В одной близкой-близкой галактике давным-давно, 8 сентября 1966 года, на экраны впервые в лучах софитов вышел Стартрек. И жил он долго и процветал; и смотрят его и 45 лет спустя. Потому что, как гласит футурамская истина устами младенца Фрая: «Star Trek нужен миру, чтобы обрести надежду на лучшее будущее. Мне нравилось, что там все люди равны, будь они чёрные, белые или клингоны. Или даже женщины! Но кроме того, благодаря фильму мне казалось, что у меня есть друзья. Даже когда их на самом деле не было».
Так что сегодня, обрядившись в шапочки из фольги и зелёные декольте, мы кушаем метафизический космический виски за здоровье всех красных рубашек Энтерпрайза и вспоминаем нерассказанные истории.
Вот, например.
Однажды возвращаемся мы из-за города с чьего-то дня рождения. Томный летний вечер, солнце мягко падает за горизонт, и длинная тень лениво волочится за машиной. В машине методично ругают белорусское телевидение. Особенно достаётся знаменитым на тот момент «Теоретикам» (кто не помнит, как СТВ ничтоже сумняшеся перекроило на свой лад «Теорию Большого Взрыва», милости просим сюда). В какой-то момент задаёмся вопросом, зачем телевидению искусственно себя ограничивать, лапая своими ручонками только один сериал. Ведь есть же множество замечательных киношек, и не обязательно сразу бросаться на Хауса и делать из него фельдшера агрогородка:
— Ну возьмём, например Californication… — начинает кто-то вальяжно.
— Брэстчына! «Блудливая Брэстчына»! — радостно подхватывают остальные.
— А Хэнк Муди — Дерьков. Муахаха.
— Тогда кто восхитительная женщина, мечта поэта?
— Ну например, Гайдук. — для несведущих: поющая женщина с обсыпанным блёстками декольте. Не надо гуглить белорусскую эстраду. Правда.
— Хм. Там из персонажей ещё активный ребё…
— Демидович! Смэлли кэээт (привет, Фиби!)... В смысле, волшебный кролик!
— Ещё сериалы? Тюдоры?
— Ну здесь всё просто — «Радзивиллы».
— Ещё, ещё сериалов! — требует чьё-то неуёмное воображение.
— Стартрек.
Люди в машине умолкают, осознают масштабность замысла. В воздухе запахло электричеством, миллионами бумажных американских президентов и горькими слезами всех сценаристов Голливуда.
— …и переобозвать его в «Проспект Победителей», — раздаётся в зловещей тишине голос Кости.
Все переглядываются: вот оно, вот непаханое поле изощрённости! И наперебой, захлёбываясь перспективами:
— Во-первых, капитан. Джеймс мать его Кирк.
— Если Кирк — то Мотыга! Отличная белорусская фамилия — Мотыга!
— А может… Тяпк?! Капитан Тяпк! Или всё-таки Мотыга?
— Как его, погодите, Джеймс же, Джеймс?
— Дмитрий… Дима… Митя Мотыга! Вот оно! — вопит Заяц, подпрыгивая от возбуждения на заднем сиденье. — А Спок — Лагода! Товарищ Лагода! — белорусское ударение на «о» и фрикативное «г» подразумеваются. — Митя Мотыга и старший помощник Лагода!
— А вот с приветствием его этим трёхпалым что? Живи и процветай?
— Аааа, а он из Чернобыля. И руки у него от-так срослись, — показывает кто-то, не скрывая искорки безумия в глазах.
— Чуваки, чуваки, погодите, это всё мелочи! Зачем они вообще ездят? Цель сериала какая? То есть, в оригинале они просто шатались по Вселенной и исследовали, не могут же они шататься по сельской местности и исследовать забытые деревни? Кому это надо? — это в ком-то проснулся голос разума. Ненадолго, правда.
— А в сериале кому это надо было? Там они бегали от одной планеты к другой, яростно топтали то место, куда не ступала нога человека и с чувством выполненного долга, развалив цивилизацию, сваливали! Это вот, кстати, всегда было прекрасно: со словами «Помните Первую Директиву: главное — не вмешиваться!» опускаться всем табором прямо на головы варварам! — голос разума переселился в Надю.
— Директива... Директива, хм.
— Директива №2: не пить на рабочем месте, — пытается кто-то раскрасить сюжет белорусскими реалиями. Глаза округляются, концепция нащупывается.
— Точно! — кричит кто-то так, что Саша Курзинер, сидящий за рулём, подпрыгивает вместе с машиной. — Они мотаются по стране, от планеты… в смысле, от колхоза к колхозу с заданием конфисковывать самогон! Потому что вторая директива — не пить на рабочих местах!
— Да-да, но понимают, что если конфисковать, то колхозы загнутся! И потому они эту директиву нарушают всё время!
— Вы представьте, — мурлычет адепт стартрека в сладких судорогах творчества, — Приехали они все такие красивые, отправили в деревню десант. Потом находят под берёзкой бездыханное тело кого-нибудь из рядовых чинов. Доктор осматривает его и, сидя на корточках, смотрит на капитана и… Внимание! И говорит: «Он вдрызг, Дим!».
Прочие адепты удовлетворённо выдыхают.
— Погоди-погоди, а на чём они от колхоза к колхозу? На дрезине?
— Зачем на дрезине? На самосвале БелАЗ! — с гордостью в голосе за автопром.
— Четыреста человек в космосе...
— В кузове!
— В кузове...
— И кабина как рубка.
— Первый шофёр, второй шофёр!
— Его же назвать как-то надо. Что, просто «Инициатива»?
— Инициатива наказуема. Что у нас там сейчас из терминов-то в ходу... О, диверсифырфыр… Диверсифыкыца…Тьфу, блин. Диверсификация! — Заяц включает внутреннюю джигурду, — БелАЗ «Диверсификация» боррроздит пррросторы отчизны, спасая всех и вся! Колесит, понимаете ли, по Полесью.
— А закончится сериал «Дожинками», — ехидно замечает кто-то.
— А с радисткой-негритянкой что?
— А это будет единственная женщина на борту, у которой есть мобильник.
— Но она уже не может быть негритянкой! Смотрите, Мотыга, Лагода — это всё белорусы, правильно, у нас же национальный сериал?
Единодушно, в патриотическом порыве: — Да!
— А там были американец и полуамериканец, и негритянка для них — ну что-то вроде дружбы народов заморской. Нам нужна заморская, дружественная белорусам женщина. С кем мы там особенно дружим?
— Аааа! Венесуэлка! Друг Уго!
— Что, венесуэлка Чавес? Какие у них имена вообще есть?
— Венесуэлка Кончита!
— Нам тогда Мотыгу придётся в Резанова переименовать. Да и не должно быть у неё имени по правилам.
— Подождите, у нас другая сага. Итак, что у нас есть? Кончита, Чавес…
— КОНЧАВЕС! — басит Курзинер. В машине объявляется двухминутный перерыв на истерику.
— А Скотти? Скотти когда кем должен быть? Он тоже вроде как братский, но менее экзотический.
— Вместо шотландца? — залихватски подхватывает кто-то, — Пьющий литовец, кто же ещё. Литовец Жамойт!
— И он будет не телепортировать команду в колхоз, а высовывать из кузова стремянку!
— Beam us up, Scotty — Жамоооойт! Майна, ннна! Ну или если экстренная эвакуация необходима, то кузов откидывается резко...
— И четыреста человек в красных рубашках густо усыпают рытвины асфальта.
— Не, какие красные рубашки, тут не может быть никаких красных рубашек, — тут все понимают, что нужно разобраться ещё с одним принципиальным моментом сериала. — Тельняшки? Белые майки-алкоголички, ааа!
— А у Кирка…
— Мотыги!
— У Мотыги вместо зелёного парадного мундира с декольте — светоотражающий жилет!
— И фликеры! Фликеры, как знаки отличия!
— Кого мы там ещё не окучили? — спрашивает кто-то, отдышавшись после очередного истерического перерыва.
— МакКой остался. Добрый доктор Боунз.
— А «боунз» — это типа «кости»?
— Ага.
— Тогда… Огузок. Ветеринар Огузок. Лёня Огузок!
— Скажите, у Кирка же второе имя Тиберий, да?
— Угу. Нам для него нужно хитровыебанное отчество. Такое, чтобы с налётом образованности, но с ядрёной сердцевиной безумия. Производная от императорского имени какого-нибудь...
— Нерон, Калигула...
— Инцитат, — словно невзначай вносит кто-то псевдоимперское разнообразие.
— Дмитрий. Инцитатович. Мотыга.
— Там ещё же женщина была такая, невнятная, с плетёнкой на голове. Та, которая всё «капитан-посмотрите-на-мои-ноги, капитан-вы-не-смотрели-на-мои-ноги-теперь-на-них-плесень». Она ещё не делала ничего, только листы А4 на подпись разносила.
— О! Это у нас проводница будет.
— Проводница. В БелАЗе, — это уже не вопрос, это кто-то уже просто полувопросительно стонет.
— Почему нет? Чай в подстаканниках разносить.
И далее, и тому подобное.
В общем, как-то так оно и было. Правда, до сих пор никто так и не снял «Проспект победителей», а жаль.
Занимательный был бы сериал. Мы бы ему с удовольствием щедро пожелали: «Живи долго и процветай». А лучше: «Бывайце здаровы, жiвiце багата».
Так что сегодня, обрядившись в шапочки из фольги и зелёные декольте, мы кушаем метафизический космический виски за здоровье всех красных рубашек Энтерпрайза и вспоминаем нерассказанные истории.
Вот, например.
Однажды возвращаемся мы из-за города с чьего-то дня рождения. Томный летний вечер, солнце мягко падает за горизонт, и длинная тень лениво волочится за машиной. В машине методично ругают белорусское телевидение. Особенно достаётся знаменитым на тот момент «Теоретикам» (кто не помнит, как СТВ ничтоже сумняшеся перекроило на свой лад «Теорию Большого Взрыва», милости просим сюда). В какой-то момент задаёмся вопросом, зачем телевидению искусственно себя ограничивать, лапая своими ручонками только один сериал. Ведь есть же множество замечательных киношек, и не обязательно сразу бросаться на Хауса и делать из него фельдшера агрогородка:
— Ну возьмём, например Californication… — начинает кто-то вальяжно.
— Брэстчына! «Блудливая Брэстчына»! — радостно подхватывают остальные.
— А Хэнк Муди — Дерьков. Муахаха.
— Тогда кто восхитительная женщина, мечта поэта?
— Ну например, Гайдук. — для несведущих: поющая женщина с обсыпанным блёстками декольте. Не надо гуглить белорусскую эстраду. Правда.
— Хм. Там из персонажей ещё активный ребё…
— Демидович! Смэлли кэээт (привет, Фиби!)... В смысле, волшебный кролик!
— Ещё сериалы? Тюдоры?
— Ну здесь всё просто — «Радзивиллы».
— Ещё, ещё сериалов! — требует чьё-то неуёмное воображение.
— Стартрек.
Люди в машине умолкают, осознают масштабность замысла. В воздухе запахло электричеством, миллионами бумажных американских президентов и горькими слезами всех сценаристов Голливуда.
— …и переобозвать его в «Проспект Победителей», — раздаётся в зловещей тишине голос Кости.
Все переглядываются: вот оно, вот непаханое поле изощрённости! И наперебой, захлёбываясь перспективами:
— Во-первых, капитан. Джеймс мать его Кирк.
— Если Кирк — то Мотыга! Отличная белорусская фамилия — Мотыга!
— А может… Тяпк?! Капитан Тяпк! Или всё-таки Мотыга?
— Как его, погодите, Джеймс же, Джеймс?
— Дмитрий… Дима… Митя Мотыга! Вот оно! — вопит Заяц, подпрыгивая от возбуждения на заднем сиденье. — А Спок — Лагода! Товарищ Лагода! — белорусское ударение на «о» и фрикативное «г» подразумеваются. — Митя Мотыга и старший помощник Лагода!
— А вот с приветствием его этим трёхпалым что? Живи и процветай?
— Аааа, а он из Чернобыля. И руки у него от-так срослись, — показывает кто-то, не скрывая искорки безумия в глазах.
— Чуваки, чуваки, погодите, это всё мелочи! Зачем они вообще ездят? Цель сериала какая? То есть, в оригинале они просто шатались по Вселенной и исследовали, не могут же они шататься по сельской местности и исследовать забытые деревни? Кому это надо? — это в ком-то проснулся голос разума. Ненадолго, правда.
— А в сериале кому это надо было? Там они бегали от одной планеты к другой, яростно топтали то место, куда не ступала нога человека и с чувством выполненного долга, развалив цивилизацию, сваливали! Это вот, кстати, всегда было прекрасно: со словами «Помните Первую Директиву: главное — не вмешиваться!» опускаться всем табором прямо на головы варварам! — голос разума переселился в Надю.
— Директива... Директива, хм.
— Директива №2: не пить на рабочем месте, — пытается кто-то раскрасить сюжет белорусскими реалиями. Глаза округляются, концепция нащупывается.
— Точно! — кричит кто-то так, что Саша Курзинер, сидящий за рулём, подпрыгивает вместе с машиной. — Они мотаются по стране, от планеты… в смысле, от колхоза к колхозу с заданием конфисковывать самогон! Потому что вторая директива — не пить на рабочих местах!
— Да-да, но понимают, что если конфисковать, то колхозы загнутся! И потому они эту директиву нарушают всё время!
— Вы представьте, — мурлычет адепт стартрека в сладких судорогах творчества, — Приехали они все такие красивые, отправили в деревню десант. Потом находят под берёзкой бездыханное тело кого-нибудь из рядовых чинов. Доктор осматривает его и, сидя на корточках, смотрит на капитана и… Внимание! И говорит: «Он вдрызг, Дим!».
Прочие адепты удовлетворённо выдыхают.
— Погоди-погоди, а на чём они от колхоза к колхозу? На дрезине?
— Зачем на дрезине? На самосвале БелАЗ! — с гордостью в голосе за автопром.
— Четыреста человек в космосе...
— В кузове!
— В кузове...
— И кабина как рубка.
— Первый шофёр, второй шофёр!
— Его же назвать как-то надо. Что, просто «Инициатива»?
— Инициатива наказуема. Что у нас там сейчас из терминов-то в ходу... О, диверсифырфыр… Диверсифыкыца…Тьфу, блин. Диверсификация! — Заяц включает внутреннюю джигурду, — БелАЗ «Диверсификация» боррроздит пррросторы отчизны, спасая всех и вся! Колесит, понимаете ли, по Полесью.
— А закончится сериал «Дожинками», — ехидно замечает кто-то.
— А с радисткой-негритянкой что?
— А это будет единственная женщина на борту, у которой есть мобильник.
— Но она уже не может быть негритянкой! Смотрите, Мотыга, Лагода — это всё белорусы, правильно, у нас же национальный сериал?
Единодушно, в патриотическом порыве: — Да!
— А там были американец и полуамериканец, и негритянка для них — ну что-то вроде дружбы народов заморской. Нам нужна заморская, дружественная белорусам женщина. С кем мы там особенно дружим?
— Аааа! Венесуэлка! Друг Уго!
— Что, венесуэлка Чавес? Какие у них имена вообще есть?
— Венесуэлка Кончита!
— Нам тогда Мотыгу придётся в Резанова переименовать. Да и не должно быть у неё имени по правилам.
— Подождите, у нас другая сага. Итак, что у нас есть? Кончита, Чавес…
— КОНЧАВЕС! — басит Курзинер. В машине объявляется двухминутный перерыв на истерику.
— А Скотти? Скотти когда кем должен быть? Он тоже вроде как братский, но менее экзотический.
— Вместо шотландца? — залихватски подхватывает кто-то, — Пьющий литовец, кто же ещё. Литовец Жамойт!
— И он будет не телепортировать команду в колхоз, а высовывать из кузова стремянку!
— Beam us up, Scotty — Жамоооойт! Майна, ннна! Ну или если экстренная эвакуация необходима, то кузов откидывается резко...
— И четыреста человек в красных рубашках густо усыпают рытвины асфальта.
— Не, какие красные рубашки, тут не может быть никаких красных рубашек, — тут все понимают, что нужно разобраться ещё с одним принципиальным моментом сериала. — Тельняшки? Белые майки-алкоголички, ааа!
— А у Кирка…
— Мотыги!
— У Мотыги вместо зелёного парадного мундира с декольте — светоотражающий жилет!
— И фликеры! Фликеры, как знаки отличия!
— Кого мы там ещё не окучили? — спрашивает кто-то, отдышавшись после очередного истерического перерыва.
— МакКой остался. Добрый доктор Боунз.
— А «боунз» — это типа «кости»?
— Ага.
— Тогда… Огузок. Ветеринар Огузок. Лёня Огузок!
— Скажите, у Кирка же второе имя Тиберий, да?
— Угу. Нам для него нужно хитровыебанное отчество. Такое, чтобы с налётом образованности, но с ядрёной сердцевиной безумия. Производная от императорского имени какого-нибудь...
— Нерон, Калигула...
— Инцитат, — словно невзначай вносит кто-то псевдоимперское разнообразие.
— Дмитрий. Инцитатович. Мотыга.
— Там ещё же женщина была такая, невнятная, с плетёнкой на голове. Та, которая всё «капитан-посмотрите-на-мои-ноги, капитан-вы-не-смотрели-на-мои-ноги-теперь-на-них-плесень». Она ещё не делала ничего, только листы А4 на подпись разносила.
— О! Это у нас проводница будет.
— Проводница. В БелАЗе, — это уже не вопрос, это кто-то уже просто полувопросительно стонет.
— Почему нет? Чай в подстаканниках разносить.
И далее, и тому подобное.
В общем, как-то так оно и было. Правда, до сих пор никто так и не снял «Проспект победителей», а жаль.
Занимательный был бы сериал. Мы бы ему с удовольствием щедро пожелали: «Живи долго и процветай». А лучше: «Бывайце здаровы, жiвiце багата».