Дже́ффри Ла́йонел Да́мер — американский серийный убийца, жертвами которого стали 17 юношей и мужчин в период между 1978 и 1991 годами. Преступления Дамера отличала крайняя жестокость, трупы жертв он насиловал и употреблял в пищу.
Что люди думают прочитав это? "Убить его!" "Какой ужас!" "Как вообще Земля могла породить такого человека". И наверно меньше 10% людей думают: "Что же случилось с ним, почему он стал таким?".
А вот что: Джеффри Дамер родился 21 мая 1960 года в Милуоки, штат Висконсин в семье Лайонела и Джойс Дамер. В шестилетнем возрасте Джеффри перенёс операцию по вправлению двусторонней паховой грыжи. В восемь лет Джеффри пережил сексуальное насилие со стороны соседа. В детстве Джеффри несколько раз переезжал вместе с семьёй, у него не было постоянных друзей. Между родителями часто происходили ссоры, Джойс один раз была вынуждена лечь в психиатрическую клинику. Когда Дамер учился в старших классах, его родители развелись. Начиная с тринадцати лет Дамер начал осознавать свою гомосексуальность, вскоре он получил первый опыт гомосексуальных ласк с приятелем. В школе Дамер был нелюдимым, часто пил и считался местным шутом, хотя он играл в теннис, писал для школьной газеты и был кларнетистом в оркестре.
Не природа ошиблась создавая его, не ДНК вызвало психические отклонения... Таким какой он стал его сделали люди.
Альберт Гамильтон Фиш (19 мая 1870 — 16 января 1936) — американский серийный убийца и каннибал. Точное количество его жертв неизвестно.
Цитата из выступления Жака Фреско по теме "В будущее без иллюзий":
"Альберт Фиш был благовидным джентльменом. Он съел 45 детей. Невероятно, как вообще кто-то способен на такое? Я попробую рассказать вам кое-что о прошлом Альберта Фиша. Когда ему было лет 10, он трогал свои интимные места. Его мать была набожной баптисткой. Она закричала: «Ты отправишься прямо в ад! Ты будешь гореть вечно!» И ребенок, Альберт Фиш, проткнул свои гениталии иголками, потому что не хотел вечно гореть в аду. И он отводил других детей в тихое место и отрезал им половые органы, потому что хотел спасти их. Если человек вырос в искаженной среде,в какой все мы живем сегодня... Каждый судья, который бьёт молотком и выносит приговор: «30 лет!», — невежда, потому что не имеет ни малейшего представления о том, какие факторы формируют поведение человека."
И действительно мало кого то волнуют причины. Просто на электрический стул таких и всё. А мир и дальше будет порождать новых Альбертов Фишей и Джеффри Дамеров...
Что люди думают прочитав это? "Убить его!" "Какой ужас!" "Как вообще Земля могла породить такого человека". И наверно меньше 10% людей думают: "Что же случилось с ним, почему он стал таким?".
А вот что: Джеффри Дамер родился 21 мая 1960 года в Милуоки, штат Висконсин в семье Лайонела и Джойс Дамер. В шестилетнем возрасте Джеффри перенёс операцию по вправлению двусторонней паховой грыжи. В восемь лет Джеффри пережил сексуальное насилие со стороны соседа. В детстве Джеффри несколько раз переезжал вместе с семьёй, у него не было постоянных друзей. Между родителями часто происходили ссоры, Джойс один раз была вынуждена лечь в психиатрическую клинику. Когда Дамер учился в старших классах, его родители развелись. Начиная с тринадцати лет Дамер начал осознавать свою гомосексуальность, вскоре он получил первый опыт гомосексуальных ласк с приятелем. В школе Дамер был нелюдимым, часто пил и считался местным шутом, хотя он играл в теннис, писал для школьной газеты и был кларнетистом в оркестре.
Не природа ошиблась создавая его, не ДНК вызвало психические отклонения... Таким какой он стал его сделали люди.
Альберт Гамильтон Фиш (19 мая 1870 — 16 января 1936) — американский серийный убийца и каннибал. Точное количество его жертв неизвестно.
Цитата из выступления Жака Фреско по теме "В будущее без иллюзий":
"Альберт Фиш был благовидным джентльменом. Он съел 45 детей. Невероятно, как вообще кто-то способен на такое? Я попробую рассказать вам кое-что о прошлом Альберта Фиша. Когда ему было лет 10, он трогал свои интимные места. Его мать была набожной баптисткой. Она закричала: «Ты отправишься прямо в ад! Ты будешь гореть вечно!» И ребенок, Альберт Фиш, проткнул свои гениталии иголками, потому что не хотел вечно гореть в аду. И он отводил других детей в тихое место и отрезал им половые органы, потому что хотел спасти их. Если человек вырос в искаженной среде,в какой все мы живем сегодня... Каждый судья, который бьёт молотком и выносит приговор: «30 лет!», — невежда, потому что не имеет ни малейшего представления о том, какие факторы формируют поведение человека."
И действительно мало кого то волнуют причины. Просто на электрический стул таких и всё. А мир и дальше будет порождать новых Альбертов Фишей и Джеффри Дамеров...
Подробнее
религия,антирелигия,демотиваторы про религию, юмор, шутки и приколы про религию,Альберт Фиш,Джеффри Дамер,психология,причина,Истории,песочница
Еще на тему
Это всё равно что предложить уничтожить, не знаю, вольфрам.
В самом названии слово "Вирус" отчётливо говорит что можно от него избавиться. Если можно вылечить всех людей, можно вылечить и всех животных.
Конечно же проще тысячелетиями убивать животных, чем один раз избавиться от вируса. Да?
Вот и сейчас, вспоминая профессора, я пытался понять, почему этот человек пришел сюда? Что ему делать в этой деревне?
А собственно, чего я гадаю? Я сейчас смотрю на все с точки зрения этого старика-ополченца, но кто мне мешает взглянуть на события с точки зрения наемника? Все мое естество воспротивилось этому. Глядеть на мир глазами этого убийцы и хищника? Меня чуть не вырвало, едва я представил такое, но азарт уже захватил меня. Я отключился от старика, быстро нашел в кристалле нужный мне эмофон и погрузился в него. Лучше всего, пожалуй, начать с ранних воспоминаний…
И вот я уже босоногий мальчишка восьми лет. Грязная улица. Но особенно запомнилась мне-наемнику, почему-то не грязь, а запахи. Непередаваемый аромат помойки, армады мух, кружащихся повсюду. От них, казалось, не было спасения. Господи, да как же это за место такое? Зачем этого пацана сюда занесло? И тут же пришло понимание. Не занесло. Это дом. Его дом. А вот, собственно и само жилище? Боже, да в такой лачуге я бы даже мусор не стал бы складывать, а здесь жило семь человек. Семь? Да, кроме этого мальчишки есть еще четверо детей. Двое младше него, еще двое лишь немногим старше. А вот и сам… дом. Это строение я назвал домом только с огромным трудом. У меня даже в голове не укладывалось, как можно жить в такой тесноте, в таких непереносимых условиях. Лично я смог бы здесь жить, только основательно поработав над собственным организмом. Но ведь в это время люди не умели управлять им. Как же тут жили?
Тут стало понятно как. Мальчишка просто юркнул вдоль стены и улегся на циновку.
– Ты где шлялся? – Из одного угла приподнялся мужчина с мутным взглядом. – Сколько принес?
Я почувствовал испуг мальчишки, переходящий в ужас. Весь трясясь, он протянул руку с лежащими на ладонях монетами. Мужчина приподнялся, сгреб деньги. Пересчитал. И тут словно молния меня пронзила вспышка его ярости.
– И это все?!! Это все, что ты заработал?!!! Я тут карачусь, кормлю вас, а ты!… – Человек даже задохнулся от ярости. И вдруг ударил мальчика. Ударил наотмашь, совершенно не сдерживая своей силы. Неизвестно кто громче закричал: я или мальчишка, которого ударили. Хотя при слиянии моя щека от удара горела ничуть не меньше, чем если бы ударили напрямую. Никогда и никто в жизни ни разу не ударил меня. Чтобы отец поднял на меня руку? Да такое даже в кошмарном сне мне предвидеться не могло. У меня не укладывалось в голове, что кого-то можно бить с такой яростью. И от этого становилось гораздо страшнее. Я мог бы сейчас стереть это воспоминание из кристалла, защититься от ударов, заблокировать боль… я многое что мог сделать. Многое, но только дергался от ударов, глотая слезы. Мальчика вышвырнули из дома.
– И не возвращайся, пока не заработаешь!
Страх и безнадежность. Тоска. И никакого просвета в этой жизни. Мне же приходилось гораздо хуже. Пусть этому мальчику всего лет восемь, но он уже привык к такому. Уже знал, что может ждать его дома. Для меня же все случившееся было совершенно неожиданно. Привык? Это слово вызвало еще больший ужас. Как можно привыкнуть к такому? Почему никто не вмешается? Почему?!
А некому, пришел ответ.
Похоже, в результате этой встряски я настолько слился с эмообразом этого ребенка, что почти превратился в него.
Борьба страхов. Страх наказания и страх избиения. Страх перед отцом победил. Страх? Перед отцом? Только на мгновение я представил, как боюсь возвращаться домой, прижимаясь в лесу за деревом. И остаться нельзя и идти не хочется. Меня затошнило. Как во сне я двигался по жизни за этим ребенком. За ребенком, который научился владеть ножом раньше, чем читать и писать. Чья жизнь с раннего детства стала борьбой за существование. Чье детство прошло не в играх, а в драках, где доказывалось право на существование, и призом была жизнь. Уже подросший мальчишка дрался с отцом, защищая от побоев мать и младших братьев и сестер. Старший погиб в уличной драке, еще один попал в тюрьму. Старшая сестра умерла от воспаления легких, потому что не было денег на лекарства. Тогда этот уже подросший мальчик совершил свое первое убийство, пырнув ножом богато одетого человека. На добытые таким образом деньги он купил лекарства, но было уже поздно…
Будучи почти взрослым, избил отца до полусмерти и ушел из дома, примкнув к одной из уличных банд. В жизнь вышел настоящий хищник, не боящийся ни черта, ни дьявола. Стычки с другими бандами, грабежи, убийства… Казалось бы, от этого зрелища меня должно выворачивать всего. Но я видел его жизнь. И все это время я задавал себе один вопрос: живи я жизнью этого ребенка, сумел бы я стать лучше? Какое же я тогда имею право осуждать его? Имею ли? Этот вопрос был настолько мучителен, что все творимые им мерзости как-то не задевали моего сознания, скользя где-то по краю.
Разгром банды и первый арест. Избиение в участке. За моим… врагом… было много грехов, но судили его за то, в чем он был невиновен. А потом началась война и уже взрослый парень совершает побег, убив охранников. Примыкает к одному отряду революционеров, но быстро понимает, что на идеях деньги делают только вожди. Сбежав из отряда, примыкает к наемникам, которые воюют за тех, кто больше платят. Такие отряды процветают на войнах. Их благополучие зависит от них. И многие из таких отрядов делали все, чтобы война не затухала. В некоторых таких рейдах участвовал и мой противник.
Развлечение. Для таких людей рейды и правда развлечение. Что могут противопоставить им ополченцы, не знающие с какой стороны за оружие браться? Очередной рейд и вот теперь мы стоим напротив друг друга. Я снова с образе старика. Передо мной… кто? Я глядел на этого молодого парня. По лицу катились непрошенные слезы. Я не замечал их. Кто он, стоявший напротив меня? Мы могли бы подружиться, если бы встретились раньше. Мы могли бы стать друзьями, сложись все иначе. Но я вырос в другом месте и в другое время. Окажись я в его деревне, то сумел бы вырвать его из той жестокой среды. Научить добру и справедливости. Да не надо было его учить. Он защищал своих братьев, когда на них нападали. Он по-своему, как умел, пытался помочь умирающей сестре. Но не дано нам встретиться. Все сложилось так и не иначе.
– Мой брат, – прошептал я. Да! Мой брат! Мой друг! Мы вместе многое пережили. Ненавидеть его я уже не мог, слишком ярко стояла передо мной его жизнь, которую прожил вместе с ним. Я страдал и ненавидел вместе. Любил и убивал вместе. Почему мы не встретились раньше? Почему? Нет ответа. А теперь мы враги. Я могу прогнать тебя. Я могу показать свою силу. Ты уйдешь. Ты хищник и понимаешь, когда надо отступать. Но потом ты вернешься. Не сюда, так в другую деревню. А как вы умеете развлекаться, я уже видел. Прости, что вынужден это сделать, но я тебя знаю. Тебя уже не изменить. Ты такой, какой есть. Возможно, сложись все по-другому, это ты сейчас стоял бы на моем месте, а я на твоем. И ты принимал бы это решение. Наверное, так было бы проще для нас обоих. Но изменить мы ничего не можем. Не можем…
Парень напротив недоуменно прислушался. Потом начал медленно поднимать автомат. Нет, поднимал он его быстро, но сейчас я настолько замедлил воспроизведение записи кристалла, что его движение происходило словно в патоке.
– Прости! – прошептал я и нанес удар. Один мысленный удар в мозг. Не по записи кристалла, не по эмофону, а именно в мозг человека. Он умер сразу, не успев ничего понять.
Я осторожно подошел к телу и опустился на колени. Слез я уже не скрывал. Но плакал я не потому, что впервые в жизни убил человека. Я оплакивал смерть того, кто стал мне другом и братом.