься? Продаете ли кукол ручной работы?»
Затем они начали проверять телефоны. Все это время наша собака Боня (обычная небольшая дворняга) лаяла. Тут солдат повернулся к моему брату: «Видишь этого дядю с автоматом? Он очень любит делать собачкам больно. Успокой собаку». Брат ушел и закрыл собаку на заднем дворе.
Дозвонившись отцу, они спросили, сколько ему идти с рынка домой. Они засекли 10 минут и стали ждать. Оказалось, что на улице стояли еще шестеро солдат. То есть восемь солдат пришли забирать одного мирного человека! Пока они ожидали и общались с моей семьей, они не пускали прохожих в наш переулок, всех заставляли обходить. Когда отец пришел, они завели его в дом. Дальше был обыск: ящики, рюкзаки, полки, ноутбуки и прочее. Лет семь назад, еще учась в школе, я была членом Евроклуба. Поэтому в моей комнате был маленький флаг Евросоюза, который солдаты разорвали на маленькие куски и разбросали по комнате. Какая-то клоунада, и я посмеялась бы, если бы не то, что произошло дальше.
Выйдя из дома, они забрали с собой моего отца: «Мы поговорим и вернем его». Это было 7 мая в 13:30. С тех пор мы о нем ничего не знаем. Мы не понимаем, куда его увезли и зачем. Мой отец – обычный человек, никак не связанный с политикой, он всю жизнь честно работал и заботился о нас.
Позже я увидела десятки историй, похожих на нашу. Именно 7 мая была проведена массовая «зачистка» мужчин в городе. Кто это сделал? Кому это нужно? Какова их цель? И главный вопрос, от которого каждый день мы захлебываемся слезами: жив ли мой отец?
Взрывы в Херсоне начались с первых дней войны. Моя бабушка живет рядом с Чернобаевкой, у нее трясутся стены. Российские военные с начала марта стали ездить по Херсону как у себя дома на машинах с символикой Z — и военные, и гражданские машины, все разрисованные.
Местные жители постоянно выходили на митинги, пока их не начали разгонять. До какого-то момента стреляли в воздух, но люди все равно выходили, потом начали распылять слезоточивый газ и закидывать светошумовыми гранатами. Они пытались раздавать свою гуманитарную помощь, а люди демонстративно посылали их на площади и ничего не брали. Потом в городе начался дефицит из-за того, что они закрыли въезд и выезд, не пускали никакие машины с украинской гуманитарной помощью или машины с продуктами.
Уже через 10 дней в супермаркетах были пустые полки, люди запаниковали. В супермаркетах сейчас есть макароны, чай и кофе. На рынке есть все, люди возят продукты сами, выезжают на свой страх и риск и привозят что могут. Когда сильный дефицит начался, некоторые были вынуждены брать гуманитарную помощь из России, а другие проезжали мимо, снимали их на камеру и возмущались.
Раньше это был так называемый тихий террор: в городе были российские военные, везде их символика, люди чувствовали себя беспомощными и беззащитными. Если их застрелят на улице или побьют, никому не будет дела. Никакая полиция не может за них заступиться.
Моя мама выходит только за водой, ее привозят в специальные ларьки. Когда воду завезли, мама отстояла четырехчасовую очередь, при этом шли бои, но люди не уходили, потому что невозможно жить без воды. С первых дней войны у нас ввели световую маскировку, когда нельзя было включать свет, поэтому люди не включают свет в домах до сих пор, занавешивают окна кто чем может, включают ночники. По улицам ездят вооруженные солдаты на своих БТР, чувствуют себя как дома, хамят, похищают и избивают людей, а ты не можешь даже свет включить, у тебя нет наличных и возможности купить нормальные продукты.
В какой-то момент выключали связь — и мобильный интернет, и интернет-провайдеров, три дня вообще связи не было. Это было очень страшно. Я с мамой каждый вечер разговариваю по часу, мы обсуждаем новости, общаемся и таким образом друг друга поддерживаем. Бабушка у меня живет в области, и когда в Чернобаевке взрывы, они созваниваются и говорят, что у них все нормально. А тут они были без связи.
Мама боится оставаться одна без связи, поэтому пошла ночевать к подруге. В восемь утра она хотела вернуться домой, когда подходила к дому, увидела, что там стоят две большие машины, много вооруженных русских солдат, несколько человек, как конвой, стояли возле подъезда. У нас в доме два подъезда, она подошла к одному из них, увидела соседку. А та ей сказала: «Вы развернитесь тихонечко и идите вниз». Мама развернулась вниз и на ватных ногах пошла обратно в подруге, потому что боялась, что ее заметят.
Они же проверяют телефоны, по всему городу постоянно меняется расположение блокпостов. Общественный транспорт, как правило, они не останавливают, а частные машины — регулярно. У большинства из тех, кто против вторжения России, в телефонах много компрометирующей информации. Это такой абсурд: человек, живущий в Украине, не может иметь проукраинскую позицию и должен как-то за это расплачиваться.
Через несколько часов мама пыталась вернуться домой еще раз, машин уже не было. На улице сидели соседи, которые рассказали, что кто-то из них составил список людей с проукраинской позицией с фамилиями и номерами квартир. Солдаты зашли к старосте подъезда, забрали ее мужа. Потом мужчин по очереди уводили в подвал и избивали. Староста очень просила ее мужа не бить, потому что он недавно перенес операцию на сердце, плакала, но его все равно побили. Его всего трясло, но лицо у него было целое. Несколько мужчин увезли.
Пока нет новостей, что кто-то вернулся. Это уже часть террора: они воруют людей и увозят. И мэров населенных пунктов, и их замов, увезли даже директора Херсонского драматического театра. Увозят чуть ли не всех, кто в управлении образования работал.
Как-то недавно была хорошая погода, мама пошла прогуляться в парк, шла вдоль улицы и услышала, что какая-то машина едет сзади, оказалось, что это ехало что-то вроде БТР, на котором сидели по пять солдат с каждой стороны. Они проехали настолько близко, что их сапоги были возле ее головы. Она напугалась до смерти и теперь не ходит гулять.
8 мая они начали строить сцену на главной площади, повесили свой флаг, поставили колонку и включили российские песни про день победы. Это было ужасно. Херсонцы собирались провести митинг «Херсон це Украина», но не смогли из-за большого количества вооруженных военных.
Это все выглядело очень странно: люди сидят в своих квартирах и боятся выйти из дома в то время, как на главной площади звучат эти песни. 9 мая было какое-то действо, один их херсонских политиков махал на сцене красным флагом, привезли каких-то людей с георгиевскими лентами из Крыма для массовки, они ходили по улицам и поздравляли друг друга с праздником. В Херсоне всегда отмечали день победы и возлагали цветы, но такого «праздника», как в тот день устроили, никогда не было.
У меня в центре Херсона живут бабушка и с ней два сына (мои дяди), у них инвалидность. Бабушка плохо ходит, а старший сын лежит. Единственная связь с миром у них была через дядю Валеру, он ходил за продуктами, снимал деньги в банкомате. У дяди проблемы со здоровьем: он медленно ходит, у него трясутся руки, для поддержания здоровья он пьет специальные лекарства.
Когда началась война, я постоянно поддерживала связь с дядей Валерой, мы переписывались в Telegram. С бабушкой я созванивалась раз в неделю через него, узнавала, какая помощь нужна. На протяжении марта и апреля мне удавалось найти лекарства через волонтеров, друзья из Киева присылали им деньги, поддерживали материально. Пенсию за апрель она не получила. По словам бабушки, магазины перестали работать, они покупали продукты на рынке, там все подорожало в три раза. Чтобы снять деньги в банкомате (везде принимают только наличные), дядя Валера ходил в банк к пяти утра, чтобы занять очередь.
1 мая отключили связь и интернет, 4 мая дядя Валера вышел на связь в 1:55, утром я спросила, как у них дела, он ответил в последний раз в 9:52: «Привет, у нас все нормально». Как говорит бабушка, примерно в 10 утра он пошел на рынок, в 14:00 она начала волноваться, но дозвониться до него уже не могла. С этого дня от него нет новостей.
У меня нет никаких прямых доказательств, что его забрали русские, только косвенные. Его аккаунт в Telegram удалили — как раз когда он пропал. Еще я нашла дядины соцсети, у него аватарка с украинским флагом и надписью «Путин хуйло». Я на связи с подругой бабушки и расспрашивала ее, что могло стать поводом для похищения. Она сказала, что сейчас в городе останавливают всех подряд (могут даже в маршрутку зайти), в первую очередь мужчин, и проверяют телефоны. Она сказала буквально: «В Херсоне запрещен Telegram, если мы выходим на улицу, мы все сначала удаляем».
Я направила все данные в фонды, волонтерам, в Telegram-каналы, где ищут пропавших в Украине, бабушка ходила даже к русским, в так называемую «администрацию». Он не поступил ни в морг, ни в больницу, ни в полицию.
Про русскую администрацию я хочу рассказать подробнее. Там никто ничего не знает, попросили приходить на следующий день с дядиным паспортом. На вопрос, когда они открываются, там ответили: «Так же, как и вчера», а на вопрос, во сколько это: «Это во столько же, как позавчера». Представляете, какое хамство и бесчеловечность. Как можно было так ответить человеку, ищущему своего родного?
У моей бабушки и до войны жизнь не сахар была, она тяжело жила, а людей, живущих на грани бедности, обычно проще настроить против Украины, но нет. Когда бабуля мне звонит, она называет русских немцами, и никакое телевидение, к которому их подключили, на нее не повлияло.