Горбовский обернулся. Над горизонтом ослепительно сияла блестящая ровная полоса.
Его разбудило прикосновение чего-то холодного. Он приоткрыл один глаз и увидел Камилла, его вечный нелепый шлем, его вечно постное и угрюмое лицо и круглые немигающие глаза.
– Я знал, что вы здесь, Леонид,– сообщил Камилл.– Я искал вас.
– Здравствуйте, Камилл,– пробормотал Горбовский.– Наверное, это очень скучно – все знать…
Камилл подтащил шезлонг и сел рядом в позе человека с переломленным позвоночником.
– Есть вещи поскучнее,– сказал он.– Мне все надоело. Это была огромная ошибка.
– Как дела на том свете? – спросил Горбовский.
– Там темно,– сказал Камилл. Он помолчал.– Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз было очень больно.
– Трижды,– повторил Горбовский.– Рекорд.
Его разбудило прикосновение чего-то холодного. Он приоткрыл один глаз и увидел Камилла, его вечный нелепый шлем, его вечно постное и угрюмое лицо и круглые немигающие глаза.
– Я знал, что вы здесь, Леонид,– сообщил Камилл.– Я искал вас.
– Здравствуйте, Камилл,– пробормотал Горбовский.– Наверное, это очень скучно – все знать…
Камилл подтащил шезлонг и сел рядом в позе человека с переломленным позвоночником.
– Есть вещи поскучнее,– сказал он.– Мне все надоело. Это была огромная ошибка.
– Как дела на том свете? – спросил Горбовский.
– Там темно,– сказал Камилл. Он помолчал.– Сегодня я умирал и воскресал трижды. Каждый раз было очень больно.
– Трижды,– повторил Горбовский.– Рекорд.