Предыдущая часть
«Они такие были беспомощные… как они умирали…»
Из почти нашего времени вернёмся обратно в 26 апреля 1986 года. Всех, кто в ту ночь работал на ЧАЭС и по причине переоблучения работать дальше не мог, отправляли в припятскую медсанчасть №126, так как это было единственное медучреждение со стационаром в городе. В их числе были и пожарные, и сотрудники станции, и врачи. Вполне естественно, что у медсанчасти очень быстро начали собираться толпы народа, состоявшие в первую очередь из жён и членов семей госпитализированных. Их внутрь пускать не планировали, но женщины своего добивались. А вскоре, когда стало известно, что новых пациентов увезут в Москву, жёны, матери и вовсе стали снабжать мужей и сыновей самым необходимым для поездки. Толпа полнилась слухами, которые вынуждали действовать. По воспоминаниям жены Василия Игнатенко, она с другими жёнами понеслась покупать молоко, так как врачи сказали, что оно было нужно пациентам из-за некоего «отравления газами». А когда мужья передали, что их ночью эвакуируют, жёны приняли решение последовать за ними.
Утром 26 апреля скончался Владимир Шашенок. Тем не менее, обстановка в медсанчасти стояла относительно бодрая. Лучевая болезнь ещё не так сильно ударила по пострадавшим, кроме того, силы поддерживали капельницы. Многие, в частности Дятлов, вспоминают, что после капельниц такой, казалось бы, желанный сон отступал, и они выходили в коридор, дабы обсудить произошедшее, попытаться понять причины. Обсуждали вплоть до развода по отдельным палатам уже в Москве.
Первых 28 человек эвакуировали вечером 26-го апреля. Среди них было шестеро пожарных и 22 сотрудника станции. Таковы были требования прибывших днём московских врачей. Из Припяти их сразу привезли в киевский аэропорт Борисполь, откуда спецбортом переправили в Москву, в клинический отдел Института биофизики (Москва) на базе клинической больницы № 6 Минздрава СССР, что возле станции метро Щукинская. Там стремительно освободили от пациентов три этажа в инфекционном отделении. Из этих трёх этажей верхний и нижний были своеобразными буферами, пациентов клали лишь на этаж посередине. Вскоре, спустя почти сутки, к первой партии присоединились остальные, менее тяжёлые.
Если я правильно понимаю, то вот в этом здании они лежалиВ Москве всё началось с анализов. Брали анализы крови – из пальца и, что было гораздо важнее, из вены. Врачам необходима была каждодневная информация о состоянии крови своих пациентов, ведь именно на крови в первую очередь отражались последствия переоблучения. Делали заборы тромбомассы из крови для дальнейших переливаний. В дальнейшем количество клеток крови снижалось у пациентов до критически малых значений, они становились беззащитны перед любой инфекцией, что при сильнейших ожогах различной природы (от пара, радиационных), а также постепенно проступающих на коже язв, приводило к риску смерти от заражения крови или инфекции. В палатах постоянно работали кварцевые лампы, стояла стерильная чистота. Во многом не без помощи сначала военных, а потом медсестёр и нянечек, многие из которых прибыли с других АЭС и были очень молоды.
Помогали пострадавшим и их жёны. Так, к пожарному Василию Игнатенко в Москву приехала беременная жена Людмила. В момент аварии она была на шестом месяце, но мужа бросить не смогла и постоянно за ним ухаживала, обманывая врачей и говоря, что она уже рожала несколько раз. Также поступили и многие другие. Например, жена заместителя главного инженера по эксплуатации первого и второго блоков Анатолия Ситникова Эльвира. Она вообще очень много помогала не только своему мужу, но и многим госпитализированным, постоянно мотаясь по палатам и поддерживая дух, собирая информацию, сортируя хорошую и плохую и аккуратно передавая всем только хорошие новости, поддерживая в пострадавших силы для борьбы за жизнь.
На следующий день нашла ту клинику, где муж лежал. Конечно, меня и близко не пустили. Я пошла в Минэнерго, в наш главк, и попросила как-нибудь меня пустить в больницу. Мне выписали пропуск.
Я стала работать в больнице. Носила ребятам газеты, выполняла их заказы - что-то им покупала, писала письма. Началась моя жизнь там. Мужу было очень приятно, он сам говорил: "Ты обойди всех ребят, надо их подбодрить". А ребята смеялись и говорили: "Вы у нас как мать… вы нам Припять напоминаете…" Как они ждали, что в Припять вернутся, как ждали…
Я переодевалась в стерильную больничную одежду и ходила по всей клинике, поэтому меня принимали за медперсонал. Заходишь в палату, а там говорят: "Подними его, помоги, дай ему попить". Я с удовольствием это делала. Меня спрашивали - боялась ли я? Нет, ничего не боялась - я знала только, что надо помочь, и все. Они такие были беспомощные… как они умирали…
Эльвира Ситникова. Цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль».
Жертвуя своим здоровьем, женщины помогали врачам вытаскивать пациентов с того света. А врачи здесь собрались самые лучшие. Причём прибывали они со всего мира и привозили с собой передовое оборудование. Выжившие добрыми словами поминают ведущих американских иммунологов, специалистов по пересадке костного мозга Роберта Гейла и Пола Тарасаки, прибывших из США при помощи хорошо известного в СССР американского предпринимателя Арманда Хаммера. В те жуткие майские дни было совершено множество операций по транспланцации костного мозга. Для этого лучше всего подходили лишь донорские органы близких родственников – братьев и сестёр. Времени на поиски других доноров попросту не было. Увы, многих жертвы их родственников не спасли.
Роберт Гейл, Пол Тарасаки, Арманд ХаммерПо воспоминаниям Аркадия Ускова до 10 мая пострадавшие ещё общались между собой. К тому моменту состояние многих уже очень сильно ухудшилось, самые тяжело пострадавшие начали умирать. Уже вылезли радиационные ожоги, началось сокращение кровяных телец, выпадали волосы. Постепенно пациентов расселяли по разным палатам, а к 10 мая им запретили из своих палат выходить. Постепенно больных начали огораживать и переселять в специальные барокамеры, в которых максимально изолировали облучённых от врачей и медсестёр, чтобы не подвергать их риску. Пациенты огораживались специальной плёнкой, в которой были существовали специальные приспособления, дабы можно было ставить уколы и катетеры без прямого контакта. Но, например, Людмилу Игнатенко это не остановило:
Он лежал уже не в обычной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной пленкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под пленку, делать уколы, ставить катетер... Все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться... Тихонько плёнку отодвину и проберусь к нему... В конце концов возле его кровати мне поставили маленький стульчик. Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: " Люся, где ты? Люсенька!" Звал и звал... Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное белье... Полностью обслуживали. Откуда там появились солдаты? Не спрашивала...
Людмила Игнатенко, цитируется по книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего»
К 14 мая уже умерли семеро работников ЧАЭС, среди которых были и те, кто в ту роковую ночь сидели на БЩУ-4 – Александр Акимов и Леонид Топтунов. Усилиями московских, а позже и американских врачей было совершено уже 18 операций по пересадке костного мозга. А у тех, кто был ещё жив, болезнь продолжала развиваться дальше:
18-19-20 мая. Сегодня наши девчата принесли сирень. Поставили каждому в палату. Букет замечательный. Попробовал понюхать - пахнет хозяйственным мылом?! Может, обработали чем-то? Говорят, что нет. Сирень настоящая. Это у меня нос не работает. Слизистая обожжена. Почти весь день лежу. Самочувствие - не очень. Саша Нехаев очень тяжелый. Очень сильные ожоги. Очень волнуемся за него. Чугунов тоже хотел дописать письмо, но ожог на правой руке не дает. Я почти ничего не ем. Кое-как из первого съедаю бульон <…> На обходе Александра Федоровна предупредила, что будет делать пробу на свертываемость крови. Это что-то новое.
Пришла милая женщина - Ирина Викторовна - та самая, что занималась отбором из нашей крови тромбомассы. Уколола в мочку уха и собирала кровь на специальную салфетку. Собирала долго и упорно, но кровь останавливаться не хотела. Через полчаса закончили мы эту процедуру. Все ясно. У нормального человека кровь сворачивается через пять минут. Резкое падение тромбоцитов в крови!
Через час в меня уже вливали мою же тромбомассу, заранее приготовленную на этот случай. Началась черная полоса".
Аркадий Усков, цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль».
Одежды никакой. Голый. Одна легкая простыночка поверх. Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки кожи, прилипают. Прошу: " Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не оставила ни одного шва, ни одной складочки". Любой шовчик – это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. <…> В больнице последние два дня... Подниму его руку, а кость шатается, болтается кость, телесная ткань от нее отошла. Кусочки легкого, кусочки печени шли через рот... Захлебывался своими внутренностями... Обкручу руку бинтом и засуну ему в рот, все это из него выгребаю..
Людмила Игнатенко, цитируется по книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего»
Пациенты умирали до 31 июля. Их похоронили на Митинском кладбище в Москве. Было создано групповое захоронение, возле которого был организован монумент. Тела укутывали в полиэтилен, клали в деревянные гробы, которые затем укутывали в полиэтилен, после чего запаивали в цинковые гробы. Потом могилы залили бетоном. Всего там сейчас тридцать могил. Из них три – символические. Это могила Владимира Шашенка, похороненного в Чистогаловке, Александра Лелеченко (тогда заместитель руководителя электрического цеха, он сбежал из припятской медсанчасти, чтобы помогать в ликвидации. В результате получил огромную дозу и умер в Киевской больнице седьмого мая), похороненного в Киеве, Валерия Ходемчука.
Мемориал на Митинском кладбище в МосквеСпустя два месяца после смерти мужа Людмила Игнатенко родит дочь, которую решили назвать Наташей. Девочка умрёт от цирроза печени, не прожив и нескольких часов. Это была цена героизма её матери. Ребёнок принял удар радиации на себя.
Эльвира Ситникова и после смерти мужа продолжила свою вахту, заботясь о тех, кто ещё был жив. Она очень много времени провела с Дятловым и с другими работниками станции, которые ещё боролись за жизнь.
Изгнанные
Поначалу эвакуированных отселяли в близлежащие сёла и деревни, которые не попали под удар аварии. В случае Припяти представители руководства города, организовавшие эвакуацию и оставшиеся с эвакуированными, старались выполнить все свои организационные задачи, которые ставила ситуация.
А задач таких было великое множество. Нужно было как-то организовать снабжение людей, оставивших большую часть денег, документов, лишённых, зачастую, даже заражённой одежды всем самым необходимым. Нужно было как-то начинать выплачивать деньги. Нужно было вывезти детей в лагеря на отдых, подальше от страшного организационного бардака и радиации. Нужно было продумывать организацию посещения Припяти покинувшими её жильцами. Словом, дел было невпроворот. Члены припятского исполкома так и называют этот жуткий период – «война». Они, не понимая, за что хвататься, делали всё подряд, страдая от жуткого стресса, перенапряжения, непрекращающихся упрёков простых граждан, имеющих и не имеющих отношения к Припяти, бюрократии.
Естественно, что разные люди проявляли себя по-разному, разные и воспоминания сложились в головах эвакуированных о действиях власти. И наоборот. Беда мгновенно показала каждого человека в новом свете.
Так, Анелия Перковская вспоминает о своей поездке в Алушту после больницы (цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль»):
А когда отдыхала после больницы в Алуште, меня подруга предупредила: "Не говори, откуда ты. Говори, что из Ставрополя. Так лучше будет". Я ей не поверила. Кроме того, это ниже моего достоинства - скрывать кто я, откуда. Подсели за мой стол две девушки - из Тулы и Харькова. Спросили: "Откуда?" - "Из Припяти". Те сразу же сбежали. Потом ко мне подсадили "друзей по несчастью" - женщин из Чернигова" .
С детьми было огромное множество различной волокиты. Хватало потерявшихся детей, которые попали в разные посёлки со своими родителями. В таких случаях вообще случалась целая эпопея, ведь детей нужно было найти среди множества населённых пунктов и воссоединить с родителями.
Когда произведена была эвакуация, мы ни журналов школьных, ничего не вывезли. Ведь мы на короткое время выезжали, надеялись сразу же вернуться в город. Ну а потом, когда кончался учебный год, надо было десятиклассникам выписывать аттестаты зрелости. Журналов все еще не было, и мы предложили им самим поставить свои оценки. Сказали: "Вы же помните собственные отметки". Когда посмотрели - ни один не завысил оценки, а некоторые даже занизили
Валерий Голубенко, тогда военрук средней школы №4 г. Припяти, цитируется по документальной повести Юрия Щербака «Чернобыль»
Директор всё той же четвёртой школы Мария Голубенко в повести Щербака благодарит население разных частей страны за то, что люди высылали книги, вещи, игрушки, даже сухофрукты и инжир. Но в то же самое время директор пятой школы София Горская рассказывала о том, что некоторые учителя её школы своих детей бросили.
Эвакуация учащихся ССПТУ №50, 54 км до реактора. 6 мая 1986 г. Будущий Полесский радиационный заповедник.Но самое грустное произошло, когда началась работа с материальными ценностями, что было, в принципе, ожидаемо. Здесь очень «помогала» бюрократия. Так при вывозе детей в лагеря существовало строгое требование вывозить только детей, учившихся не в первом и не в десятом классах. Родители были возмущены, и сотрудники исполкома периодически шли на уступки и нарушения инструкций, прописывая неправильные данные. Родители просили отправлять своих детей в крымский «Артек», ведь путёвки выдавались именно туда, хотя существовал ещё один вариант – «Молодая гвардия» в Одесской области.
Денежные компенсации выдавались в несколько этапов. Сразу после аварии эвакуированные через профсоюзы получали по 15 рублей. Кроме того, им бесплатно выдавали одежду. Правда, здесь свою выгоду органы торговли получили, спихнув людям неликвид. Но потерявшим всё было плевать.
Дальше исполком организовал выплату 200 рублей на члена семьи. Работники исполкома вместе с приданными им 16 (по другим данным 12) кассирами и бухгалтерами работали круглосуточно. Для организации из города вывезли картотеку ЖЕКов, дабы выдавать деньги по предъявлению прописки. Тем не менее, не у всех были документы, а потому, по словам Эсаулова, была организована специальная методика:
Многие не имели документов. Человек приходил и говорил: "Я - Сидоров Иван Иванович". Вот он стоит перед тобой, ты меряешь - у него все "звенит", ему надо во что-то одеться, что-то купить поесть. Я выдавал ему написанную с его слов такую справку вместо паспорта. Это единственный в своем роде документ в стране.
В начале августа начался один из самых тяжёлых этапов для работников припятского исполкома. Он наложился на работу в Полесском и Иванкове, ещё до переезда в Чернобыль в сентябре. Тогда Совмин СССР принял решение о материальной компенсации пострадавшим во время аварии. Одиночкам полагалось четыре тысячи рублей, бездетной семье – семь, семья из четырёх человек получала десять тысяч, то есть на ребёнка приходилось по полторы тысячи рублей. И вот здесь начался бюрократический ад.
Нарушения паспортного режима, неразборчивые записи в книгах, ошибки в заявлениях, разбросанность эвакуированных по всему огромному Союзу, множество папок с документами, люди без прописки, командированные – всё это жутко осложняло работу. При этом можно было оспорить сумму компенсации, если пострадавший мог доказать, что он нажил имущества на суммарную стоимость большую, чем полагалось по компенсации. Пострадавший должен был составить заявление, опись вещей, указать год приобретения, ведь износ тоже учитывался. После этого конфликтная комиссия, состоявшая из опытных товароведов и специалистов по ценообразованию, выезжала в город, где оценивала вещи. За день получалось осмотреть не более восьми-десяти квартир. Если всё проходило нормально, то данные счёта потерпевшего и сумма направлялись исполкомом в сберкассу, которая в течение полутора-двух месяцев переводила деньги на нужный счёт. Но так было далеко не всегда. Двадцать тысяч заявлений, и за каждым какая-то драма. Из-за суммы компенсаций – кто должен получить четыре тысячи, а кто три - рушились семьи, недобросовестные люди пытались поживиться и получить компенсацию дважды.
Параллельно организовывали посещения Припяти, дабы жители могли забрать какие-то вещи. Эвакуированным предстояло на нескольких автобусах через несколько посёлков добираться до города. Исполком должен был обеспечить людей средствами индивидуальной защиты, а также пятью пластикатовыми пакетами на человека. Разрешалось вывозить далеко не всё. Мебель и крупная техника набирали в себя огромное количество пыли и не подлежали вывозу. Да и как вывезешь шкаф на автобусе? Разрешалось брать одежду (правда, не всю, так как тёплая одежда нередко могла тоже наглотаться пыли, как ковёр), семейные реликвии, посуду, документы, постельное бельё (исключая детское). По поводу мелкой бытовой техники данные разнятся. Александр Эсаулов в повести Юрия Щербака отмечает, что фотоаппараты, магнитофоны вывозить запрещалось. А вот Валерий Стародумов в документальном сериале «Чернобыль. 1986.04.26. P.S.» отмечает, что мелкую технику забирать было нельзя, а потому она становилась добычей мародёров и милиционеров, охранявших город.
Обратите внимание, как дрожит голос у мужчины, когда он покидает квартиру (7:36)
Кстати, о мародёрах. Несмотря на то, что Припять быстро огородили и охраняли, они всё равно умудрялись проникать в город, взламывать квартиры и забирать оттуда ценные вещи. Нередко мародёрствовали и сами милиционеры. По словам Стародумова их ловили при помощи КГБ.
Стародумов о милиционерах в Припяти
Припятчане постепенно получали квартиры в Киеве, других городах Украины и всего Советского союза. А для тех, кто остался работать на ЧАЭС, возвели новый город – Славутич. Решение о его строительстве было принято 2 октября 1986 года, в ноябре-декабре город спроектировали и в декабре же начали строительство. В 1987 начались уже первые заселения, хотя в 1988 году только официально это оформили. В строительстве приняли участие архитекторы и строители из восьми советских республик - Литвы, Латвии, Эстонии, Грузии, Азербайджана, Армении, Украины и России. В результате Славутич стал очень колоритным – в нём на площади в 7.5 кв. км уместились 13 кварталов, выполненных в стилистике различных городов СССР. В каждом из кварталов своя атмосфера. Застройка в основном состоит из панельных домов разной этажности.
Строительство СлавутичаРасположился Славутич, как и Припять, на перекрёстке нескольких транспортных путей, соединяющих его с Белоруссией, до которой всего 12 км, Россией, отдалённой на 100 км, Киевом (120 км), Черниговом (40 км). Здесь пересекаются водные (Днепр и Десна), железнодорожный и автомобильные пути. До ЧАЭС отсюда 50 км напрямик через Белоруссию. Это если ехать на прямой электричке Славутич-Семиходы. Можно попасть также на ЧАЭС кружным автодорожным путём.
А что же жители деревень? Здесь история куда сложнее. Молодёжь, как и всегда, стремилась к городам, она уехала и осталась жить в выделенных квартирах. А вот старики… Далеко не все старики захотели уехать. Да, они эвакуировались вместе со всеми, но многие из тех, кто был в силах ходить, старыми партизанскими тропами вскоре вернулись домой. Их прозвали самосёлами. Возвращались, в основном, в отдалённые сёла, не входящие в пяти и десятикилометровую зоны. По той простой причине, что некоторые из этих сёл попросту захоронили. Это был подлинный апокалипсис для местных. Дом, который помнил несколько поколений, безжалостно срезался бездушной машиной и закапывался в траншею.
Похороны самосёлаПочему возвращались? Для местных в районах эвакуации построили новые домики, всего почти 42 тысячи. Но качество этих домиков было никудышным. Они промерзали, текли, в итоге многие из поселенных в такое жильё, со временем либо вернулись, либо нашли другое пристанище. Людей селили в Черноземье, Крым, другие регионы. Земледелие там велось совершенно иначе, не так, как в Полесье. Это вызывало дополнительные трудности ведь старикам было трудно с нуля освоить новый способ ведения хозяйства. Кто-то ещё и с соседями не смог устроить отношения. Нередка была неприязнь, презрение по отношению к чернобыльцам.
Такой разный городок ЧернобыльМного самосёлов вернулось в Чернобыль. Всё-таки, это какая-никакая, а цивилизация. Там и врачи поблизости, и пожарные, да и других людей немало. Но многие самосёлы обосновались в деревнях, достаточно сильно отдалённых от города. Поначалу их пытались выселить, но в итоге государство проиграло борьбу. Дошло до того, что единственная попытка осуществить групповое выселение силами милиции в 1989 году окончилась столкновением с расквартированной неподалёку армейской частью. А если ты кому-то проигрываешь – возглавь! Сначала СССР, а потом Украина стали снабжать их – автолавками, льготами, пенсиями, медобслуживанием. Но несмотря на эти меры, количество самосёлов, более-менее державшееся стабильно до середины нулевых, уверенно пошло на спад. По состоянию на 2009 год в ЧЗО проживало 269 человек, 129 из которых в Чернобыле, а остальные в сёлах Залесье, Ильинцы, Куповатое, Ладыжичи, Опачичи, Новые Шепеличи, Оташев, Парышев, Теремцы и Рудня-Ильинецкая. Ещё в начале 2007 года в зоне насчитывалось 314 самосёлов. В 1986 году вернулось порядка 1200 человек, ещё некоторое количество вернулось позже. Сейчас, по разным данным, их осталось около 180 человек – 80 в Чернобыле, остальные сто – в четырёх сёлах.
Интервью с самосёлом дедом Саввой (Савва Гаврилович Ображей), широко известным в узких кругах интересующихся. Он умер в 2014 году, с тех пор в 10 км зоне никто не живётСамосёлы – люди хоть и закалённые, но приветливые. Далеко не у всех есть родственники, поэтому любой гость – своеобразная радость. Новостями они не слишком интересуются, так как живут в основном тем, что вырастили у себя на огородах, собрали в лесу, наловили в реке. Своя земля – их главное богатство, как материальное, так и душевное.
День четвертый
Оплата услуг морга
Вот мы и вернулись в сию обитель скорби в третий раз, за день до похорон. У нас на руках дата похорон/кремации, свидетельство о смерти и квитки на оплату государственных услуг, а также вещи покойного в пакетике, опись и талончик.
Вещи, если гроб закрытый, просто положат внутрь. Так что я рекомендую не сильно шиковать, а то спиздить могут. Но если гроб открытый, то подберите чего-нибудь приличное, согласно памятке. Талончик и опись лучше заполнить заранее, чтобы внутри не отвлекаться.
Далее я говорю про морг по адресу Екатерининский проспект дом 10, учитывайте это и не проецируйте на другие морги. Я предполагаю что там примерно то же самое, но не могу это утверждать, канешн.
Итак, заходим и спрашиваем у администратора куда топать. Он подсказывает, мы там сдаем талончик и ждем. Там, скорее всего, будет ещë человек двадцать таких же, и вы там будете стоять-сидеть а периодически прибегающий санитар будет вызывать вас пачками по 5-6 человек и уводить в другой коридор, где вы, уже по одному, будете попадать к, собственно, продажнику. Между моментом когда я зашел в морг и моментом когда я к нему попал, прошел час или около того. Опять таки, с моей точки зрения это сознательное размягчение клиентов перед дойкой, и внешний вид это подтверждает. Из-за ковидной обстановки пускают туда по одному, так что в этот момент ваш саппорт останется в коридоре а вам начнут расписывать, какие услуги морга вам необходимы. Как это происходит я рассказывал выше: это тот самый чувак "вам что-нибудь подсказать", только очень высокого уровня. Вы внезапно узнаете что вам просто необходимо купить половину их прайслиста и будет довольно тяжело отказаться. Совета у меня два. Первый я уже дал, но повторюсь: понимать что нужно из независимого источника заранее и иметь этот источник на связи. Второе — ваше горе и ваша боль сейчас являются оружием, которое против вас же и оборачивают. Поэтому помните, что тут вообщет сириус бизнес, таких как вы - полный коридор и продажнику на вас наплевать. И эмоционально закройтесь. Без агрессии, но с пониманием что это не его дело, его дело - заполнять бумажки, а без его сочувствия вы как-нибудь обойдетесь. Не справитесь - вам пиздец, купите своему покойнику кучу абсолютно ненужной ему фигни, часть из которой даже делать не будут, просто внесут в счет.
Прайс-лист
Я человек крепкий, сочувствие продажника меня не проняло, поэтому общались мы с ним «по фактам». Закрытый гроб, мать мертва третью неделю, мне ничего не надо, положите еë в него и отъебитесь, шакалы ебаные. И тогда в бой пошла тяжелая артиллерия. Собственно, он мне выкатил счет в 10030р, приведенный ниже, сказав что это АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМЫЕ ПРОЦЕДУРЫ, без которых мне НЕ ОТДАДУТ ГРОБ, и поэтому я должен заплатить. Ну или я могу начать выебываться, но тогда завтра в крематорий никто не поедет, томушта тело не будет готово. И вуаля. Собственно, вот товарный чек:
Тоесть я понимаю, что меня тупо выдоили на десятку таким вот незатейливым способом, по принципу "с паршивой овцы хоть шерсти клок". Но выбор реально был суровый: начать скандалить и сорвать кремацию или платить. Вот такая вот хуйня. Диалог этот что у меня, что у всех остальных происходил ЗА ДЕНЬ до похорон, когда у вас уже НЕТ ВРЕМЕНИ начать подпрыгивать. Был бы лаг хоть в сутки — ух, я бы там устроил. Однако тут меня переиграли, хуле ещë сказать. Я сознательно шел по пути нулевых расходов, уже тогда запланировав этот гайд как этакий нерукотворный памятник своей матери. Ольгу Васильевну постоянно наебывало и государство, и коммерсы, и чинуши, и вообще все: при виде бумажек с печатями она теряла волю, и постоянно от этого страдала. А для похоронной индустрии такие люди — просто подарок, именно таких там реально потрошат, разводя на кредиты и впаривая столько всякой хуйни, что диву даешься, как вообще на это можно было подписаться. Вот для их более молодых родственников (которые есть в интернете) я и решил пошагово написать, как пошвырять эту индустрию смерти через хуй, сделав все на достойном уровне и за счет государства. И такая оказия. От всех ушел, никому ни рубля не заплатил, а от морговских нет, не вышло. Увы, увы.
Поэтому потомков, которые пойдут по моим стопам, призываю отдельно проработать вопрос и найти способ. Я, еслиб знал что меня так припрут к стенке, то нашел бы выход, наверное, но за день до кремации уже не успевал сделать вообще ничего. Думайте, крч.
Кстати, обратите внимание на прайс и чек: денег с меня содрал никакой не морг, а ООО "Р.И.П" (охуеннное название), тоесть частная лавочка, которая в морге отвечает за дойку населения. Этот самый рип только декларирует доходность в сотни миллионов, при этом, судя по налоговым отчетам, они там прям шалунишки, хехе. В общем, ИНН 7813122777, для любопытствующих, особенно тех, кто с погонами. Если вам охота какого-нибудь юрика заебашить, то вот вам клиент, который однозначно стоит проверки его деятельности.
Ну и всë. После того, как вас пенетрировали в морге и приняли документы, вы можете быть свободны до следующего дня.
День пятый и последний. Крематорий
На кладбище я не был, по понятным причинам. Поэтому дальше, если вы нацелены именно на захоронения, то ищите инфу в другом месте. Я же тут про кремацию замолвлю слово.
Обращаю внимание: Таскание гроба НЕ ВХОДИТ в государственный прайс, поэтому возьмите с собой несколько крепких мужиков. Нужно минимум трое (на гробе обычно есть пятая ручка со стороны ног поэтому с этой стороны может тащить один), но четверо - оптимально. Если не возьмете, то с вас слупят 2-3к в морге за погрузку гроба в машину. Это примерно 10 метров. Кроме того, в самом крематории могут тоже слупить денег, причем там прайс, по слухам, доходит до 12к за четверых грузчиков. Но сам я этого не видел, там прост подогнали тележку и перегрузили гроб туда, после чего увезли в, собственно, сам крематорий. Однако, если планируется отпевание или прощание, то лучше таки когот взять, иначе можете оказаться со своим гробом и перспективой платить или срочно когот вызванивать. Люди там охуевшие, а я был с четверкой крепких товарищей и настроенный решительно. Поэтому всë прошло гладко. Совершенно не факт, что если туда приедет толпа женщин, к ним будет такое же отношение. Во всяком случае, отзывы на яндекс-картах подтверждают, что возможен некий беспредел.
Но мы отвлеклись. В назначенное время прибываете в морг в четвертый и последний раз. Лучше заранее, минут за 20, там ещë оформляться надо. Регистрируетесь, у вас смотрят свидетельство о смерти, кассовый чек морга, квиточки что вам дали в похоронном и паспорт. Всë это регистрируют, говорят номер катафалка и показывают в каком зале лежит гроб. Идете к водиле, показываете бумажки, он подгоняет машину ко входу в зал, хватаете гроб, загружаете, загружаетесь сами и поехали.
Кстати, ещë одна ремарка. Пока забирал гроб, краем глаза глянул других покойников (они в зале выставлены как на витринах прям). Зрелище криповое. Они какбы похожи на людей, но вообщет, после такой обработки, похожи очень отдаленно. Это не свежие трупы, которые иногда реально "будто уснул". Тут им мастерят лица, одевают, красят, штукатурят, но это не люди, абсолютно нет. И хотите ли вы, чтобы все присутствующие вот таким вот запоминали покойника — это то, над чем стоит задуматься. Я в этот момент реально порадовался, что гроб закрытый. Сейчас время аудио и видео, а не дремучий девятнадцатый век, где приходилось реально всем селом ходить смотреть на мертвеца чтоб хоть что-то запомнить. С моей точки зрения людей лучше запоминать живыми.
Итак, по колдоебинам и пробкам вы таки добираетесь до точки назначения. В Питере всего один крематорий, так что выбор невелик: едете вы на северо-восток, в дремучие ебеня по адресу Шафировский проспект, дом 12. Там, собственно, всë и закончится. Приезжаете, выгружаете гроб на тележку, идете внутрь, у секретаря сдаете талончик на кремацию и получаете другой талончик на получение урны. Выдают еë обычно через три дня. Но работают они без выходных, поэтому забрать можно в ближайшее удобное время.
И на этом всë. Ваш квест завершен. Дальше вы получите урну и будете думать куда еë пристроить. Но это уже другая история. Я же свой рассказ окончил.
Напутствие
Сейчас конец двенадцатого дня с момента "дня ноль", и я уже почти оклемался. Хожу на работу, книжки читаю, пью чай с печеньками и смеюсь над шутками. Жизнь продолжается, как бы банально это не звучало. Психика эластична. Когда вам прилетает такой удар кувалдой по голове, то кажется что мир схлопнулся в кеш и всему пиздец. Но нет, не пиздец. И скоро вы снова почувствуете вкус к жизни. Кто-то за дни, кто-то за недели, ктот за месяцы, но это произойдет. И очень грустно, канешн, что именно в период высшей слабости, когда ты настолько дезориентирован, что ноги подгибаются, ты должен ещë и вступать в бой с ритуальным шакальем и заниматься всей этой бюрократической хуетой, оформляя смерть юридически. Но есть ли у нас выбор? У нас его нет. А если бой неизбежен, но надо принимать его достойно. А погоревать можно потом.
Схороните этот текст в удобное для себя место, авторство и первоисточник указывать не обязательно. Если вдруг кто-то из ваших близких столкнется с этой бедой и будет вынужден принимать на себя ответственность за похороны, то вот это вот — реальная помощь в сложной и страшной ситуации, инструкция, как тут выжить и победить. И она мне стоила очень дорого — вместо того, чтобы горевать о смерти близкого человека, я шел дорогой скорби по лабиринту этого бюрократического ада и методом тыка находил правильный путь. Никому не пожелаю, на самом деле. Но я для вас всë записал, теперь вы не заблудитесь. Удачной дороги.
_______________________
Автор: Александр Картавых
Санкт-Петербург, ноябрь 2020 года.