Первая мировая война

АС НОМЕР НОЛЬ

Людишкам всегда хотелось убивать друг дружку максимально эффективно. Но получалось не всегда.

Например, долгое время существовала проблема ведения самолётом-истребителем огня вперёд. Проблему предполагалось решить установкой синхронизатора. Такая приблуда должна была приостанавливать стрельбу из пулемёта на тот краткий миг, когда перед его дулом проносится лопасть винта. В противном случае её легко можно было отстрелить и на этой печальной ноте закончить карьеру. Кстати, такие случае бывали и в Первую Мировую, и во Вторую, и даже позже. Но речь не о том.

Французский инженер Солнье, разработавший свой синхронизатор ещё в 1913 году, не спешил с его внедрением. Работала его поделка ненадёжно, и риск остаться без винта прямо по среди боя оставался достаточно большим.

Такую неиллюзорную опасность удалось устранить путём установки на лопасти небольших металлических дефлекторов-отсекателей. Правда, это сказалось на тяге винта, зато позволило безбоязненно атаковать противника.

Это новшество предложил уроженец о. Реюньон Ролан Гаррос. Он был весьма интересной личностью. Спортсмен (занимался регби и теннисом), пианист, участник и призёр ряда крупных авиационных состязаний, он стал первым, кто совершил беспосадочный перелёт через Средиземное море.

Собственно, Ролан Гаррос. Кстати, его фамилия читается именно как "Гаррос", а не "Гарро", как принято во французском языке. Дело в том, что род Гаррос первоначально обитал на юге Франции, где общались на окситанском диалекте.

Аэроплан "Моран". Ясно видно "отсекатели" на винте.

В общем, он знал толк в авиации. Настолько, что, прослышав об объявлении войны, ночью в одиночку подготовил свой аэроплан к вылету и рванул через границу. Да, начало войны застало его в Германии, где он выступал с показательными номерами.

В общем, в феврале 1915 года он предложил конструктору Солнье идею дефлекторов, а уже 1 апреля того же года на усовершенствованном таким образом Morane-Saulnier вступил в бой против четвёрки немецких двухместных «Альбатросов».

«Это было ужасно. Через 25 секунд, показавшимися очень долгими, аэроплан врезался в землю в огромном облаке дыма. Наблюдатель был убит выстрелом в голову. Пилот был слишком изуродован, чтобы его можно было опознать. Остатки самолета со следами пуль были разбросаны вокруг», — так описал лётчик свою первую победу. Остальные три «Альбатроса» благоразумно скрылись, пока Гаррос «ужасался».

Дальше пошло как по маслу. За две последующие недели он сбил ещё пару самолётов противника. Другие два «принудил к миру», заставив совершить вынужденную посадку на французской территории. Кроме того, один немец в бою против нашего героя благополучно воткнул свой «Альбатрос» в поверхность планеты на глазах благодарной французской публики. Неплохой счёт!

Пилот британского Королевского лётного корпуса за такие заслуги уже был бы признан лучшем из лучших — как-никак, шесть побед! И во всех справочниках Гаррос числился бы как первый лётчик-ас. Но во Франции «в зачёт» писали только сбитых...

Впрочем, и без того Гаррос прославился на весь фронт. Даже немцы отреагировали на такую известность. Их лётчики старались сократить время нахождения над вражеской территорией до минимума — мало ли, а вдруг Гаррос?

Впрочем, бояться пришлось не слишком долго — уже вечером 18 апреля «Моран» прославленного француза был повреждён огнём с земли. Ролан попытался сжечь машину… Не срослось.

Так немцы получили сразу два важных «трофея» — известного пленника и замечательный аэроплан. Доведя до ума конструкцию синхронизатора, компании «Фоккер» и «Пфальц» начали выпуск копий французской машины, постепенно совершенствуя их. Первым же «настоящим» асом-истребителем стал другой знаменитый француз — Адольф Пегу, который в июне того же 1915 года сбил свой пятый германский самолёт.

Казалось бы, на этом можно и заканчивать нашу историю? Однако Ролан Гаррос так не считал.

Через три года ему удалось бежать из немецкого лагеря и пробраться к своим. Он быстро восстановил лётные навыки (помнят ручки-то!), освоил новую технику и...

«Нет, молодой человек!» - было заявлено ему в штабе Aéronautique Militaire. — «У вас уже и здоровье не то, противник куда лучше вооружён, да и тактика боя не та, что раньше. Потрудитесь во благо Франции испытателем! А в идеале - и вовсе на штабной должности. В конце концов, вы у нас герой, кавалер ордена Почётного Легиона. Зачем нам разбрасываться такими кадрами?». Только в августе 1918 года лейтенант Гаррос смог попасть в эскадрилью SPA-26.

С конца сентября эскадрилья вела напряжённые бои. 2 октября Гаррос одержал свою четвёртую и, как оказалось, последнюю победу. Через три дня его SPAD XIII не вернулся на аэродром. А ещё недели через три французские солдаты, перешедшие в наступление, обнаружили могилу, обозначенную как «Garros».

Автор: Павел Заикин

Новозеландцы позируют с первой в мире противотанковой винтовкой, немецкой «Tankgewehr M1918», Гревильер, 25 августа 1918 года.

Танк "Вездеход" Пороховщикова 

Подводные приключения адмирала Шпее

 Первая мировая война, хоть и была по сути неизбежной, застала германскую восточноазиатскую эскадру вицеадмирала Максимильяна фон Шпее врасплох. В конце лета 1914 года Шпее вместе с флотом стояли в немецком Циндао после нескольких морских прогулок по восточной Азии. Формально флот состоял из пяти кораблей: броненосных крейсеров Гнейзенау и Шарнхорст и лёгких крейсеров Эмден, Нюрнберг и Лейпциг, однако последние два на то время находились у берегов Мексики.

 Узнав по радио от своих соотечественников о предстоящем замесе, граф Шпее делает единственное правильное решение, которое только может быть в его ситуации – бросать колонии и плыть до Германии. Даже несмотря на то, что Германская империя успела в своё время заполучить себе во владение множество островков в Тихом океане, а также кусок Новой Гвинеи и порт в Китае, защищать что-либо из этого немцы не собирались. Речь даже не идёт о чисто символических силах, гарнизонов попросту не было.

                                               Сложившиеся маршруты кораблей, чёрным выделены манёвры эскадры

 Итак, граф собирает столько кораблей, сколько может, заодно переделав пассажирский лайнер доверху забитый пивом, в СС Принц Эйтель Фридрих. План действий прост – плыть к Магелланову проливу, а дальше через Атлантику вернуться на родину. По пути от эскадры отсоединяется Эмден, который уплывёт в Индийский океан наводить там шороху. Чтобы поддержать какую-никакую связь с командованием в Берлине, Шпее отправляет Нюрнберг в американский Гонолулу. Узнав о том, что немецкий Самоа уже заняли новозеландцы, вицеадмирал решает нагрянуть туда, однако вражеских кораблей он там не застал, ну а казённое имущество он портить не собирался.

 Дальше по пути немцы нагрянули в Папеэте, столицу французской Полинезии, где они потопили одно вражеское судно и малёхо обстреляли местных. Несмотря на то, что это всё таки вин (пусть немцам и не удалось добыть себе угля), теперь британское адмиралтейство знало их местоположение и вероятный маршрут. Уже к 12 октября у острова Пасхи Шпее наконец то соединяется с Лейпцигом и Дрезденом, последний пригнали аж из Карибского моря. Дела у эскадры пока что шли неплохо, провизии было в достатке и морячки не голодали, однако плыли они уже с мишенью на спине.

 Встретились немцы с британцами впервые у города Коронель, что находится в центре Чили. Получились забавно, потому что ни британский адмирал Крэдок, ни Шпее к бою так-то не готовились, и встретились только благодаря случайности. Так или иначе, немцы без особых потерь топят два английских крейсера вместе с тамошним адмиралом и продолжают свой курс на юг. Несмотря на почти полное отсутствие потерь, германцы всё равно оставались в полной жопе, потеряв более половины своего запаса амуниции. Британцы же, увидев потери в целых два корабля (плюс это было первое морское поражение Великобритании за последние 100 лет), решили, что эту немецкую эскадру нужно в срочном порядке топить, притом любыми силами, из-за чего отправляют на поимку Шпее ещё семь штук кораблей. Сам же граф чувствует себя довольно пессимистично, несмотря на победу, а когда добрые чилийцы хотели подарить ему цветочки, он и вовсе сказал, что те лучше пойдут ему на могилу.

Картина английского художника «Гибель „Шарнхорста“ и „Гнейзенау“»

Ещё одна картина, в этот раз тонущий Шарнхорст

 В Германии побеждённые соотечественники сразу же стали национальными героями, символами доблести и чести морфлота, не сдававшимися до конца даже несмотря на все напасти. Во времена уже Второй мировой войны в честь графа Шпее назовут самый совершенный тяжёлый крейсер типа “Дойчланд”, который, правда, потопят в первый же год войны, и что характерно тоже у берегов Южной Америки.

                                                                      Дрезден с поднятым белым флагом

                               А это уже «Адмирал граф Шпее» кригсмарине неподалёку от Уругвая готовится быть затопленным

В политике есть явление, известное как синдром «Наши мальчики погибли не зря». В 1915 году Италия вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты. Она провозгласила своей целью «освобождение» Тренто и Триеста – двух «итальянских» территорий, «несправедливо» удерживаемых Австро-Венгерской империей. Итальянские политики сотрясали воздух пламенными речами, клянясь восстановить историческую справедливость и обещая возродить славу Древнего Рима. Сотни тысяч итальянских добровольцев устремились на фронт с криками: «За Тренто и Триест!» Они полагали, что это будет прогулка. 

Не тут-то было. Австро-венгерская армия выстроила мощную линию обороны вдоль реки Изонцо. Итальянцы бросались на нее одиннадцать раз, отвоевывая в кровопролитных схватках один-два километра, но не добиваясь прорыва. В первом бою они потеряли около 15 тысяч человек. Во втором – 40 тысяч. В третьем – 60 тысяч. Так продолжалось два кошмарных года – до одиннадцатого сражения. После него австрийцы наконец контратаковали и в двенадцатой схватке, известной как битва при Капоретто, наголову разбили итальянцев и отбросили их почти к воротам Венеции. Славное приключение обернулось кровавой бойней. К концу войны погибло почти 700 тысяч итальянских солдат и более миллиона было ранено. 

После фиаско первой битвы при Изонцо у итальянских политиков было два варианта действий. Они могли признать свою ошибку и предложить заключение мира. Австро-Венгрия не имела к Италии территориальных претензий и с готовностью пошла бы на мировую, поскольку сражалась с гораздо более сильной Россией. Тогда им пришлось бы обратиться к родителям, женам и детям 15 тысяч итальянских солдат со словами: «Извините, произошла ошибка. Не принимайте близко к сердцу, но ваш Джованни сгинул напрасно, и ваш Марко тоже». Неудивительно, что им легче было произнести другие слова: «Джованни и Марко – герои! Они отдали жизнь за возвращение Триеста в Италию, и мы позаботимся, чтобы их смерть не прошла даром. Мы будем биться до победного конца!» Они так и поступили: послали солдат во вторую атаку и положили еще тысячи. А затем снова выбрали продолжение войны – ведь «наши мальчики погибли не зря». 

Хотя, конечно, нельзя винить одних политиков. Массы тоже были за войну. И когда по ее окончании Италия не получила территорий, на которые претендовала, итальянская демократия поставила во главе страны Бенито Муссолини и его фашистов, пообещавших компенсировать принесенные итальянцами жертвы. Если политикам трудно говорить родителям, что их сын погиб зря, то отцу и матери еще больнее говорить это самим себе. А покалеченным? Солдат, потерявший обе ноги, скорее скажет: «Я пожертвовал собой ради славы вечной итальянской нации!», чем: «Я лишился ног, потому что имел глупость поверить думающим только о себе политиканам». С иллюзиями жить проще – они преисполняют страдания смыслом. 

Юваль Ной Харари «Homo Deus. Краткая история будущего»